Долины и взгорья - Василий Павлович Щепетнёв

Пустое место. Спортивные и творческие достижения — сущий пустяк по сравнению даже с небольшой, но номенклатурной должностью. Судьбами Белоусовой и Протопопова распоряжались коллежские регистраторы, максимум титулярные советники, а ведь это многократные чемпионы.

У тысяч и тысяч ветеранов орденов и медалей на всю грудь, но перед инструктором райкома они робкие просители, и только.

А я — просто Чижик. Птичка-невеличка. Не гусь, не индюк, не фазан. Чижиков на суп дюжину нужно. Две дюжины. А вот лечу вместе с большими людьми, и сам Леонид Ильич допустил меня к столику. Должно быть, протеже Стельбова. Стельбов — большой человек, и, видно, продвигает Чижика. Говорят, у дочери Стельбова ребенок от Чижика, слышали? Внебрачный, совсем стыд потеряла молодежь. Но сегодня внебрачный, а завтра очень брачный. А знаете, как Чижика включили в делегацию? Селеверстов заболел, да, тот, что по линии комсомола. А без Селеверстова нас сколько? Без Селеверстова нас тринадцать, вот и включили этого… Для ровного счёта. Ему визу не нужно оформлять, вот и включили.

И еще он миллионер! Настоящий миллионер! Или около того. Там им такие деньжищи нынче отваливают, шахматистам! Карпов, Корчной, Спасский — все миллионеры, вот и не возвращаются, мерзавцы. Этот возвращается, ну, с таким-то тестем… А миллионы держит там. Такого зятя всякому приятно иметь…

Так ли рассуждают обо мне остальные? Думаю, так. Но краешком сознания. Сейчас им не до меня. Хотят себя проявить, выполнить и перевыполнить. Участие в делегации — шанс продвинуться. Хороший шанс. Как минимум, нужно доказать свою необходимость и пригодность, чтобы и в следующую делегацию включить не забыли. Не до чижиков сопливых.

Нет, насморка у меня нет. Просто я самый молодой. В делегации всем за сорок, большинству за пятьдесят, четверым — за шестьдесят. Леониду Ильичу семьдесят. Я здесь как Джим Хокинс на «Испаньоле», готовый залезть в бочку за последним моченым яблоком и еще не ведающий, что добрый кок Сильвер не такой уж и добрый.

Я сел в кресло и взял «Литературку». Полистал. Вот, материал о месте мистики в современной прозе. Известный литературный критик разбирает «Тайну плантатора Иглесиса», опубликованную в «Поиске». Талантливое произведение молодого негра-американца, выбравшего Советский Союз новой родиной. Изобличающее уродливые стороны жизни американского Юга: безжалостную эксплуатацию, расизм, милитаризм, мракобесие церковников и ограниченность буржуазных учёных. Написанное под явным влиянием великой русской литературы, прежде всего Пушкина, Гоголя и Алексея Константиновича Толстого, в текст органично вплетены элементы негритянского фольклора — злые духи, восставшие мертвецы и прочие порождения народной фантазии негритянского населения.

После статьи так и хотелось поскорее прочитать эту повесть. Да я и читал. Её авторы Лиса и Пантера. Сначала придумали Джошуа Мозеса, талантливого негра, приехавшего в Советский Союз строить социализм, потом сочинили, а сейчас работают над романом.

Критику я подарил дюжину свежих покетбуков и американских журналов, с просьбой написать для «Поиска» статью о современном положении англо-американской фантастики. Если сочтет возможным. А он в виде ответной любезности на страницах «Литературки» уделил внимание творчеству Мозеса. Думаю, он разгадал нашу игру, и захотел в ней поучаствовать.

Опять подошла стюардесса, спросила, не хочу ли я перекусить.

Мы летим уже полтора часа, и впереди еще три, даже больше. Отчего б и не перекусить? Утром я всего-то и выпил четверть литра кефира. Полезно, но мало.

Я вспомнил свой перелет в Америку.

— Знаете… Дайте мне икорки, но не красной, а чёрной. Немного, баночку граммов на пятьдесят. Теплую французскую булочку, маслица вологодского, и… и пока всё. Минут через десять, да.

Я не спрашивал, есть ли у них чёрная икра, я не спрашивал, можно ли мне её заказать, я просто взял и заказал, как давеча это сделала Галина в «Арагви». С полной уверенностью, что получу желаемое, иначе и быть не может.

Стюардесса и глазом не моргнула. При обслуживании подобных рейсов золотое правило «лучше перекланяться, чем недокланяться». Хотя она, может, и сама имеет виды на эту икру. Баночки пересчитывают, но если выкладывать икру порционно, то остатки можно собрать себе. И собирают. И потому мой заказ — сплошной убыток. Но если я, тот, которого сам Брежнев поит чаем, пожалуюсь на стюардессу, вдруг её переведут на рейс «Москва — Омск»? Вот и улыбается.

Распорядившись, я прошёл в туалетную кабинку. Их тут несколько, пять или шесть. Две — для высших чинов, две для средних и одна на всех остальных. Я занял ближайшую. Ту, что для средних. Просто потому, что ближе.

Ничего сверхъестественного. Туалетная бумага, финская. Бумажные полотенца, опять же финские. И густой хвойный запах дезодоранта неизвестной мне марки. Я приоткрыл пластиковый ящичек с дырками. Так и есть — губка, пропитанная пахучей жидкостью. Русский секрет.

Ладно, сюда не нюхать ходят.

Я вернулся, а вскоре мне принесли желаемое.

Чёрная икра не каприз. В полёте — наиболее оптимальное питание. Белки, жиры, минералы, витамины. Холестерин. Сегодня холестерином пугают, но без него не прожить. Гормоны — они из него, из холестерина. Нет, меру, конечно, знать нужно, есть икру килограммами не стоит, но вот пятьдесят граммов — в самый раз. С хлебушком и маслом. Сто восемьдесят килокалорий бутерброд.

Я поел, откинулся на спинку кресла и задремал.

Так и продремал до самого Триполи.

Проснулся, когда стало закладывать уши. Выпил нарзану, помогает.

Сели.

Самолет стал выруливать. Гляжу в иллюминатор. Все честь по чести — почётный караул, толпа встречающих, флаги, транспаранты, красная дорожка по бетону нового аэродрома. Нового — потому что его только летом ввели в строй. Взлетная полоса соответствует лучшим мировым стандартам. Я уже тут был, в сентябре.

Из правительственного самолета выходят строго по протоколу. Меня в протоколе нет, и потому я выйду после всех, вместе со стюардессами. Так мне сказал Автандил Вахтангович, протокольный начальник. По-старому церемониймейстер.

Я не против. Со стюардессами так со стюардессами. Девушки красивые, стройные, симпатичные. С ними прогуляться — одно удовольствие. Вопрос только, куда мы пойдём гулять.

В иллюминатор я наблюдал встречу. Муаммар у трапа, неподалеку Майков и прочие посольские люди, еще дальше корреспонденты с фотоаппаратами, кинокамеры на треногах, и прочие, и прочие, и прочие.

Я пил нарзан, а потом прошёлся по самолету, собирая оставленные газеты. «Литературку», «Советский Спорт», «Неделю», «Комсомолку» брал в первую очередь. Изрядная кипа получилась.

Делегация расселась по машинам. Белые, большие, открытые. Из тридцатых годов. Смотрятся волшебно.

Машины уехали, встречающие стали расходиться.

— Забыли? — чуть насмешливо спросила стюардесса, та, что приносила мне икру. — Человека забыли? Ничего, сейчас подъедет автобус, подкинем до гостинички.

— Вы в гостинице живете?

— Где ж еще.