Извилистый путь - Виталий Вильчинский

Я уже стоял весь в крови и рубил трофейным ятаганом, как маленькие дети рубят бурьян палкой, сражаясь с полчищами врагов. Ятаган достался мне от падающего скола, который уже свесил ногу на эту сторону стены и вытащил свою железку, чтобы сходу рубить направо и налево. Левой рукой опираясь о парапет, чтобы перекинуть правую ногу, он склонился немного вбок, выставив руку с ятаганом вперед. Перехватив его руку и полоснув по венам на сгибе руки, я толкнул его ногой вниз, и он полетел с истошным визгом вниз, оставив свой клинок у меня в руке.

Снизу послышалась брань, вопли и стоны, видимо, он пришиб, пару-тройку своих соплеменников. Возле меня стена была забрызгана кровью, кое-где стояли ее лужицы, по ним скользили сапоги, и у меня появились все шансы свалиться. На части тел, валявшихся повсюду я старался внимания не обращать. В голове билась только одна мысль: задержать прорыв до прихода солдат.

— Гра-а-аф! — послышался словно через пелену чей-то крик. — Эрландо, пинок тебе под зад!

Тряхнув головой, я огляделся и заметил возле себя еще воинов, сражающихся с врагом. Меня рванули за руку, разворачивая к себе лицом. В моё лицо осатаневшим взглядом смотрел Кален.

— Ты что, оглох? — зло спросил он. — Ты вокруг смотрел?

— Уже да, — вяло кивнул я. Но на одну вещь я все же не обратил внимания: близился рассвет. Вокруг стояла предрассветная мгла, внутри, за крепостной стеной уже суетились, бегали люди, на стену тащили раскаленный песок, кипящую смолу в чанах, за стеной полыхало масло. А дальше колыхалось море врагов. Уже собирались катапульты, и вот-вот должны были полететь первые снаряды.

Я заметил, как что-то на большой скорости приближается ко мне. Как в киселе, предмет приближался, хоть я и понимал, что скорость его велика, что нужно поскорее убраться с его пути, но сведенные судорогой мышцы отказывались повиноваться. Все что я успел сделать, — это закрыть глаза, чтобы не видеть своей смерти. Удар в грудь сбил меня с ног. Я еще удивился: почему он не такой болезненный, какого я ожидал, а дальше тьма поглотила меня.

«Все, граф, допрыгался! — вяло протекла мысль в голове. — Вот графство тебе раз, вот тебе графство два, ну и третье вдогонку… И Нейлин «в объятиях навеки» — все, как ты мечтал! Кстати, ты уже разобрался, любишь ты ее, или она тебе очень симпатичная? Мм? Ай, отстань, не до тебя сейчас! — отмахнулся я. — Видишь, я тут умираю, понимаешь ли, а ты мне про девушку толкуешь! Да и какая разница теперь? А, ну да, ну да… Вон там, вдали, видишь, перевозчик на каноэ гребет, чтобы забрать тебя в сады Вечного покоя, где нет горя, печали и забот. Там тебя точно никто убивать не будет! Будешь валяться на лугу, грызть травинку, сплевывать ее кусочки в небо, и следить за их полетом. Щелчком пальцев отправишь в затяжной полет кузнечика, по чистой случайности выпрыгнувшего тебе на грудь. Он испуганно поболтает лапками в воздухе, напоследок то ли обкакав, то ли оплевав коричневой жидкостью, угодившей тебе на кончик носа. Ты гневно возопишь, плюнешь соломинкой ему вслед, и тернешь рукавом нос… Видишь это?

«Тьфу, конечно вижу! Это же надо, обгадил меня, сволочь! Кстати, а кто ты?»

«Я? Я не знаю… Я — Пространство, я — Ничто… типчик в каноэ совсем рядом! Иди, залази уже в лодку! Он уже тебе веслом машет!»

И точно, «типок» уже призывно махал мне веслом с двумя лопастями на обоих концах. Я махнул Пустоте, просто махнул рукой, потому что ее рядом не было, она была везде.

«Ступай добрый молодец! — хохотнула она.»

«Да и ты не хворай!»

Я сунул ногу в выемку позади лодочника, не знаю, как эта выемка называется, там сидит второй гребец. Каноэ пошатнулось и завалилось на бок. Я рухнул пузом на него, бултыхнувшись головой в воду на той стороне лодки. Последнее, что я услышал, был крик лодочника, он ругал меня страшными словами, по-моему, что-то про мою половую ориентацию…

Я съехал с другой стороны, проползя брюхом по борту лодки, которая все еще лежала на боку, а ее хозяин орал что-то из воды. Но это было, пока я по ней скользил животом, а когда вынырнул, отплевываясь и тряся головой, чтобы стряхнуть воду, а теперь:

Ха-ха-ха! — заливистый хохот Ничто. — Даже и в Вечный Покой переправиться без приключений не может!

— Да вообще, гомос…

Бемц!

Конец фразы я уже не услышал, хотя и так все было понятно, она оборвалась, так как я получил веслом по голове от, все того же перевозчика.

— Жестоко, но действенно… — заявила Ничто, и меня поглотила Тьма… Настоящая, непроглядная, всепоглощающая Тьма. «Вот, коза!» — обрывок последней мысли… И она, естественно, была адресована доброй и обходительной сволочи по имени Ничто. Мне показалось, или «гребёц» еще напоследок ткнул мою голову веслом, чтобы та быстрее ушла под воду, или… Да, о чем это я, — везде была Тьма, и все было Тьмой. Я ничего видеть, слышать, и ощущать не мог.

Глава VII

— Я… Я… Я так и знала!.. — плакала Нейлин, прижавшись к груди Калена. «Если бы Эрландо это увидел, он бы меня убил, наверное…» — подумал он.

— Я чувствовала, я просто знала, что так будет!

Ее плач превратился в тихое скуление, раздающееся из-под ладошек, которые упирались тыльной стороной в грудь эльфу. На его лице застыла непроницаемая маска, оно стало хмурым, серым и осунувшимся. Квартерон успел привыкнуть к своему господину, работодателю, и лучшему другу. «Веселый был парень! Сколько всего намутить успели… А нахохотались сколько! Блин, потеря сто пудов невосполнимая… А девку-то как жалко! Убивается за ним, бедняжка! Любили друг друга, за их ужимками так смешно было наблюдать! Влюбленные всегда такими дураками со стороны выглядят! Бедняга, но не возьмешь же ее в жены, как в одной священной Книге далекого мира написано… Смысл таков, что если брат твой умер, и не оставил наследника, то… И откуда я это знаю!? Во дела! — ужаснулся эльф. — Да я ведь и не брат ему! Хотя, если бы он не умер, то мы бы точно побратались! Кровными братьями стали! Эх! — в сердцах махнул рукой эльф. — Что стало, то стало!»

Граф Эрландо Эрнст, хозяин графства Сорелло (именно так он хотел его назвать) лежал на грязной простыне, с перемотанной головой, обмотанной полосками серой ткани. Нейлин промыла рану на затылке, смазала ее маслами и мазями, вытерла окровавленное лицо, стащила заляпанный кровью камзол. На руке была глубокая резаная рана. Все-таки кто-то из врагов дотянулся. Бледное, обескровленное тело графа было вымыто и одето в чистую льняную рубаху, штаны сменены на новые, ноги босые. Зачем Нейлин обработала и перевязала раны, она, наверное, и сама не смогла бы дать ответ! Дрожащими руками, размазывая по лицу слезы и грязь, рыдая в голос, она смывала с убитого вражескую и его кровь, занималась его лечением, ни на что не обращая внимания… Ей было все равно, что ее граф мертв, что сердце его не бьется, дыхания нет, а жизнь покинула тело.