Выживший: роман о мести - Майкл Панке

Предстояло заняться вторым. Замышляя побег, Фицджеральд долго думал, как бы обездвижить вторую лодку, даже собирался проделывать дыру в днище, однако остановился на том, чтобы просто забрать весла. Без весел в погоню не пустятся.

Столкнув каноэ в воду, он прыгнул внутрь и сделал гребок-другой. Лодку подхватило потоком и развернуло по течению. За минуту-другую сплавившись до тайника, Джон пристал к берегу, забросил в лодку краденые припасы и вновь вышел на глубину. Вскоре форт Юнион исчез из виду.

Капитан Генри сидел в пропахшей плесенью комнате – единственном отдельном помещении форта Юнион. Правда, помимо уединения (редкой роскоши в здешнем быту) комната мало что давала: тепло и свет попадали сюда только из соседнего помещения, через открытую дверь, так что Генри сидел в холоде и темноте.

Что дальше делать, он не знал. Фицджеральд сам по себе – не потеря: Генри не доверял ему с самого знакомства в Сент-Луисе. Без каноэ можно обойтись, это не лошади. Мешок бобровых шкур – утрата досадная, но не смертельная.

Ущерб был не в том, что ушел один из трапперов. А в том, как уход повлиял на остальных. Фицджеральд своим дезертирством всего лишь сказал то, в чем боялись признаться прочие. Пушная компания Скалистых гор потерпела крах. Он, капитан Генри, потерпел крах. Что дальше – неизвестно.

Лязгнул замок дальней двери, по грязному полу застучали частые гулкие шаги, на пороге показался Крепыш Билл.

– Мерфи со своими возвращается, – доложил он.

– Шкуры несут?

– Нет, капитан.

– Ни одной?

– Нет, капитан. Тут такое дело… Даже хуже вышло…

– Говори.

– Коней с ними нет, капитан.

Генри умолк, переваривая новость.

– Все?

Крепыш помялся, не решаясь продолжить, и наконец выговорил:

– Нет, капитан. Андерсон погиб.

Генри промолчал. Крепыш Билл потоптался на месте, ожидая ответа, в конце концов неловко повернулся и исчез за дверью.

Капитан Генри, сидя в холодной полутьме, обдумывал решение.

Отряд должен уйти из форта Юнион.

Глава 20

15 декабря 1823 года

Впадина между холмами напоминала чашу почти идеальной формы. С трех сторон поднимались холмы, ограждающие низину от ветров, влага стекалась от склонов к центру – там высилась рощица боярышниковых деревьев. Их заросли, да еще окруженные со всех сторон холмами, давали отличную защиту.

Низина отстояла от Миссури всего на полсотни шагов. Хью Гласс, скрестив ноги, сидел у небольшого костра, над которым, подвешенная на ивовом пруте, жарилась тушка кролика.

Среди бездельного ожидания Хью вдруг отчетливо услышал, как плещет вода, и удивился: за недели, проведенные на берегах, он привык к шуму реки и обычно его не замечал. Отвлекшись от костра, он посмотрел на реку, размышляя о безмолвной воде и бесшумном ветре, звук от которых не существует сам по себе, а различим лишь тогда, когда поток встречает препятствие.

Он повернулся обратно к огню. Нога привычно болела, он пересел поудобнее. Раны, как всегда, напоминали о том, что до выздоровления еще далеко: обе ноги и плечо ощутимо ныли от холода. Голос, конечно, не восстановится, да и лицо будет вечным напоминанием о стычке с медведем у реки Гранд. Зато раны на спине уже зажили, не болело при глотании горло – чему Хью, глядя на жарящегося кролика, от души порадовался.

Кролика он подстрелил совсем недавно, в сумерках. Индейцев он не встречал уже неделю, и когда увидел на тропе пушистый комок, не стал отказываться от удовольствия поужинать кроличьим мясом.

Фицджеральд, в четверти мили вверх по течению, в ту минуту искал место для ночлега и, заслышав выстрел, выругался и активнее заработал веслом, правя к берегу – чтобы не снесло течением к месту выстрела. Интересно, что это было? Арикара – намного южнее. Неужели племя ассинибойн?..

Через несколько минут он заметил костер и разглядел мужчину, одетого в оленью кожу. Подробнее увидеть не вышло, и Джон решил, что перед ним индеец: белому уж точно в этих местах делать нечего, особенно в декабре. Фицджеральда волновало только одно – много ли рядом других.

Сумерки сгущались, пора было что-то решать: на воде не заночуешь. Если Фицджеральд пристанет к берегу – стрелок обнаружит его утром. Подкрасться к костру и убить стрелка – значит нарваться на его собратьев, если он не один. В конце концов Джон решил дождаться темноты и проскользнуть ниже по реке: костер не даст стрелку (одному или с соплеменниками) разглядеть лодку. А Фицджеральду хватит и лунного света.

Он осторожно вытащил каноэ на берег и стал ждать. Через час на западе угасли последние отблески солнца, костер стал виден ярче, стрелок темной тенью навис над огнем – видно, занялся ужином. Фицджеральд решил, что пора двигаться. Проверив кентуккскую винтовку и оба пистолета, он столкнул лодку с берега и двумя гребками вывел каноэ на стремнину – теперь оставалось только править веслом: грести он пока опасался.

Хью Гласс оглядел кроличье бедро. Сустав держался слабо; Гласс, крутанув ногу, оторвал ее целиком и вонзил зубы в сочное мясо.

Фицджеральд старался направить лодку как можно дальше от берега, однако течение подступало к суше вплотную, костер неумолимо приближался. Джон то поглядывал на реку, то всматривался в человека у костра. Тот сидел спиной, виднелся только плащ, переделанный из шерстяного одеяла, и что-то вроде шерстяной шапки, при виде которой Фицджеральд насторожился: индейцы таких не носят – неужели перед ним белый? В замешательстве он не сразу заметил выросший впереди валун, до которого оставалось ярда три.

Вогнав весло поглубже в воду, он налег на него всем телом, делая гребок посильнее, потом вытащил весло и уперся им в валун. Каноэ повернулось – но недостаточно, бок с громким скрежетом проехался по камню, и Фицджеральд заработал веслом что было силы: теперь таиться не было смысла.

Гласс, услыхав всплеск и последовавший за ним скрежет, схватился за ружье и отпрянул от костра. Не отводя взгляда от реки, он метнулся к берегу и, как только глаза привыкли к темноте, оглядел волны. Послышался плеск весла, в ста шагах мелькнуло каноэ. Вскинув винтовку, он взвел курок и прицелился в спину гребцу, палец скользнул было к спусковому крючку – однако Хью остановился.

Стрелять было незачем. Гребец явно старался уйти подальше и избежать встречи. Да и направлялся он в другую сторону. Кто бы он ни был, угрозы Гласс в нем не видел.

Фицджеральд, изо всех сил работая веслом, не переставал грести до следующего поворота реки и дальше сплавлялся по течению еще милю. Там он вырулил к противоположному берегу и принялся искать место для ночлега. Наконец, перевернув на берегу лодку и разложив под ней постель, он кинул в рот кусок вяленого мяса и вернулся мыслями к костру, по-прежнему недоумевая, что привело в эти места бледнолицего, да еще в декабре.