Тайна генерала Багратиона - Алла Бегунова

Игарри переоделся в европейский костюм, оставив один фрак висеть на приоткрытой дверце шкафа, и с ногами забрался на постель. Казалось, карманные часы отсчитывали последний час его персидской жизни. Он сжимал брегет с открытой крышкой в ладони и ощущал ритмичное движение балансира и шестеренок. Стрелка перемещалась по кругу рывками, но ход ее был неумолим и заранее известен.

Глава десятая. Два письма

Княгиня Багратион уже довольно долго сидела перед зеркалом в будуаре и недовольно рассматривала свое отражение. Щеки казались ей слишком бледными, глаза — опухшими и утратившими блеск, губы — вялыми. Это все — следы почти бессонной прошлой ночи. А между тем сегодня — понедельник, ее приемный день. К вечеру она должна выглядеть молодо и свежо, быть веселой, остроумной, готовой отозваться на любое слово, произнесенное гостями.

Генерал встал гораздо раньше жены, позавтракал в одиночестве и уехал к себе в гостиницу переодеваться в парадный мундир. Багратиона пригласили на полковой обед, организованный в его честь, немецкие офицеры гвардейского пехотного имени эрцгерцога Карла-Людвига-Иоганна полка по инициативе их августейшего шефа, фельдмаршала, победителя Наполеона в битве при Асперне, младшего брата императора Австрии Франца Первого. Предполагалось участие в обеде и президента Гофкригсрата фельдмаршала графа Бельгарда.

Что такое полковые обеды, Екатерина Павловна хорошо знала и не имела уверенности, что увидит супруга сегодня или даже завтра. Воспоминания вчерашнего дня занимали молодую женщину. Великолепный фейерверк в Пратере, толпы народа, внезапный приступ боли, появление Игарри у ворот, поздний ужин и разговор о секретном франкоперсидском протоколе, разыгранные ими, как по нотам. Близко, очень близко подошли они к обрыву над темной рекой, откуда нет возврата, и за руку подвели к нему молодого перса. Не пугали, но соблазняли. Закружится ли у него голова от безумной высоты, одолеют ли искусы — и алчность, вечная страсть человечества, скажет ли наконец веское слово?..

Горничная Надин вошла в будуар, держа в руках два фарфоровых сосуда с косметическими смесями. Сначала нужно использовать очищающую: испитое кофе, разведенное молоком до густоты сметаны. Француженка нанесла ее тонким слоем на лицо госпожи и смыла через пять минут, ловко действуя влажными ватными тампонами. Питательную маску по старинному нормандскому рецепту: желтки яиц, растертые с медом и несколькими каплями оливкового масла — она сделала сегодня рано утром, пока хозяйка спала.

Маску надо было держать на лице минут двадцать. Горничная только закончила ее накладывать, как в будуар, постучавшись, заглянул привратник Курт Мюллер. Узрев княгиню в столь необычном виде — с лицом, покрытым ярко-желтой мазью, — он испуганно отшатнулся, и дальше разговор продолжался из-за стены.

Курт прокричал ее сиятельству, что к ней пожаловал гость.

— Гони в шею! — приказала Екатерина Павловна. — До вечернего приема еще два с половиной часа.

— Я гнал, но он не уходит.

— Кто таков? Ты его знаешь?

— Знаю, ваше сиятельство. Он сегодня у нас ночевал.

— Вот уж совсем некстати! — Екатерина Павловна бросила взгляд в зеркало.

Зрелище было не для слабонервных. Но смывать маску раньше времени ей не хотелось.

— Спроси, чего хочет, коль пришел в неурочный час? — распорядилась она.

— Лично вам в руки передать какую-то важную вещь, — ответил привратник и добавил: — Мне не доверяет.

Екатерина Павловна некоторое время размышляла. Ей и в голову прийти не могло, что переводчик так быстро и так просто осуществит план действий, ему рекомендованный. Однако отпускать пришельца восвояси не следовало. Если он пришел в ее дом, то должен найти здесь теплый прием, защиту и сочувствие.

— Курт! — она позвала слугу, и тот снова нерешительно заглянул в будуар. — Будь любезен с гостем. Проводи его в гостиную, попроси подождать.

— Слушаюсь, ваше сиятельство!..

Привратник вернулся к Игарри с самой приветливой улыбкой на лице. Взял у него трость, шляпу и перчатки, с поклонами провел по лестнице наверх, в малую гостиную. Через пять минут лакей принес туда чашку горячего чая с ванильными сухариками, спросил, не желает ли господин отужинать и сообщил, что сегодня подаются натуральные бараньи котлеты. Все это сильно отличалось от первой беседы со слугой, когда у переводчика, встреченного равнодушно и даже грубо, в душе шевельнулось сомнение в правильности сделанного им выбора.

Екатерина Павловна вошла в малую гостиную неслышной походкой. Сын серхенга Резы тотчас вскочил с места и отвесил ей церемонный поклон. Она выглядела по-домашнему просто и вместе с тем нарядно. Обычное дневное платье блекло-синего шелка, с серебристым пояском, стянутым под грудью, на плечах — белая кисейная накидка, на голове — кружевной чепчик такого же цвета с лентами. Что бы она ни надевала, ее природная красота изменяла вещи, и те становились непохожими ни на какие другие.

— Добрый вечер, Игарри! — сказала княгиня с милой улыбкой. — Если вы приехали на мой вечер, то он обычно начинается в семь, а сейчас — только начало шесто го… Какие-нибудь новости у персидского посла?

— Да, княгиня, — переводчик старался говорить спокойно, но радость распирала его. — Новости есть. Хуссейн-хан будет очень огорчен, когда все узнает в подробностях.

— Но вы-то уже знаете?

— Знаю. В них много необычного.

— Тогда рассказывайте, — она села за стол рядом с молодым персом.

Жестом фокусника тот расстегнул жилет, засунул руку глубоко в карман и медленно извлек оттуда секретный протокол, свернутый в трубочку и перетянутый бечевкой.

Игарри осторожно потянул за бантик на бечевке, она развязалась, и тогда переводчик ладонями расправил на столе четыре голубоватых листа с водяными знаками и сургучными печатями. Но туго скрученная в течение нескольких часов плотная бумага теперь никак не хотела принимать строго горизонтальное положение.

— Что это такое? — спросила Екатерина Павловна, хотя смутно уже догадывалась.

— Оригинал протокола, — ответил он. — Вот подписи, вот — печати. Никаких подделок.

Все честно.

— Позвольте мне взглянуть?

— Пожалуйста, ваше сиятельство.

Игарри пил чай и следил за тем, как меняется выражение на красивом лице княгини. Она начала читать текст очень сосредоточенно, потом стала недоумевать и удивляться, изредка улыбаясь, и наконец рассмеялась. Затем по-хозяйски прижала листы к столу всей ладошкой, точно хотела намертво их припечатать к своей полотняной желто-красной скатерти.

— Поздравляю, друг мой! — торжественно произнесла она. — Вы совершили подвиг, и я им восхищаюсь! Ныне я приветствую вас как истинного друга Российской империи, как нового ее гражданина, оказавшего Отечеству неоценимую услугу. Деяние ваше будет отмечено достойной наградой и благодарностью соотечественников.

— Прямо сейчас? — с надеждой спросил переводчик.

— Куда спешить, любезный мой Игарри? — княгиня бросила на молодого перса кокетливый взгляд. — Ведь вы уже находитесь в моем доме, и вам ничего не угрожает. Кроме того, вы пока не получили обещанного вознаграждения. Две тысячи золотых гульденов — сумма для Вены вполне приличная. Она позволит.

— Не все измеряется деньгами, — сын серхенга Резы прервал ее монолог. — Неужели вы заставите влюбленного в вас человека мучиться в ожидании и страдать от одиночества?

— Страдать? Конечно, нет!..

Игарри схватил ее руку и пылко прижал к губам. Екатерина Павловна не спешила ее отнимать. Она позволила ему страстно целовать себя и даже ласкать ей груди, но в какой-то момент решительно остановила.

Обеими ладонями красавица сжала лицо перса, приблизила к своему и твердо сказала:

— Хватит! Сегодня мы не принадлежим друг другу. У меня впереди вечер с гостями. А тебе надо отдохнуть. Ты пережил очень трудные и очень опасные минуты. Разве не так?

— Да, любовь моя! — Игарри тотчас отступил от нее на шаг.

Снова его повелительница обо всем догадалась, и он покорился ее приговору, точно малый ребенок.

— Как удалось похитить протокол? — спросила Екатерина Павловна.

— С одной стороны — легко, другой — невероятно трудно, — ответил переводчик, помолчал, отхлебнул остывшего чаю и продолжил, снова собравшись с духом. — Четвертая жена Хуссейн-хана отвлекла его внимание, хотя и случайно. Мне казалось, будто сердце выпрыгнет у меня из груди и упадет на пол, прямо под ноги этому мерзкому старикашке. Но ящик открылся легко. Бумаги в нем лежали именно в том порядке, как обычно складывал их я. То есть два оригинала протокола с печатями находились на дне. Один, самый верхний, я и взял. Вместо него я положил под второй оригинал четыре голубоватых листа с тем же текстом.