Красное Село. Страницы истории - Вячеслав Гелиевич Пежемский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Спасибо, господа!..
– Рады стараться, ваше высокоблагородие…
Мы с песнями пошли к баракам.
Но в отпуск попали мы только на часовой поезд, а так как были записаны с одиннадцати часов – обеда на нас не готовили, и мы поехали усталые и голодные. Так в юнкерских радостях и горестях проходило лето.
<…>
Малые отрядные маневры
В середине июля в лагерь приехал Государь Император. Был объезд лагеря и зоря с церемонией. Мы стояли выстроенные на своей передней линейке, и Государь проехал мимо нас, окруженный громадной блестящей свитой. Мы его видели мельком, и осталось впечатление величия и мощи.
Зо́ри мы не слышали – знали о ней только по пущенным ракетам и по вдруг прогремевшим артиллерийским залпам всех батарей, грозно прокатившимся и отраженным эхом Дудергофом и Кирхгофом. Фельдфебель и училищный адъютант ходили на зо́рю рапортовать Государю о благополучии в Его роте. Караул у Ставки на зоре занимало в этот год Константиновское училище. Потом Великий Князь Главнокомандующий делал смотр военно-учебным заведениям, после – училища смотрел Государь Император. Веселее, но и беспокойнее и тяжелее стала наша лагерная служба. Начались отрядные маневры. Мы уже осознали, что мы особенный батальон. Мы не солдаты – мы выше солдат, мы сверхсолдаты, мы – юнкера!
Отрядный маневр… Северный отряд – полк военных училищ с батареей. Южный – бригада 2-й Кавалерийской дивизии. Оба отряда построены к четырем часам дня. Училищный отряд на военном поле у своих бараков, отряд кавалерии где-то под Царским Селом.
При отряде посредники – офицеры Генерального штаба, они в сюртуках, при шарфах, все с белыми повязками на левом рукаве. Нам объясняют задачу. Мы стоим от вершины Кирхгофа в равном расстоянии: кавалерия – южнее, мы – севернее. Кирхгоф – это ключ позиции. Кто займет его раньше – тот победит.
Старший посредник вынул часы.
– Можно начинать!
Мы вытянулись в колонну по отделениям. На каждом из нас полуторапудовая ноша. Вещевой мешок с полной укладкой, скатка с палаточной принадлежностью, два подсумка с холостыми патронами, лопата, винтовка. День жаркий. Солнце еще очень высоко. Батальон сразу взял свой юнкерский широкий шаг, и быстро взобрались мы к Кавелахтам и выбрались на полевую дорогу, идущую через Мурьела на Кирхгоф.
– Бат-тальон! Бег-гом!.. Мар-рш!..
Легко бежит батальон. Чуть побрякивают медные котелки, бьют по бедрам тяжелые мешки. Мы бежим, огибая Дудергоф, поднимаемся к Мурьела, бежим уже не одну версту…
– Бат-тальон, шаг-гом ар-рш!..
Сразу твердо ударили ногой и, не переводя дыхания, идем своим широким полуторааршинным шагом и по пыльному скату от Мурьела спускаемся к подножию Кирхгофа. Вся Кирхгофская гора перед нами. Далеко убежавшие вперед дозоры подходят к ее подошве. С Мурьельских высот вправо видна широкая равнина, покрытая лесами. Белеет мыза Тайцы, с доро́гой из лиственниц и елей, видна зеленая веселая Орловская роща, и над небесными красивыми купами серебром блистают белые купола Гатчинского собора. Красота! Но мы не видим этой красоты. Горячий пот застилает нам глаза, дыхание прерывисто, и мы напряженно смотрим на вершину Кирхгофа, на Пасторский дом и кирху с двумя башнями. Дозоры бегом поднимаются к садам у пасторского дома. Они машут нам фуражками: „Скорее, скорее!..“.
– Бат-тальон, бегом!.. Ар-рш!..
Мерный частый топот. Мы бежим в ногу. Наше дыхание легко, мы спускаемся в лощину и с налета взбегаем на Кирхгофскую гору.
Вот и вершина. Без команды – мы знаем свою задачу – Государева рота рассыпается цепью, охватывает с обеих сторон кирху и кладбище и залегает по скату. Мы напряженно смотрим, что перед нами?..
Крутой обрыв горы. По нему копны скошенного сена, ниже болотистые луга, по ним порос мелкий кустарник, вдали ольховая роща, дальше Таицкий водопровод. Из ольховой рощи через луга идет полевая дорога – вероятный путь наступления противника. На ней – никого!
Часто дышат взволнованные бегом груди. Мы в белых рубашках – защитного цвета тогда и в помине не было, – но мы хорошо укрылись за кладбищенской низкой каменной оградой, в кустах, за копнами сена. Тихо, жарко, пусто. Сзади слышен мерный топот ног, наша вторая рота занимает гребень у деревни Пелгола. Вразнобой, не в ногу подходит батальон Константиновцев, их батальонный, полковник, командует густым басом, нарушая тишину:
– Батальон, по-ротно в две линии стройся!
На взлобке горы за киркой он дает направление ротам на гребень холмов у деревни Пеккоземяки.
А что же в самом деле – кавалерия?
Кавалерия посмотрела на карту: 8 верст, значит, пехота будет идти, считая с привалами, по четыре версты в час, два часа. Торопиться некуда. Шагом и в поводу… Не знали они, что против них юнкера… Эти восемь верст училища проскочили менее чем в час! Из ольховых рощ показались дозоры. Видны вороные кони. Конногренадеры спустились на луг. Нам видно, как вязнут в болоте их лошади. Как хочется открыть огонь, но еще далеко, до них около двух верст. Показалась голова колонны, медленно вытягивается из леса; она вся видна на ровном зеленом просторе лугов.
– Прямо, по кавалерии!.. Прицел 18001. Пальба ротою!..
Щелкают затворы винтовок, быстро вложены холостые патроны в коробку затвора. Р-ротта! Пли!..
Какой отчетливый сухой треск никем не сорванного залпа! Это – юнкерский залп!
Левее нас командует Язвин:
– Вторая рр-ота! Пли!..
Гребень Кирхгофской горы покрывается белыми дымами залпов. Конногренадеры скрываются в лесу. Они там спешиваются и бегут по болотистым лугам их стрелковые цепи. Мы встречаем частым огнем наших берданок.
Звонко по полям раздается сигнал старшего посредника „отбой“, потом „сбор начальников…“.
Мы „победили“…
<…>
Большие маневры
С первыми числами августа наступила холодная, дождливая, ненастная погода. Так полагалось. Когда маневры, почти всегда лили дожди и дули холодные ветры. Глинистая почва окрестностей Красного Села растворилась и поплыла, дороги стали непролазными, болота набухли водой. К нашему полку военных училищ прибыла рота юнкеров Николаевского Инженерного училища, отбывавшая лагери в Усть-Ижоре вместе с другими инженерными войсками. Наш полк выступил ранним августовским утром на большие маневры и растворился в море Гвардейской пехоты. Мы ничего не знали о цели и смысле маневров. У нас не было карт. Нам некому и некогда было объяснить наши задачи, и все больше маневры свились в длинный свиток бесконечных и очень тяжелых маршей и ночлегов в мокрых палатках на мокром поле бивака. Сначала нас разводили, чтобы дать
