Россия, Польша, Германия: история и современность европейского единства в идеологии, политике и культуре - Коллектив авторов

Наконец, 16(27) сентября 1795 г. в известном письме Фридриху Мельхиору Гримму Екатерина II представила настоящее «l’evangile historique sur la Pologne», где объясняла, почему она не принимает титула королевы польской. Доводы императрицы также содержали ссылки на историю. По словам Екатерины, до 1386 г. Польша состояла из Краковского и Сандомирского воеводств, Мазовии и Великой Польши. В том году польская королева Ядвига вышла замуж за великого князя литовского «Ягеллона», потомка и наследника Владимира Великого по линии полоцкого князя Изяслава. Таким образом, русские и литовские земли попали в орбиту польского влияния. Поэтому теперь, заявляла Екатерина II, она лишь вернула России то, что когда-то той принадлежало, не захватив ни пяди польской земли, в силу чего она просто не имеет права на титул польской королевы[535].

Подобным образом рассуждает и автор Записки, посвященной западной границе России. Он также проявляет определенную осведомленность в истории Польши, ссылаясь при этом на источники: Галла, Кадлубека, Стрыйковского, упоминает «Повесть временных лет». Если автором Записки была сама императрица, то обращалась ли она непосредственно и самостоятельно к летописям средневековых хронистов? Инвентарные описи библиотеки кабинета императрицы в Зимнем дворце 1795–1796 гг. свидетельствуют, что все эти источники Екатерина II в период второго раздела Польши имела буквально под рукой. Прежде всего, она уделяла внимание русским летописям и так называемым «Выпискам из Нестора», но рядом с ними находились источники по истории Польши и Литвы[536]. В описи библиотеки упомянуты «Польские анналы» в 4-х томах. Несомненно, это «Собрание польских хроник в четырех томах», изданное Франтишеком Богомольцем, где во втором томе (Варшава, 1766) находится «Хроника Мацея Стрыйковского, некогда в Крулевце опубликованная, вместе с добавлением Истории государства российского переизданная». Вероятно, этот том должен был представлять особый интерес для Екатерины II, в частности, из-за помещенного там в приложении сочинения Лякомба «История перемен, происшедших в Российском государстве…» в переводе с французского Г. Князевича. В остальных томах «Собрания…» содержались хроники Бельского, Кромера и т. н. Гвагнина.

Сверх того, Екатерина II имела «в столе» четыре тома «Польской короны» Каспера Несецкого, очерки истории Польши Мишеля Бизардьера[537] и Пьера Солиньяка[538], а также некие «польские хроники» (по-немецки, по-французски и по-польски), какой-то «польский летописец» и 4 тома Литовской Метрики. Возможно, среди этих глухо упомянутых в описях кабинетской библиотеки «польских хроник» были редакции историй Галла Анонима и Винцента Кадлубека[539]. Наиболее вероятно, что императрица пользовалась т. н. «Хроникой Межвы», которую в XVIII в. приписывали Кадлубеку[540]. На это указывает форма, в какой переданы имена хронистов («Gallus Martin le plus ancien des historiens de Pologne et Kadlubko»). Это же позволяет предположить, что в своих исторических изысканиях Екатерина обращалась к публикации «Хроники Межвы» в редакции Готфрида Ленгниха 1749 г. или, скорее всего, к переизданию последней в 1769 г., осуществленному Вавжинецем Митцлером де Колофом в собрании «Historiarum Poloniae et Magni Ducatus Lithuaniae scriptorum […] collectio magna»[541].

Все это, разумеется, не может послужить неоспоримым доказательством, что автором Записки «Les anciennes frontieres de la Russie a l’Occident» является Екатерина II, но делает авторство императрицы весьма вероятным. Тогда почему этот текст не был помещен ни в одном из изданий ее сочинений, писем и записок? Когда в конце XIX в. Российская академия наук предприняла издание собрания сочинений Екатерины II, политические сочинения императрицы были признаны в значительной мере секретными. Редакционный комитет обратился к президенту академии в. кн. Константину Константиновичу с просьбой дать согласие на издание полной версии собрания политических сочинений Екатерины II в 6-ти экземплярах для нужд верховной власти, остальной же тираж должен был пройти цензуру. В итоге Николай II позволил напечатать полную версию в 12-ти экземплярах[542]. В доступном нам издании, среди разнообразных записок, собранных в последнем 12-м томе, нет интересующего нас документа[543], который – как следует из вышесказанного – мог еще в начале XX в. подпадать под государственную тайну.

Теперь обратимся к поставленному в начале вопросу: может ли сочиненная Екатериной II (или же отразившая политические и исторические воззрения императрицы) Записка дополнить наши знания о генезисе второго раздела Речи Посполитой? Источниковая база о его политических предпосылках не подвергалась пока пересмотру со времени публикации в 1915 г. фундаментальной работы Роберта Говарда Лорда[544]. Кажется, проанализированы уже мельчайшие подробности и детали подготовки к разделу Польши накануне 1793 г. Известно, что Екатерина II несколько лет до этого уже думала о присоединении Украины[545], но инициатор данного плана Г.А. Потемкин не добился тогда ничего, кроме выраженных в рескриптах от 16(27) мая и 18(29) июля 1791 г. повелений (многократно описанных в литературе) подождать удобных обстоятельств[546].

Однако в первые месяцы 1792 г. ситуация внезапно изменилась. 20(31) января британский посол в Петербурге Чарльз Уитворт, а сразу вслед за ним, 23 января (3 февраля) 1792 г., прусский посол Леопольд Генрих Гольц узнали, что Екатерина II приняла решение после окончания русско-турецкой войны присоединить правобережную Украину[547]. Одновременно в Петербурге начали подумывать над вторжением в Речь Посполитую, в связи с чем командующим войсками в приграничной Смоленской губернии был назначен генерал О.А. Игельстрём[548]. Почти в то же время, 25 января (5 февраля) 1792 г., проводивший в Яссах переговоры с турками российский канцлер А.А. Безбородко направил императрице донесение, в котором, ввиду скорого окончания переговоров, предлагал заключить русско-прусское соглашение, что могло привести к разделу Речи Посполитой[549]. Наконец, в марте русский посол в Вене А.К. Разумовский беседовал с прусским представителем Иоганном Рудольфом Бишофведером о разделе Польши, на что он никогда бы не отважился, если бы не знал о планах своего двора[550].

В следующие месяцы не было явных признаков подготовки Петербурга к решению «польского вопроса». Однако известно, что он дважды обсуждался на заседаниях Совета при высочайшем дворе 29 марта (4 апреля) и 12 (23) апреля1792 г.[551], а Екатерина II выражала недовольство результатом этих дискуссий[552]. 13(24) августа 1792 г. Безбородко определил критерии и территориальные рубежи второго раздела Польши, которыми должна была руководствоваться Россия. Новые границы, по мнению канцлера, должны были обеспечить империи безопасность и хорошие коммуникации. На этот раз, в противоположность первому разделу, границы проводились по маленьким рекам и труднодоступным районам, от курляндских рубежей параллельно до Двины по рекам Березине и Припяти до границы Киевского воеводства и дальше вверх по реке Случь параллельно до Буга и Могилёва-Днестровского. Безбородко предлагал присоединить часть Виленского воеводства, остаток Полоцкого, часть Минского воеводств, всё Киевское и Брацлавское воеводства, а для округления границ также части Волынского и Подольского воеводств[553].

Окончательное решение о разделе и новой границе оставалось за государыней. 8 октября 1792 г. прусский король Фридрих Вильгельм очертил на карте пределы прусских территориальных требований, которые простирались до линии Дзялдово – Рава-Мазовецкая – Ченстохова[554]. 29 октября (9 ноября) Гольтц передал эту карту на рассмотрение Петербурга. В Берлине рассчитывали, что это позволит склонить русских к решению, давно ожидаемому при прусском дворе[555]. 2 декабря 1792 г. Екатерина II затребовала к себе все материалы, касающиеся переговоров по разделу Польши. Затем она детально изложила свою позицию и поручила отразить ее на карте Речи Посполитой, проведя на ней новые границы империи. В итоге на изготовленной карте императрица собственноручно написала: «Вот вам черта»[556]. В соответствие с этим проектом 23 января 1793 г. был подписан петербургский российско-прусский трактат о втором разделе Речи Посполитой.

Обозначенная таким образом граница российского захвата пролегала примерно посередине между рубежом на линии Березина – Случь, предлагавшимся в августе 1792 г. Безбородко, и западными пределами Руси (России) в рассмотренной февральской Записке из Кабинета Екатерины II. Представляется, что при принятии в Петербурге окончательного решения о границах аннексированных территорий возобладал прагматизм. Линия, обозначенная на карте Екатериной II и ставшая границей российского захвата, соединяла почти по прямой с одной стороны возле Браслава восточную оконечность подчиненной России Курляндии и наиболее выдвинутый на северо-запад участок австрийской границы неподалеку от Зборова – с другой. Только в центральной своей части эта прямая линия несколько отклонялась к западу, вероятно, для того, чтобы в пределах России оказался построенный недавно (строительство было завершено в 1784 г.) канал Огинского.