Зинин - Лев Гумилевский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Вюрц оценил шутку звонким смехом и спросил:
— Я послал приглашения тем из ваших химиков, кото лично знал. Могу ли я присоединить их имена к нашему обращению?
— По их поручению прошу вас об этом! — отвечал Зинин. — Приглашение других товарищей, заявивших о себе в химии, я возьму на себя, конечно.
Вюрц благодарил непрерывно, пока Николай Николаевич не покинул кабинет, взяв с собой готовый текст письма.
Срок командировки Зинина ограничивался каникулярным временем. До открытия конгресса он оставался за границею.
За это время Николай Николаевич побывал в крупнейших городах Германии, Франции, Италии и Австрии, изучая во всех подробностях устройство химических и физических лабораторий, зоологических и ботанических кабинетов.
В химических лабораториях особенное внимание он обратил на употребление светильного газа в газовых горелках. В Петербурге проектировалось газовое освещение улиц, но о газовых горелках в лабораториях никто не думал. Между тем заменить ими печи и жаровни с углем в лабораториях строящегося Естественноисторического института было делом первостепенной необходимости.
Таких новинок в европейских лабораториях оказалось не слишком много, но они все-таки были, и новое здание института, строившееся под наблюдением
и по указаниям Николая Николаевича, до сих пор делает честь своему строителю.
С тугим мешком заметок и записок, каталогов и прейскурантов разных фирм, предложений поставщиков лабораторного оборудования явился Зинин в Гейдельберг. На вокзале его встретили Менделеев и Бородин.
Сжимая в своих объятиях железными руками по очереди одного и другого, Николай Николаевич мог бы служить хорошей натурой для иллюстрации первых строк знаменитой повести Гоголя. Поглаживая после целования длинные усы, он в самом деле массивной фигурой, горячностью, веселой решительностью был похож на Тараса Бульбу.
— Нет лучше места повидаться со знакомыми, чем Гейдельберг или Париж… — говорил он, оглядывая молодых друзей, — в Петербурге годы проживешь, не встретясь, а в этих городах увидишь всех, едва выйдешь на улицу… Ну кто нынче тут из наших химиков? — спрашивал он, немедля приступая к делу.
В Гейдельберге, кроме Менделеева и Бородина, оказались Леон Николаевич Шишков, Валерьян Николаевич Савич. Николай Николаевич всех их объявил русскими делегатами на конгресс.
Наутро после приезда он предложил Менделееву и Бородину втроем с ним отправиться пока в Швейцарию, а оттуда проехать в Карлсруэ.
Николай Николаевич не выносил бездействия ума и мускулов. В прогулке по Швейцарии на его долю пришлось старшинство и руководство. Вскоре молодые друзья его обнаружили в характере спутника новую, неожиданную черту. Неутомимый испытатель природы, вечный исследователь обладал зоркостью художника и душою поэта. Художников и поэтов пробудил он и в своих спутниках.
«Господи, сколько наслаждения, — писал Бородин матери. — Что за чудная природа! Что за строгие, смелые пейзажи, особенно хорошо восхождение по старой дороге до Андерматта, с гор бегут ручьи каскадами, под ногами ревет Рейсса, клубясь и пенясь, как море; грозные черные утесы, вершины которых теряются в облаках, поднимаются над головой, вдали ледники и снеговые вершины ослепительной белизны… Чудо!»
Менделеев даже не видел возможности рассказать о своих впечатлениях.
«Растяните на четверть версты да поднимите на 30 сажен Цепной мост, по которому мы столько раз ходили в Летний сад, вы получите понятие о мостах Фрейбурга, — писал он своей будущей жене. — Но по нашим рекам, по Парголовским холмам вы никакого понятия не получите ни о мягкой синеве дальних гор, ни о чистейших белых горах, которые кажутся всегда так близко, ни об разнообразии форм огромных острых окал, то дикого бурого цвета, то черных, то зеленых».
К сожалению, сам Николай Николаевич не оставил нам ни писем, ни воспоминаний, и многие черты его необыкновенной личности воспринимаем мы отраженными жизнью и деятельностью его учеников и друзей.
В Карлсруэ поселились все вместе.
На конгресс съехались химики из всех частей света. Вступительное слово произнес Карл Вельцин, профессор Политехнической школы в Карлсруэ, его же выбрали и председателем первого заседания. Постоянного председателя решено было не избирать.
О происходившем на конгрессе Менделеев подробно писал Воскресенскому. Письмо было напечатано в «С.-Петербургских ведомостях». «Заметку о химическом конгрессе в Карлсруэ» Николай Николаевич опубликовал в февральской книжке «Отечественных записок» за 1861 год.
Дело происходило так.
Кекуле предложил на разрешение собрания многие вопросы: о различии частицы, атома, эквивалента; о величине атомных весов; о формулах и даже о тех силах, какие при современном состоянии науки надобно считать причиною химических явлений.
Но в первом же заседании собрание нашло невозможным в столь короткое время обсудить все вопросы и потому решило остановиться только на двух первых.
Кекуле изложил сущность создавшихся противоречий.
После долгих прений собрание решило составить комитет человек из тридцати, с тем чтобы они определили, в какой форме предложить вопросы на голосование в конгрессе. Комитет, в который вошли из русских Зинин, Шишков и Менделеев, собрался тотчас по окончании первого заседания и быстро пришел к убеждению, что вся сущность разноречий сосредоточивается в различии понятий частицы и атома. Поэтому единогласно было решено первый вопрос предложить таким образом: желает ли большинство допустить различие между атомами и частицами?
При рассуждении об эквивалентах пришлось совершенно отказаться от возможности достигнуть соглашения. Одни под эквивалентами понимали количество тел, замещающих друг друга, без изменения основных свойств; другие считали эквивалентами паи, то есть весовые отношения химически соединяющихся тел; наконец, третьи находили, что последовательное проведение понятия об эквивалентах вовсе невозможно, что оно ведет непременно к разноречиям. Разноречия еще усложняются вопросами о частицах. Одни для определения частицы каждого тела хотели признать только химические признаки, то есть реакции; другие считали нужными только физические признаки, и, наконец, третьи утверждали тождество обоих начал, то есть признавали оба пути, и находили, что они ведут к одинаковым результатам.
Утром 4 сентября конгресс продолжил свою работу. За ночь страсти не только не утихли, но обострились. Противники успели обдумать возражения и выступали еще ожесточеннее. Среди химиков, принимавших предложение различать понятия молекулы и атома, но не допускавших тождества «химической» молекулы с «физической», самым непримиримым оказался Кекуле.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});