Даймон - Андрей Валентинов

Алёша подумал рассудил — пусть. Про аптеку не знают и не знать не могут, а гранаты он, извините, не бросал. И гайку не бросал.

И подписывать ничего не станет. Из принципа.

Перед первой парой не забежал в знакомое интернет-кафе. Вдруг новости образовались? А там — письмо, свеженькое, час как пришло. Просили товарища Севера связного прислать: три пополудни, возле памятника, газета свёрнутая в кармане. Кто просил, поди пойми: вместо подписи — «АГ-3» красуется. То ли Анонимные Гориллы, то ли Алкогольная Горячка в Третьем градусе.

Думал Алёша, думал. Идти, не идти? Григорий Савич Сковорода не только о городах высказался.

Всякому городу нрав и права;Всяка имеет свой ум голова.

Если по уму, ходить не стоило бы. Не тронули пока его голову, не заинтересовались очкариком из первого ряда. К чему рисковать? Письма — одно, рандеву неведомо с кем — иное совсем.

Был бы связной, в самом деле прислал бы. Только нет у товарища Севера связных. Никого нет. В наличии голова, которая свой ум имеет. Зачем ею рисковать ради Анонимных Горилл? Десантников два десятка арестовали, уже и дела завели, и по телевизору анафеме предали. К Игорю-бедняге в палату не пускают, караул там чуть не с собаками.

Уйти? Подкрадутся сзади, возьмут под локти…

— Здравствуйте! Вы от товарища… от Семена? Я… Я — «Кинопремьера». То есть…

Вздохнул Алёша, на памятник покосился. Ещё и при свидетеле!

Точно — сзади!

Повернулся.

— Здравствуйте!

— Вот, смотрите! Здесь все понятно, все по порядку. Первая часть — анализ. Это неинтересно, товарищ Север наверняка знает. Вторая — рекомендуемый план действий. Двадцать семь прямых акций, каждая расписана, по каждой — справка…

Слушал Алёша. Смотрел. Дурел потихоньку. Думал — шутка. А если не шутка, если взаправду, какого гостя ожидать следует? Разве что хмурого террориста с бомбой в сумке. Кого ещё товарищу Северу подчинить могут?

— Особенно мы старались насчёт информационного обеспечения. Вот, глядите, «рыба» для каждого этапа действий…

Какой террорист! Где террорист? Девица росту баскетбольного, с мадам Усольцеву, не ниже. Везёт ему на длинных! Очки-велосипед на длинном носу, пальто модное, ботинки итальянские, неяркого блеска. Сумка в наличии, но бомбы точно нет. Папки там — первая, вторая, третья…

Возле памятника устроились, на ближайшей лавочке. Садиться холодно, но постоять можно, сумки пристроив. Со стороны поглядишь — студенты конспекты изучают, обычное дело.

— Мы так рады, что нас подчинили товарищу Северу! А то мы даже не знаем, доходят ли наши разработки. Говорят, что получили — и все. Теперь, все иначе будет, правда?

С ответом, к счастью, можно не торопиться. Уж больно девица говорливая.

— А это наша гордость — прогнозы. Нам товарищ Юго-Восток… Юрий Владимирович передал, что не надо, у него своё «бюро прогнозов», но у нас толковые ребята, грамотные, они очень старались…

Ещё одна папочка — прочих потоньше. Обложка глянцевая, красная.

— Тут, правда, по-английски, не хотелось переводить терминологию…

Вздохнул Алёша, в сторону юракадемии покосился. Там и на английском прочтут. Но что именно? Если анализ, если план и прогнозы, значит, не террористы — аналитики. Тоже интересно…

А взвод с пулемётами — ещё интереснее!

— Обязательно передайте товарищу Северу, что в ближайшие дни произойдут столкновения в крупных городах востока и юга, возможно, в Киеве…

— Вас как называть?

Просто так спросил, чтобы водопад словесный приостановить. Только девица слишком серьёзно к вопросу отнеслась. Замолчала, папку закрыла.

Выпрямилась — во весь рост баскетбольный.

— Подпольный псевдоним — Джемина!

— Если коротко, Джемина, без терминологии? Переворот… Когда переворот?

— Но… Мы же писали! Парламент после выборов просуществует не более полутора месяцев, правительство создано не будет… Конец апреля — начало мая. Думаю, все же апрель.

Дорожка 16 — «Цыганочка»

Из к/ф «Начало» (1967 г.).

Исполняет ВИА «Поющие гитары».

(2`10).

Обычный в те годы «перепев» зарубежного оригинала («Man of Mystery» группы «The Shadows»), но необыкновенно удачный.

Вторник, 19 августа 1851 AD. Восход солнца — 7.23,

заход — 17.26. Луна — III фаза, возраст в полдень — 21,5 дня.

Поистине Время прихотливо! Иные дни тянутся, не наполненные приметным содержанием, пустые и тоскливо-одинаковые. Тщетно, спустя малое время, пытаешься вспомнить нечто существенное, запавшее в душу. Время словно замедляет извечный ход свой. Случается, однако, иначе, когда удивительно многое вмещается в малом. Не в сутки даже — в несколько часов, от рассвета до вечерних сумерек.

Сегодняшний день определённо не из обычных. Столькому довелось произойти, ночь же ещё не настала. Однако главное событие, определённо сделавшее бы этот день самым важным в моей жизни, все-таки не случилось. К великому счастью.

Началось все ранним утром. Я встал неожиданно бодрым и даже по давней привычке принялся разминаться, взбадривая сонные мышцы. Лагерь наш только просыпался, на востоке алело, и я успел подумать, что день будет очень тёплым. Затем вспомнил о своей подруге-лихорадке, так вовремя забывшей обо мне, поглядел на беззаботно вкушавшего свой собачий сон Чипри, порадовался за него — и… Авторы романов обычно пишут в таких случаях: «и он провалился в бездонную пропасть». Нет, даже этого не произошло. Все просто исчезло, словно задули керосиновую лампу.

Единственное воспоминание, оставшееся от тех минут, когда Мбомо и случившиеся поблизости наши спутники тщетно пытались вернуть мне дыхание и пульс, заключается в странном видении, которое, конечно же, не может быть объяснимо сколько-либо рационально. Я видел лицо — лицо взрослой женщины, африканки, склонившейся надо мною. Её губы беззвучно шевелились, и я понимал, что лишь её неслышные слова не отпускают меня дальше, в края, откуда нет возврата. Все продолжалось долго, неимоверно долго, но вот я начал различать далёкий шум, затем разбирать отдельные звуки…

На самом деле я был без сознания около десяти минут. Из них, если верить Мбомо, три минуты, не меньше, я выглядел, если употребить памятную нам обоим суданскую пословицу, «мёртвым, как топор». Затем появился пульс, чуть позже — дыхание. Я открыл глаза и, как рассказывают, самым спокойным тоном заявил: «Надо бы покормить животных». Последнего совершенно не помню. Я действительно открыл глаза, попытался встать и ещё подумал, отчего все, включая проснувшегося Чипри, выглядят столь встревоженными.

Осознать случившееся я смог лишь некоторое время спустя. Воспоминание о странном видении не отпускало до самого вечера, пока я, наконец, не вспомнил — и не понял. Я видел лицо Викири, нашей маленькой спутницы — таким, каким оно станет лет через двадцать. Готов поклясться, что это была именно она, и что только её слова не дали мне уйти навсегда. Но сколько весит подобная клятва? Помутившееся сознание не отвечает за вторгнувшихся в него призраков.

Мбомо не без некоторых трудов вспомнил, что девочка действительно подходила ко мне, беспамятному, но ничего не шептала, а просто положила ладошку мне на грудь. И продолжалось сие не более нескольких секунд.

Не имеет смысла пытаться понять то, что пониманию недоступно. Можно лишь в очередной раз возблагодарить Творца за милость к недостойному рабу, порой забывающему даже молиться перед сном. Поистине, Он терпелив и всепрощающ!

Другое не оставляет меня. Странные слова Даймона некоем «ветвлении» внезапно приобрели реальный и пугающий смысл. Сегодня утром я вполне мог умереть, и тогда бы сбылось предсказанное: Ричард Макферсон без следа исчез где-то в Южной Африки в августе 1851 года. Но случилось иное. Не в том ли состоит загадочная «теория Эверетта»? История, хоть и в очень малом, но изменилась, пойдя по другому пути — те такому, как в мире Даймона.

Между прочим, Даймон не счёт возможным удостоить меня своим посещением. Не сетую, ибо дел оказалось даже излишне много. Причём не только у меня.

Талачеу готовится к войне. Базар уже пуст, зато не пусты улицы. Их всего две, и обе буквально забиты весьма странного вида толпой. Несколько сотен негров — голых, порой избитых и связанных, стоят и сидят под бдительным присмотром суровых мачака. Местные жители благоразумно держаться поодаль, стараясь лишний раз не выходить из хижин. Каково же было моё удивления, когда мне пояснили: сии жалкие пленники — не рабы, а будущие солдаты. Оказывается, такова местная традиция. Перед большой войной рундо посылает свою гвардию в далёкие селения на настоящую «охоту» за рекрутами. Берут всех мужчин, не спрашивая ни имени их, ни желания. Теперь им предстоит несколько дней суровой подготовки под присмотром тех же мачака. Копьём и луком они владеют с детства, так что все обучение заключается в умении держаться толпой и толпой же исполнять приказы начальства.