Россия: Подноготная любви. - Алексей Меняйлов

Итак, первый этап всякой войны со сверхвождем - массовое сотрудничество исполнителей со сверхвождем - в том числе, и в прямом смысле. Парадокс: массовое партизанское движение исполнителей скорее антинационально. (Так было не только при Наполеоне, но и при Гитлере тоже.)

А вот после начала у Наполеона приступов паранойи (еще до Бородина, а тем более после исчезновения Москвы и массового таяния войск во время стояния в ней) трудно не заметить, что ситуация резко меняется. И вот мы уже видим, как в засады к большой дороге стекаются разве что не толпы крестьян, руководимые все теми же старостами, - и палками, как собак, убивают пугающихся их до смерти солдат Великой армии.

Принято объяснять поведение старост и послушных им общинников на первом этапе войны так: тупые крестьяне, не учившиеся, а, главное, ни под каким видом не желавшие ничему учиться, оказывается, по размышлении над идеями о естественном праве первого консула Французской республики решили, что идеи равенства, братства и единения народов во имя естественного права и философии им духовно близки, и потому решили они биться с крепостничеством в лице его представителей - на стороне неизвестного им императора.

Объяснение, что и говорить, отдает идиотизмом. Даже в рамках суверенитизма.

Принятое толкование второго этапа войны не лучше. На втором этапе Русской кампании Наполеона общинное крестьянство, дескать, осмыслило неизвестные ему до этого несправедливости, творимые в далекой, непонятной и даже чуждой ему Москве, и решило супостату не пособствовать, а с ним бороться.

Можно долго издеваться над аргументацией этой вдалбливаемой в системе обязательного образования концепции, но не станем терять времени.

Очевидно, что поведение неспособных к самостоятельному мышлению, гипнабельных и потому послушных воле сверхвождя Наполеона сельских исполнителей могло измениться только потому, что изменился сверхвождь, поменялся знак его галлюцинаций.

Это понятно.

Характерно, что партизан второго периода отличала крайняя жестокость, - могли облить маслом пленного наполеоновца и поджечь, были и другие выверты.

Между прочим, замечено, что "выверты" эти в точности соответствовали тем, которыми баловались в наполеоновской армии - по отношению к захваченным русским.

Регулярная русская армия (рекрутов) тратила много сил, чтобы унять старост-садистов. Солдаты рекрутской армии вообще были несравненно более жалостливы к пленным, чем сельские стаи - действительно, рекрутам нередко приходилось отбивать у исполнителей уже простившихся с жизнью пленных французов.

Исход войны решили неугодники.

Их было не так много, но они были. Много сохранилось имен старост и старостих второго периода войны - а первого мало. Но некоторые имена все-таки сохранились.

Например, редко-редко, но упоминается имя наследственного помещика Энгельгардта, о котором известно разве только то, что он не бежал перед многосоттысячной Великой армией, а осмысленно остался в деревне и навредил, сколько мог, французам. Когда на него донесли (ясное дело свои!), не оправдываясь, бесстрашно принял смерть.

И сверхвождя победил.

Глава девятнадцатая. ПОЧЕМУ КУТУЗОВ - СТРАННЫЙ, А НАПОЛЕОНА НОСТРАДАМУС ПРЕДРЕК АНТИХРИСТОМ?

А теперь настало время познакомиться чуть ближе со светлейшим князем (титул присвоен уже в 1812 году при назначении на должность главнокомандующего) Михаилом Илларионовичем Кутузовым - очень странным человеком. Того самого душевного склада, который ярче всего познается через противостояние сверхвождю, подобно тому как святость познается через отрицание греха - "не убий, не кради, не прелюбодействуй…"

Кунктатора Кутузова, как и должно, при дворе не любили, и после того, как он верно предсказал, что битву при Аустерлице Александр I проиграет, слезами показав весь позор происходящего, он попал в опалу и из армии был удален.

При нашествии Наполеона Кутузов командование над всеми российскими армиями принял, когда они уже отступили вглубь России достаточно далеко, из арифметических соображений должны были бы отступать и дальше, а по теории стаи и вовсе в генеральные сражения не вступать.

Барклай де Толли руководствовался арифметическими соображениями и отступал. Потомок грузинских царей Багратион требовал генеральных сражений и давил. Совершенно справедливо полагая, что немцы и кавказцы до добра не доведут, рядовой состав и русские офицеры желали русского военачальника - и Бог их желание благословил.

В идеологической литературе считается, что солдаты требовали сражения, и если это так, то с точки зрения теории стаи скверно. То, что Кутузов поздно принял командование, позволило ему, не вызывая особенного подозрения, с противоестественным генеральным сражением еще тянуть некоторое время, имитировать приготовления, тем ограждая Россию от того, чтобы генералитет не избрал очередного Варрона.

Трудно сказать, насколько Кутузов осмысливал теорию стаи - но, похоже, он понимал, что в России сверхвождь пожрет себя сам.

И убежит.

Нет, не из трусости. Параноики, вообще говоря, не трусы в общепринятом смысле этого слова, страшна им не смерть (ведь в душе они ее жаждут даже больше, чем острых ощущений), они могут и на жерла заряженных пушек грудью пойти, как хаживал женобедренький Наполеон. Страшит сверхвождей неподчинение.

После тесноты заселенной до скученности Европы, оказавшись в пугающих просторах России, Наполеон встретил настолько странный народ, вернее, некоторую его неугодническую часть, что даже при его ограниченных способностях к критическому мышлению он через некоторое время не мог не усомниться в возможности победы на этих колоссальных пространствах.

И действительно, странные состояния заторможенной задумчивости, в которые, оказавшись в России, начал впадать Наполеон, описаны теми немногими из Великой армии, кому посчастливилось выжить.

Задумывался же Наполеон о встретившихся ему странных партизанах (Наполеон еще до выхода из Москвы беспрестанно посылал послов с жалобами, что народ - некоторая его часть - воюет "не по правилам" - не собирается в большие, геометрически правильные кучи), - и параноик испугался, вообразил невесть что, и вот уже доселе принимавшие его сторону исполнители русских селений обнаружили в себе желание отпустить задержанных помещиков и пойти убивать наполеоновцев.

И чем больше на эту тему с ужасом задумывался Наполеон - а кошмар параноидальных галлюцинаций состоит в том, что основания к ним растут как снежный ком, - тем страшнее ему представлялась действительность - вскоре подтверждаемая донесениями.

Официозная история только тем и занимается, что превозносит образцом героизма именно такого рода партизан, второго этапа войны.

Достаточно вспомнить о подмосковном авторитарном полуприказчике-полукрестьянине Герасиме Курине, отряд которого просуществовал всего неделю.

События первого дня были бесхитростны: в одной деревне крестьяне кончили двух мародеров, пытавшихся изнасиловать молодуху.

В соседней же деревне десять мародеров, побросав ружья, разбежались от одного только вида с криком несущейся на них толпы жителей. Итог: 12 ружей и холодное оружие.

Дальше больше. Народ прибывал. Оружие, соответственно, тоже. На шестой уже день мужики, потеряв всего 12 человек убитыми и 20 ранеными, вчистую разгромили посланную на их усмирение регулярную, значительную (!), в сотни штыков французскую часть.

А на седьмой и вовсе уже пятитысячное войско, вооруженное вилами и отбитым огнестрельным оружием, с криками "Где злодей?! Где супостат?!", ринулось на штурм подмосковного города Богородска. Тут бы и конец маршалу Нею, если бы он за несколько часов до того наконец не понял, что корсиканский коротышка точно завел его в нехорошее место - и сделал из Богородска ноги. Уходившему, лучше сказать убегавшему из Москвы Наполеону крупно повезло - мужики Герасима "географиям обучены не были" и поэтому не знали, по какой дороге преследовать национального героя Франции.

Какого происхождения был этот массовый "героизм", позволяет определить деталь, над загадкой которой второе столетие бьются поколения историков. Дело в том, что на шестой день своего существования не обученные военному делу крестьяне, ничего не зная о расположении сил наполеоновцев, зеркально воспроизвели маневр французских войск и провели операцию, доступную только старшему офицеру или генералу.

Нею стали известны проделки крестьян, и он отправил большой карательный отряд наполеоновцев. Тот, прибыв на место, выслал передовой отряд, который, в свою очередь, выслал в деревню разведку. По замыслу, разведка должна была спровоцировать преследование до передового отряда, а тот - до основного, где восставшим крестьянам и должны были навести концы.