Колыбель для ласточки (СИ) - Дока Анастасия Константиновна

Третий не испытывал и доли сомнения в лживости и надуманности каждой выбранной им женщины. Все они играли роли, установленные обществом. Он и сам родился в таких рамках, но сумел выбраться. Задушил мать, отпраздновав двадцатилетие, покончил с отцом. Он освободил себя и свою суть и ничуть не жалел. Так почему же жалеть должны были другие? Но разве он был виноват в их неспособности быть собой? Ни коим образом! Третий негодовал.

Небо закрыли тучи.

— Лёня, можно тебя обнять? — жена развернулась.

Он окончательно растерялся. Поблизости раздался гром.

— Мне приснился кошмар, — произнесла Ася, выбивая почву из-под ног. — Это было так жутко.

Лёня категорически ничего не понимал, а женские руки между тем искали успокоения, шаря по его телу и забираясь под рубашку.

— Обними меня, пожалуйста, — умоляли губы. Лицо оказалось в опасной близости. Он не заметил, как Ася обвила его шею. Выпустил шприц, и тот мягко приземлился на кровать. Обнял в ответ, вдохнул запах волос, чувствуя, что когда-то этот запах ему нравился. Вспомнил знакомство в магазине и первое убийство.

Тогда он был собой, был чудовищем и убил рыжую девушку. Она играла в неприступность, хотя до этого многозначительно улыбалась и даже флиртовала. Не с ним. Ему нравились лишь темноволосые. С другим. Лёня наблюдал из-за дерева. Он видел, чувствовал, как нелегко ей даётся роль и жалел. Красивая, но насквозь фальшивая. Как не помочь? Он ощущал себя нужным этой девушке и вышел из-за дерева. Тот, с кем она заигрывала, ушёл, и это давало свободу действиям.

В памяти сохранились глаза, полные пугливой настороженности и рот с приоткрытыми пухлыми губами. Рыжая хотела что-то сказать, но не успела. Он резко развернул её спиной к себе и начал душить. Ему всегда было легче убивать, не глядя в глаза. Только так удавалось полностью сосредоточиться. Её руки царапали его, её тело извивалось змеёй, но чем больше она старалась спастись, тем сильнее он становился. Рыжая была глупой в своих попытках помешать Лёне, ведь убивал он из лучших побуждений. Он знал, что открывает для неё новый мир, совсем иную реальность, освобождает от оков, облегчает участь. Дарит успокоение. И вместе с тем Лёня понимал: он — чудовище.

Осознание не ранило, не пугало и никак не тревожило. Оно просто осело в душе и навсегда там осталось. Тёплое, живое, реальное и абсолютно для Лёни правильное.

Рыжая упала на асфальт.

Кровь на рубашке появилась позднее. В тот же день, через каких-то пару часов возвращаясь домой, он встретил наркомана. Ошалело вращая безумным взглядом, парень наткнулся на Лёню. А дальше совпало. У одного искусственная эйфория, у другого настоящая, совместный танец в одной из вонючих подворотен и нож под рёбра. Лёня носил с собой карманный на всякий случай. Привычка, выработанная с юных лет. А наркоман об этом не знал, и Лёня убил его. Не потому, что желал лучшей жизни, а потому что слабых людей презирал.

То был волшебный день, полный разных ощущений. Красные брызги стали удачным завершением. Так Лёня думал. Но когда, пообедав в грязной рубашке, пошёл в магазин за пятновыводителем, он встретил Асю. Разговорились. Он тут же придумал историю про собаку и притворился человеком — уже тогда знал, она ему поможет. Нельзя просто так быть чудовищем и убивать девушек. Опасно. Поэтому Лёня придумал план. Он будет обычным, типичным, ничем не выделяющимся из толпы. Он не вызовет опасений. А такая, как Ася поможет ему получить нужную позицию в обществе. Лёня начал следить за Асей и убедился в правильном выборе. Милая и неуверенная в себе девушка вполне могла стать тем самым прикрытием.

— Мне приснился паук. Огромный. — Сказала Ася.

Лёня крепче прижал её к себе. Он не мог допустить, чтобы пауки и дальше пугали его пока ещё жену. Он ведь был ей действительно благодарен: за вкусную и своевременную еду, за выглаженные рубашки, за тёплые объятья и отсутствие укоров, за податливость тела и желание в глазах. В конце концов Лёня хотел сделать для неё хотя бы что-то за самое важное — за его возможность быть чудовищем с репутацией хорошего мужа. Выпустил из объятий, ловко нащупал шприц.

Раскаты грома умножились, стали громче, сильнее.

— Лёня, почему мне снятся пауки?

— Возможно потому, что ты их боишься, — его голос приглушил хлынувший ливень. Небо разразилось молниями.

Освещённая небесными вспышками, Ася была красивая. Не такая, как Лара, но явно достойная лучшей жизни.

Лёня поднял шприц, улыбнулся. В его улыбке она заметила что-то чужое, отрицаемое всё это время. Вскочила.

— Лёнь, ты чего? — спросила она, продвигаясь вдоль стенки, прижимаясь к обоям. Пальцы коснулись слегка выпуклой поверхности, там были ромбы. Они с Лёней их вместе выбирали. — Лёнь, тебе тоже что-то приснилось? — спасительная мысль не принесла должного успокоения. Нервы, натянутые как струны, пели не своим голосом о скорби, о боли. Они предупреждали.

Ася ещё ничего толком не поняла, не смогла разобраться ни в эмоциях, ни в поведении мужа, а тело, не слушаясь хозяйку, будто живущее собственной жизнью, уже перебралось на тумбочку. Ноги приземлились на пол, когда шприц, высвеченный молнией, едва не вонзился в шею. Кошмар из сновидения перешёл в реальность. Только сейчас за ней гнался не гигантский паук, те часто снились, когда Ася чувствовала свою вину, а любимый муж.

— Лёня! — вскрикнула Ася, бросаясь прочь от родных объятий. — Ты что? Не надо!

Шприц в руке пугал до дрожи, до икоты. Ася заплакала.

— Не делай хуже, Асенька. Я ради тебя стараюсь, — голос звучал утешающе и вполне по-доброму, только лицо в мелькающих вспышках добрым не казалось. Лёня хотел схватить жену за волосы, протянул руку по привычке, но ухватил лишь пустоту. Коса жены оказалась иллюзией. — Чёртова женщина! Иди ко мне!

Ася чудом увернулась от мужа, выскочила из комнаты, бросилась в тёмный коридор.

— Мы должны закончить, — шипел Лёня от злости, теряя ощущение экстаза. — Должны закончить, Ася. Твоё время пришло. Не порти последнюю встречу.

Разбушевавшаяся стихия идеальным фоном ложилась на происходящее и вместе с тем зигзагами в небе освещала дорогу к спасению. В тёмном коридоре Ася увидела щарф, который вязала Лёне. Она сорвала его с крючка и бросила мужу в лицо. Секундной задержки родного человека, вдруг ставшего монстром, хватило, чтобы схватиться за верхний замок.

Лёня заревел.

— Не смей! Ты не можешь уйти!

Она обернулась и ударила его ногой в пах, как видела в фильмах. На экране смотрелось зрелищно, в жизни оказалось не так. Либо удар оказался слабым, либо она промахнулась. Муж бросил шприц, схватил за шею и начал душить.

Обезумевшая от страха, Ася начала царапать сжимавшие пальцы. Лёня ударил её лицом о дверь. В глазах потемнело. Очередная вспышка осветила место борьбы. Ася понимала, выхода нет, но умирать слабая женщина не собиралась. Она потянулась руками назад, нашарила лицо мужа, впилась в щёки. Отпора он не ожидал, отпустил, чтобы убрать её руки. Ася воспользовалась мгновением и упала на колени.

— Куда!

Она нащупала туфли. Лёня наклонился за женой, рывком поднял.

— Всё не так! — прорычал ей в лицо, занёс руку для удара.

Ася вскрикнула, замахнулась. Каблук поцарапал лицо. Муж заорал, исходясь гневом и обидой, Ася снова дала ему в пах и дёрнула замок. Матерясь и едва ли не плача, Лёня потянул жену обратно, Ася начала кусаться, бить ногами. Но муж был всё равно сильнее. Дверь захлопнулась, едва не лишив Асю пальцев, а сверху уже сыпались удары. Ася упала.

— Я не хотел этого, — с сожалением произнёс Лёня. — Так не должно было быть. — Провёл пальцем по её разбитым губам.

Ася пыталась найти хоть что-то на полу, пока муж, родной и любимый, сжимал шею. Теперь он это делал с трудом, отводя глаза, будто смотреть на жену не мог. Ася задыхалась, но продолжала водить по полу руками. Она больше не сопротивлялась, но ещё надеялась.

— Тяжело… — признался муж и вдруг разжал пальцы. — Я так не хочу. — Он вспомнил о Караэсе.