Головнин. Дважды плененный - Иван Фирсов

— Голь, брат, на выдумки хитра. Нам свою цель достигнуть надобно. Поскольку вверило мне начальство шлюп, обязан все предпринять для предохранения от опасности…

В кают-компании неслышно появился Иван и поставил перед собеседниками стаканы с горячим чаем.

— Рому добавил? — буркнул Головнин.

— Точно так, ваше благородие. — Григорьев направился к выходу.

— Погоди, — остановил его Головнин. — Сей же час, не мешкая, перетряхни весь гардероб, отбери белья две пары, плащ мой, мундир. Почисти штиблеты. Прибери себе амуницию форменную, завтра после обеда отъзжаем с тобой в Лондон, недели на две, не менее.

Когда дверь затворилась за вестовым, Головнин вспомнил:

— Ежели Мур запросится на берег, отпусти его, пускай своих родичей проведает. Кто другой из офицеров и гардемаринов — по своему усмотрению. Только строго предупреди — по кабакам не шастать. Здесь не Кронштадт. Оберут до нитки, а то и ножом пырнут…

В Лондоне, в русском посольстве, за год отсутствия Головнина произошли перемены. Прежний посол, граф Воронцов, не согласный с политикой Александра I, подал в отставку. Недавно на его место назначили тайного советника Дмитрия Алопеуса. К нему-то обратился Головнин в первую очередь.

— Ваше превосходительство, честь имею, флота его величества государя императора, лейтенант Головнин, командир шлюпа «Диана», в Портсмуте пребывающего, — официально представился Головнин.

— Слушаю вас, чем могу служить? — несколько суховато спросил советник.

Головнин протянул ему папку с документами.

— Прошу ваше превосходительство переправить мои рапорты в Государственную Адмиралтейств-коллегию и их высокопревосходительству, господину Морскому министру, с докладами о благополучном прибытии.

Алопеус бегло пролистал документы.

— Видимо, у вас есть просьбы?

— Точно так. Для дальнейшего плавания господином Морским министром заказаны прежде в Лондоне разный мореходный инструмент, а также имущество.

— Да, мне это известно, я получил соответствующее уведомление. По всему кругу ваших забот у нас ведает консул Самуэль Грейг. К нему я дам вам записку, он исправно все определит. Правда, нынче он занемог, но все равно, у него есть помощники.

— Дозвольте еще, ваше высокопревосходительство, в части безопасности нашего вояжа. Как я усматриваю из газет, не все ладно между нашими дворами.

— Похвально ваше отличное знание языка, действительно, это так.

Головнин подробно изложил послу свою задумку. Тот выслушал, не перебивая.

— Пожалуй, ваш замысел удачен, — согласился Алопеус. — Оставьте у секретаря все ваши доводы, и я займусь этим безотлагательно…

В тот же день Головнин побывал у консула Грейга. Оказалось, что он в курсе всех мероприятий, связанных с плаванием «Дианы», но «и был отчаянно болен». Головнин встревожился, а консул его успокоил:

— От моей болезни никакой остановки в деле не произойдет, потому что попечение о них взял на себя мой брат, он в этих делах поболее меня сведущ.

— А как быть с инструментами?

— По предписанию министра Чичагова инструменты для вас готовы, платье для людей заказано. Единственно, что не сделано, так это про свинец я не ведаю. А водку, ром и вино брат мой будет просить в Коммерческом департаменте.

«Будучи обнадежен таким образом г-ном консулом», Головнин занялся своими делами — покупкой карт, книг, выверкой мореходных инструментов.

Спустя неделю консул внезапно скончался, и навалились новые заботы, как быть? Посол не имел никаких связей по линии снабжения, беспокоить в такие дни брата Грейга командир «Дианы» не решился, а время уходило. Попытался кое-что сделать самостоятельно, но где там.

Еще пятнадцать лет назад Юрий Лисянский, впервые вступив на Британские острова, едко заметил: «Народ, с которым мы теперь имеем дело, весьма просвещен в денежных обстоятельствах и к карманному величию имеет бесспорную почтительность. Коротко сказать — всякий шаг наш здесь стоит не менее шиллинга. Съехавши в Гулль, взяли с нас по гинее за несколько рубах и мундир, которые были в чемодане у каждого, взяли за то, что мы — русские, за то, для чего едем в Лондон, и, по крайней мере, по гинее за то, отчего мы не говорим по-английски. На дороге же в Лондон всяк, кому токмо было время, драл с нас бессовестно…»

Вскоре и Головнину пришлось испытать на себе вероломство английских чиновников. Началось с того, что Грейг сам напомнил о себе и сообщил, что все припасы для шлюпа отправлены, за исключением водки, рома и вина.

Известно, что спиртное матросы на корабле потребляют не для веселого настроения, а как средство профилактики от простуды. В теплых широтах и летом такие напитки выдаются в половинной дозе, а крепкие и вовсе не отпускаются. Не секрет, что продажа алкоголя дело прибыльное. Когда за него были уплачены деньги и большая часть погружена, таможенники внезапно затребовали купеческую пошлину.

— Что они, рехнулись? — возмутился командир. — Наше судно под военным флагом, не для торга берем спиртное.

Грейг смущенно мялся, разводил руками, а Головнин ответил прямо.

— Взятку, видимо, позабыли им дать? Так пускай сами теперь выгружают, а я откажусь и вовсе, по пути на Мадере закупим ром.

Рикорд давно доложил о готовности шлюпа к вояжу, а командир метался то в Портсмут, то в Лондон, беспокоился о грядущем.

Посол Алопеус наконец-то уговорил статс-секретаря Канинга доложить королю, и шлюп получил охранную грамоту от Адмиралтейства.

— Воля короля для лордов Адмиралтейства — закон, котя они нехотя сие произвели, — сообщил посол Головнину, — мне стоило немало хлопот употребить, дабы увещевать статс-секретаря. Но документ, слава Богу, для вас благоприятный составлен.

Алопеус вынул из папки бумагу и, пробежав ее глазами, продолжал:

— Извольте, предписано всем начальникам морских сил и портов Великобритании, — «до коих означенный шлюп будет иметь дело, оказывать ему всякое со стороны их зависящее пособие и не препятствовать в его плавании, о чем г-н Канинг, извещая вас, уведомляет, что на сие воля Его в-ва короля последовала. Вследствие чего мы вам повелеваем и предписываем: в случае встречи с вышеупомянутым российским шлюпом не чинить ему в плавании ни малейшего препятствия и оказывать всякое возможное пособие, дружество и гостеприимство».

На «Диане» командир сразу же пригласил в каюту Рикорда и протянул ему предписание Адмиралтейства:

— Читай, Петр Иваныч, нынче можем без опаски отправляться, британцы нам не помеха.

Пока Рикорд читал бумагу, Головнин разложил на столе карты, вызвал штурмана:

— Тащи, Андрей Степанович, весь инструментарий, определим наши генеральные курсы от Европы до Америки.

Без особых хлопот плавают мореходы проторенными путями в знакомых морях, Балтийском, Северном, Средиземном.

Острый штурманский глаз с лету схватывает знакомые ориентиры на берегу, приметные складки местности на островах, выставленные буи и вехи на воде. Правда, когда штормит и берега закрыты завесой дождя или тумана, приходится пережидать под берегом на якоре. Но опытные лоцманы, например, в Северном море приноровились определять место судна по грунту на дне. У берегов Норвегии — одно, около Ютландии — другое, вблизи Голландии — третье. Даже посредине Северного моря на Доггер-банке цвет песочного грунта говорит рыбакам, где они находятся. Потому-то иногда на малых каботажных судах, которые плавают вдоль берегов, моряки и рыбаки обходятся без карт. Иное дело в океане. Мореплаватель, впервые пересекающий его акваторию, исходя из назначенного пункта, учитывая вероятные погодные условия, заранее определяет генеральные курсы плавания, или, как принято говорить у штурманов, делает предварительную прокладку на карте.

Для Головнина сейчас не существовало проблем. Еще зимой, в Кронштадте, он перелопатил записки Гидрографического департамента, скрупулезно изучал карты, не раз перечитывал описания Лаперуза, Кука, Ванкувера, не раз выспрашивал Крузенштерна и Лисянского.

Разложив на карте транспортир, линейку, командир взял циркуль-измеритель и бросил Хлебникову:

— Записывай. Первый генеральный курс — траверз мыса Лизард, траверз Мадеры, зюйд-вест, тень вест тысяча сто миль. Второе, зюйд-вест, тень зюйд на Канарские острова триста миль…

Штурман едва успевал за командиром. Видимо, эти маршруты не раз прикидывал он на карте, помнил поворотные пункты, новые курсы мимо островов Зеленого мыса, мыса Фрио, островов Святой Екатерины…

В последних числах октября наконец-то английская таможня сняла все препоны, и на «Диану» погрузили все до одной бочки. Но, видимо, немало крови попортили мздоимцы командиру «Дианы», и в сердцах он вылил свое возмущение в гневных строках: «… все купцы, как подданные британской короне, так и иностранные, знают, что подлее, бесчестней, наглее, корыстолюбивее и бесчеловечнее английских таможенных служителей нет классу людей в целом свете; и потому не хотел сделать им обыкновенных подарков или лучше сказать, дать взятков, к коим они привыкли, и ожидают от всякого в них нужду имеющего человека, как бы своего должного. Честь и совесть — слова им неизвестные…»