Дом Безгласия - Джеймс Дашнер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Сынок, я люблю тебя. Мы шутим, дурачимся, мы можем тупить, можем быть циниками и зубоскалами. Если я плохо объясняю… Но тебе нужно… – Я запнулся. Горло вдруг перехватило, словно я проглотил вареное яйцо целиком. Я ощущал к этому тощему человечку невероятную любовь – любовь в масштабах астрономических, геологических, глобальных и вневременных. Любовь заполнила всю мою грудную клетку, и я не знал, смогу ли снова когда-нибудь говорить.
– Пап? – нерешительно окликнул меня Уэсли.
Я сглотнул, изо всех сил стараясь прийти в себя, однако, когда наконец заговорил, голос отчетливо срывался.
– Ты должен знать, как сильно я люблю тебя. Так люблю, что даже не в состоянии выразить словами. Прости за то, что тебе пришлось пройти… пройти через эти испытания. Прости, что я не оказался рядом и не защитил тебя.
– Я тоже люблю тебя, папа.
Какие простые слова… Однако я едва не поплыл. Я лихорадочно прижал сына к себе, угрожая раздавить грудную клетку – точно так же я обнимал Хейзел на кукурузном поле, – и больше не сдерживал слезы, потому что знал, что Уэсли их не видит. Даже сейчас, когда я пишу эти строки, я недоволен собой, потому что не могу достойно выразить словами любовь, которую чувствовал и в ту минуту, и в другие подобные минуты, ожидавшие нас в ближайшем будущем. К чести Уэсли и к моей большой радости, он в ответ тоже обнял меня, с не меньшим отчаянием. В конце концов я отпустил его, больше не стыдясь слез. Возможно, сын догадается – я не нахожу слов, чтобы описать свою любовь.
– При жизни ты выглядел более привлекательным, – сказал Уэсли.
Из моей груди вырвался смех, несколько истерический, благодаря адреналину в крови. Я даже слегка забрызгал сына слюной, которую он милосердно не вытер.
– Смешно.
– Спасибо, что позволил мне оттянуться завтра с братьями.
– Да, да, разумеется. Потусоваться с Джеффри и Бреттом – это здорово.
Он улыбнулся – своей прежней улыбкой! – затем развернулся и пошел обратно в гостиную. Я смотрел ему вслед и в этот миг любил весь мир с той же силой, с какой только что любил сына. И не жалел поделиться своей любовью. Никто не может отобрать то, что мы оба чувствовали в тот момент. И все же я сделал в уме зарубку: завтра утром первым делом позвонить сестре и обсудить ситуацию.
9
Спустя час все приготовились ко сну. Кроме Андреа. Она сидела рядом со мной на диване, который должен был стать моей постелью, а трое младших детишек разлеглись на полу у наших ног. Старший уже похрапывал в раскладном кресле, приоткрыв рот, словно кит. Добрый знак, подумал я. Тому, кто спит подобным образом, весь мир по барабану. Сын читал Джо Хилла и даже лампу не выключил, так и заснул с раскрытой книгой на груди.
Два вентилятора работали на полную мощность, превратив комнату в аэродинамическую трубу.
Андреа приходилось шептать прямо мне в ухо, чтобы быть услышанной.
– И как только люди спят при таком шуме? Если не замерзнешь до смерти, то уж точно оглохнешь.
Я похлопал ее по руке, как несмышленого ребенка.
– Тебе еще учиться да учиться. Это и есть то, что называют истинным блаженством. Успокаивающий звук, дующий в лицо ветерок… Лучше, чем секс.
– Отсюда можно сделать вывод, что ты занимался им всего четыре раза в жизни. – Она жестом показала на каждого из моих детей по очереди.
Я не смог удержаться от смеха.
– Зато с успехом.
Она села поближе и положила голову мне на плечо. Есть древняя поговорка, что-то там насчет «влезть в старую пару обуви» – самая худшая из возможных аналогий для всего, что ассоциируется с Андреа, однако точнее не скажешь. Мы уже проходили это в школе – флиртовали, целовались, занимались еще кое-чем. Однако у нас никогда не было… обязательств. Не было настоящих отношений. Нас связывала дружба, крепкая дружба. И теперь мы вернулись на ту же отправную точку.
– Вот затем я и попросил твоей помощи. Мне нужно вот это. Мне нужна ты.
Андреа похлопала меня по груди.
– Знаю. Наверное, так и должно быть. Словно не пролетело столько времени. Рада, что я здесь.
Я занес руку, чтобы приобнять ее.
– А ты когда-нибудь думала…
Она прервала меня, хлопнув пальцем по губам.
– Не сейчас. Я устала. Пожалуйста. Я хочу заснуть на твоем плече. Шум вентилятора и правда успокаивает.
Ну вот она и привыкла. Я с удовлетворением подвинулся, чтобы улечься поудобнее, и Андреа подвинулась вместе со мной.
Так я и уснул. Лицом к ветру.
10
Наутро мы с Андреа явились в библиотеку Самтера вторыми после открытия. Дождь лил как из ведра, а открывать зонты на ветру было совершенно бессмысленно. Пока мы на спринтерской скорости преодолели примерно сорок футов от парковки до дверей, я наполовину промок.
А вот что всколыхнуло даже мои притупленные чувства, так это факт, что Грейс Хабершам по-прежнему работала здесь. Когда я учился в школе, она, наверное, была даже старше Бетти Джойнер, а по моим прикидкам Бетти уже тогда стукнуло девяносто. И все же это была миссис Хабершам, выглядевшая точно так же, какой я ее запомнил в школьные годы, во времена своих бесчисленных визитов в библиотеку. Более того, она носила ту же одежду – блузу с рюшами и большим отложным воротником и юбку, которая при ходьбе подметала пол. Наверняка она вампирша – вот единственное объяснение.
– Я могу чем-то помочь вам, дети? – спросила миссис Хабершам, когда мы вошли, измученные завершившейся не в нашу пользу борьбой с ненастьем.
Андреа посмотрела на меня. «Дети?» – читался в ее глазах немой вопрос. Я же просто почувствовал облегчение, когда пожилая леди меня не узнала.
– Да, мэм. Мы хотели бы просмотреть старые документы, касающиеся Самтера и Линчберга. Газетные статьи, результаты переписи населения, поземельные книги и тому подобное.
– Да, конечно, дорогие. Следуйте за мной, я покажу вам архивный отдел. – Она сделала изящный жест рукой и направилась к лестнице в глубине здания. Ступени вели как вверх, так и вниз. – Архив у нас в подвале, надеюсь, вы не очень испугаетесь?
– Все хорошо, – заверила ее Андреа до невозможности сладким голосом. – Мы вообще-то обожаем темные и жуткие места.
Маленькая пожилая леди засмеялась – негромко, как птичка! – и прощебетала:
– Спускайтесь по лестнице и идите дальше по коридору,
