Занимательное дождеведение: дождь в истории, науке и искусстве - Синтия Барнетт

Они собрали группу и назвали ее The Smiths. Моррисси и Марр совместно писали песни, адресованные таким же чувствительным и замкнутым подросткам, какими были они сами, «огромной компании любителей поныть», как выразился один музыкальный обозреватель. Марр рассказывал, что в песнях группы «действие по умолчанию происходит в Манчестере под дождем». Их хит 1984 года William, It Was Really Nothing (№ 431 в списке 500 величайших песен всех времен по версии Rolling Stone) начинается так: «По серому городу дождь хлестал, этот город тебя достал. Вновь по серому городу дождь хлестал, этот город тебя достал».

Чем громче становилась его слава, тем сильнее оплакивал Моррисси свою юность в «викторианском, ранящем, как нож, Манчестере». Но в творческом смысле слова этот город ни в коей мере его не «достал». «Подростковая депрессия – это самое лучшее, что со мной случалось в жизни», – сказал он однажды в интервью. Именно в этом состоянии песни начали «плескаться в моей голове», пояснил он. Меланхолические тексты сделали его иконой британской поп-музыки своего времени и даже породили под свинцовым небом Манчестера новый жанр, иронически прозванный «мизераблизмом».

Отчаяние, как известно, вдохновляет многих писателей и композиторов, поэтов и художников – от инди-поп-групп «пронзительного» города до музыкантов Сиэтла, играющих гранж, или Чарльза Диккенса, чье творчество пришлось на самые ненастные годы в истории Лондона. Оно может идти извне – с «la grisaille», как называют парижане свое элегантно затянутое облаками небо. Или колыхаться внутри – мимолетной грустью или серьезной депрессией. Зачастую, похоже, одно сочетается с другим – в дождь по окнам текут серые ручейки, а в голове мрачные мысли.

Самую знаменитую в истории музыки дождевую интонацию Фредерик Шопен вставил в прелюдию № 15, Op. 28, известную под названием «Капли дождя». Считается, что эту свою самую длинную прелюдию Шопен написал во время пребывания в монастыре на Майорке в 1838 году. Французская романистка Амандина Дюпен (более известная под псевдонимом Жорж Санд), возлюбленная Шопена, сопровождавшая его в поездке на Майорку, рассказывала, что вернувшись в монастырь ночью в страшнейшую грозу, застала композитора в слезах. Он рыдал, играя одну из своих новых прелюдий. Его преследовали видения, вспоминала Санд в автобиографии «История моей жизни». Ему грезилось, что он тонет в озере. «Музыка, которую он сочинил в тот вечер, была наполнена дождинками, стучащими по черепичной крыше, – пишет Санд, – но в его воображении и в его песне они превращались в слезы, льющиеся с неба ему в сердце».

Преобладающие в северной части Атлантического океана западные ветры проносят теплые влажные облака над западным побережьем Британских островов. (Говоря о ветре, ученые и моряки указывают, с какой стороны он дует. Применительно к океаническим течениям называют направление, в котором они движутся.) Поднимаясь над скалистым ландшафтом, эти облака проливают самые обильные дожди на Ирландию и западную Шотландию, Англию и Уэльс. При таком режиме погоды находящиеся на западном побережье деревни становятся самыми дождливыми населенными пунктами в Великобритании. Больше всего осадков – 3550 мм в год – выпадает в деревушке Ситуэйт, прелестном месте, идеальном для прогулок по вересковым холмам, расположенном примерно в двух часах езды на северо-запад от Манчестера.

Подобно Каскадным горам возле Сиэтла, зеленые и пологие Пеннинские горы в Англии простираются на север и восток от Манчестера, и в небе здесь тоже вечно висят легкие дождевые облака. И еще одно сходство с Сиэтлом: Манчестер печально известен в Англии как город дождей, хотя в действительности не входит в десятку самых дождливых мест в стране. Похоже, людям просто нужна дождевая столица, причем такая, чтобы дождь там не лил, а накрапывал.

За свою недолгую и уже легендарную историю The Smiths выпустили четыре альбома. В Великобритании все они входили в топ-5. Принято считать, что музыка группы отражает британский характер и британскую погоду. Уроженка Манчестера, музыкальный критик Сара Чампион в своей книге «И Бог создал Манчестер» писала, что сыгранный Марром в манере Бо Диддли психоделический рифф в песне How Soon is Now группы The Smiths вызывает в памяти сырые улицы Манчестера «с той же силой, с какой вибрирующее блюзовое звучание гитары Рая Кудера – пустынную местность вокруг городка под названием Париж в штате Техас».

Когда Чампион обратила на это внимание, я тоже смогла расслышать дождь в гитаре Марра. Вспомнила другие группы и классические рок-композиции, подобные Riders on the Storm группы The Doors и Rainy Day, Dream Away уроженца Сиэтла Джими Хендрикса, и подивилась, насколько точно музыканты воплотили дождь в интонацию и звук. Слова Чампион о дождевом риффе и американской легенде ритм-энд-блюза Бо Диддли, который помог проторить дорожку от блюза к року, побудили меня позвонить моему другу Карлу Мейеру, блюзовому бас-гитаристу и продюсеру в Чикаго, который очень любит музыку Бо. По телефону он то говорил, то пел, объясняя фирменный бит Диддли – афро-кубинский ритм под названием «клаве 3–2»: БУМ-БУМ-БУМ… БУМ-БУМ. В песне How Soon is Now Марр использует бит Диддли, но это лишь фон для грядущего дождя. Поэтому он дополняет клаве реверберацией на гитаре, создавая эхо, которое, в точности как гроза, звучит сплошным раскатом, а не отдельными каплями. В более очевидных рок-песнях о дожде, рассказывает мне Карл, для изображения грозы достаточно добавить ревербератор и стукнуть кулаком по усилителю Fender. Группа The Doors использовала в Riders on the Storm подобные звуковые эффекты, имитирующие бурю. Но знаменитое «дождевое» соло в этой песне принадлежит клавишнику Рэю Манзареку с его длинной нисходящей руладой на электрооргане Fender Rhodes.

Чтобы окунуться в атмосферу гранжа, надо проехать два часа на запад от Сиэтла по автомагистрали Interstate-5 на родину Курта Кобейна, в лесопромышленный центр штата Вашингтон – Абердин. Как известно, певец и гитарист Кобейн и бас-гитарист Крист Новоселич в 1987 году собрали в родном городе группу Nirvana, быстро ставшую популярной. Там определенно что-то витало в воздухе. Сиэтл по сравнению с Абердином выглядит солнечным краем. Абердин, где за год выпадает свыше 3300 мм осадков – в три с лишним раза больше, чем в Сиэтле, – один из самых влажных населенных пунктов в Соединенных Штатах.

Как и в Манчестере 1960-х, унылую обстановку в Абердине создает не дождь как таковой. Все дело в том, что струящаяся с неба вода смешивается с желтоватым дымом целлюлозной фабрики, покрывает заброшенные железнодорожные пути ржавчиной и летит брызгами с покрышек лесовозов, громыхающих по трассе I-5. Абердин оказался единственным посещенным мною дождливым местом, где цветовая гамма, похоже, не становится ярче, а тускнеет в результате индустриализации и ее коллапса. (Нынешний Манчестер с его солидными переоборудованными складами, стеклянными небоскребами и процветающим гей-кварталом во многом преодолел свое мрачное прошлое.) В начале XX века Абердин представлял собой оживленный городок-лесопилку. К началу XXI столетия уже закрывались его последние крупные фабрики. Уровень безработицы в городе неизменно самый высокий в штате Вашингтон.

В день моего приезда в Абердин на горизонте невозможно было различить серое небо и серый порт, получивший уместное название Грейс-Харбор (в честь одноглазого морского капитана Роберта Грея, который открыл эту гавань в 1792 году во время экспедиции за пушниной, но, по-видимому, так и не потрудился сойти на берег). Стареющие заводы вдоль порта были окрашены в сплошную латунную гамму, на причале стояли ржавеющие корабли, и все это окутывал туман. Небольшой городской центр был безлюден, за исключением одной обнаруженной мной сокровищницы – магазина «Звездные войны» компании Sucher and Sons. Здесь каждый дюйм забит межгалактическими игрушками и сувенирами, причем среди Чубакк и клонов раскиданы памятные вещи, связанные с Кобейном.

Восхождение звезды Кобейна и целой армии молодых гранж-музыкантов, носивших фланелевую одежду и сапоги, кто-то приписывает дождю, кто-то резкому спаду в лесной промышленности, а кто-то эскапизму нового поколения, представители которого первыми за всю американскую историю услышали, что им никогда не будет так же хорошо, как их родителям. Штормовой электрический саунд зародился еще и в условиях оторванности Сиэтла от Нью-Йорка или Лос-Анджелеса. Фирменные атрибуты гранжа – дождь и фланель – это символы антигероев, реальные и аутентичные: лос-анджелесского солнца здесь нет и в помине.

Кобейн всегда рассказывал, как он ненавидит свой унылый городок. Но именно эти места вдохновили его на самые яркие песни, подобные лиричной Something in the Way, запечатлевшей его тоску среди капелек, падавших с моста на Янг-стрит, под которым он якобы ночевал подростком в Абердине. Сегодня бетонное основание моста испещрено посвященными Кобейну граффити, которые поклонники оставляли там с тех пор, как он покончил с собой в возрасте двадцати семи лет.