Рубежник (СИ) - Билик Дмитрий Александрович

Все мои надежды на скорую победу улетучились. Почему-то вспомнились наставления Григория по поводу того, что рано мне еще с лешачихой сражаться. И слова Большака, что не стоит ему остальные монеты заносить. Глупо как-то все получилось. Но не сдаваться же теперь!

Нынешнее противостояние сводилось к тому, что я неторопливо отступал к чаще, а нечисть, пусть и оставляла за собой кровавые следы, но преследовала меня. Интересно, возможно ли ее вообще взять измором?

Проверять новую тактику мне не пришлось. Потому что случилось новая неожиданность. С диким криком каких-нибудь северных команчей на лешачиху выскочил Митька. В руках у черта оказался зажата острая толстая ветка осины. Одна из тех, которую он передал мне. И которые я благополучно оставил возле рюкзака. А мой юный знакомый из ботаников решил привить осину к лешачихе.

Нечисть на Черноуха не обратила никакого внимания. Тому, наверное, даже обидно было. Правда, лешачиха тут же признала свою ошибку. Митька воткнул ей осину куда-то в плечо и вот тогда моя противница заверещала. Так, что многие назгулы бы ей позавидовали. Теперь обидно стало мне. Я ее целых два раза ранил, а отреагировала она куда скромнее. Все-таки умеет Митька обращаться с женщинами. Есть в нем чертовская привлекательность.

Судя по всему, у лешачихи действительно была какая-то природная аллергия на осину. Иного объяснения у меня не нашлось. Так или иначе, но нечисть сразу забыла про меня. Мощным рывком он развернулась и повалила Митьку на лопатки. И коротким движением вогнала когти в грудь черту.

Все произошло столь стремительно, что я даже понять ничего не успел. Хватал ртом воздух и стоял, как полный олух.

Черноух не заорал. Он тихонько завыл, совсем как плачут маленькие дети. Будто бы даже не от боли, а от обиды.

И тут во мне что-то проснулось. Не знаю, что именно. Наверное, подобное можно назвать прозрением. Но я больше не принадлежал себе. Страхи, опасение, неуверенность — все отошло на другой план. Будто я оказался вместо героя фильма, сюжет которого уже знал наперед.

В голове щелкнуло, а тело словно перешло на автоматический режим. Заработал на всю катушку хист. И мне даже не приходило в голову его ограничивать.

Я бросил нож. Тот пусть и помог с ритуалом, но теперь от него не было никакой пользы. И рванул к своему рюкзаку. Мне казалось, я двигался так быстро, как только было возможно. Но все же спиной почувствовал, как лешачиха опять ударила Митька. И вновь на землю пролилась чертова кровь, выбивая из Черноуха остатки жизненных сил.

Вот только нанести третий удар она не успела. Схватив несколько кольев в левую руку, правой я вогнал ей импровизированное оружие куда-то между лопаток. Хотел вмазать еще, но перед глазами мелькнули темные складки тряпья, а сам я сразу же отлетел в сторону.

Блин, да как она так быстро разворачивается? Вот все-таки, что значат три рубца против двух. Можно представить, что станет со мной в честном поединке против какого-нибудь ведуна.

Я потянулся за отскочившим колом и тут же заорал от резкой боли в ноге. Когти лешачихи утонули в моей ляжке. Зараза, знаешь, сколько эти джинсы стоят? С другой стороны, сам дурак, надо было надеть для смерти что-нибудь попроще. Так хотелось же как покрасивее!

Нанести второй удар и окончательно испортить хлопковый текстиль на моих ногах лешачиха не успела. Едва вытащила когти, как я с размаху пригвоздил ее руку к земле.

И тут же получил такой отлуп другой, что чуть не потерял сознание. В голове зашумело, реальность на мгновение смазалась. Казалось, еще один такой хук и реальность потухнет окончательно. А когда приду в себя, пойму, что уже умер.

Однако в тот момент, когда стоило поставить окончательную точку, нечисть почему-то замешкалась. Стала вертеться, пытаясь схватить себя за спину одной рукой. Какого черта не добивает меня?

Ответ заключался в самом вопросе. Именно черт и мешал ей в этом. Голова Митьки мелькнула из-за спины нечисти. Черноух все еще был жив и теперь висел на лешачихе, обхватив ее шею руками. Он, наверное, и не знал, что использует сейчас вполне рабочий борцовский прием. Нечисть пыталась скинуть его с помощью одной свободной руки. А я же воспользовался моментом и нанес последний удар.

Схватил ближайший осиновый колышек и вогнал его аккурат в одну из глазниц. Сразу же готовый повторить удар. Однако не пришлось. Лешачиха на мгновение замерла, словно раздумывая, как ей теперь стоит себя вести, а после завалилась на бок.

Неужели все? Мы смогли? Одолели? Победили? Если честно, до сих пор не верилось.

Я тяжело дышал, не в силах осознать, что сейчас здесь произошло. Не просто небольшая драка — схватка за жизнь, где мы вышли победителями. Но мы ли?

Короткая и яркая мысль заставила меня подняться на ноги. Пусть и со значительным трудом. Митька!

Черт лежал сверху на лешачихе. Не потому что она ему нравилась или он хотел окончательно убедиться в смерти нечисти. Черноух совсем обессилел. Шерсть на груди вымокла и свалялась от крови. Обычной крови, красной, а не как у этой твари.

— Сдюжили, дяденька, — улыбнулся тот. — Молодцы мы. Вы если к Большаку пойдете…

— Так, ну-ка заткнулся и перестал тратить силы! — грозно крикнул я.

Сам оттолкнул его от мертвой уже лешачихи и повалил на спину. Да уж, хреновая рана. Нечисть всего лишь два раза ударила Черноуха в грудь. Однако приложилась хорошо, глубоко. Это я почувствовал.

Опустил обе ладони на раны черта. И тот застонал, сморщился. Не понравился Митьке рубежный хист. Его силу питал совершенно другой. Интересно, Большак смог бы излечить своего подопечного? Хотя вопрос в ином, стал бы он подобное делать? Что-то мне подсказывало едва ли.

Кровь на краях ран медленно, неохотно сворачивалась. Однако это еще полбеды. Я чувствовал, что там, внутри, задето что-то очень важное. И вложил весь свой хист, весь промысел, чтобы все починить.

Наверное, забавно, я в анатомии имел лишь общие представления. Потому спроси меня сейчас — что там у Черноуха не в порядке, так не ответил бы. Однако понимал, что вот эту хреновину надо соединить с той. И все получилось.

Я не отстранился от Митьки — обессиленно рухнул на спину. Только теперь понял Болконского и его тягомотину про дуб. Наверное, когда умираешь, что-то в голове сразу щелкает. Умнее становишься. И хочется нудеть про всякие деревья, сквозь ветви которых видишь небо.

Только у судьбы на меня были другие планы.

— Вот ведь, хороша Ершова уха, да ложка суха, — бешено вращая глазами, взобрался на меня бес.

Было заметно, что он не в себе. Борода всклокоченна, рога точно выросли и глаза не блестят, горят! Однако в груди приятно потеплело. А затем растеклось и по всему телу.

— Хозяин, ты останови меня, иначе весь выльюся, — жалобным голосом протянул Григорий. — Умру за понюшку табаку и все.

— Хорош, слазь. И рюкзак мой принеси.

Я сел, отмечая, что чувствую себя намного лучше. Разве что теперь начала ныть рана, нанесенная лешачихой. Хотя если кровь не льет, как из ведра, значит, ничего существенного не задето.

Митька лежал, не пытаясь вставать. Глаза его были открыты, а грудь тяжело вздымалась. Живой. Не сказать, чтобы здоровый, но со временем поправится. Теперь я почему-то знал это четко.

Я вытащил из принесенного рюкзака бинты, разрезал штанину и наскоро и плотно обмотал рану. А Черноух тем временем все же пришел в себя.

— Дяденька, вы же это чего сделали?

— Жизнь тебе олуху спас.

— Зачем же? Как же я теперь?

Что именно «теперь» и чего там «как», я не дослушал. Черноух забормотал торопливо и неразборчиво. Да и мне было, чем заняться.

Тяжело поднявшись на ноги, я подошел к сложенному лешачихой шалашу и заглянул внутрь. Пацан, чумазый и в порванной футболке лежал на сухой, застеленной в виде постели траве. Я потрогал лоб — горячий.

— Как бы не помер, мальчишка, — озадаченно пробормотал за спиной Григорий.

— Типун тебе на все, куда только можно, — ответил я.