Хранительница - Елена Кондаурова

Крысу они так и не вычислили, хотя после тех событий и дня не проходило, чтобы они не ломали голову над тем, кто это мог быть. Результат их раздумий не утешал: по всему выходило, что предатель был из ближнего круга, если не из самой семерки. Мотивы его могли быть самыми разными, начиная элементарным подкупом и заканчивая банальным шантажом, но основным они сочли наиболее распространенный: власть. То есть, грубо говоря, под Самконга кто-то копал. Претендовать на его место могли только шесть человек, из которых Таш выбывал сразу. Потому что, во-первых, за ним следили, во-вторых, в него стреляли, и, в-третьих, он просто никогда не играл в такие игры, хотя и мог бы.

Вторым из оставшейся пятерки вылетал Франя, который в силу причин, о которых упоминалось ранее, скорее сам отгрыз бы себе рабочую правую руку, чем пошел бы о чем-то договариваться с благородными господами. А в том, что за всем этим стоят именно благородные господа, вынашивающие какие-то свои планы, уже можно было не сомневаться.

Что касалось остальных четверых, то в принципе они все имели возможность начать свою игру, но лично Ташу было сложно себе представить, чтобы Лайра вдруг ни с того ни с сего бросила своих нежно любимых девочек и отправилась ловить рыбку в мутной воде. Да и если бы она каким-то чудом спихнула Самконга с законного места, то вряд ли бы ей позволили его занять. Баба же... Хотя полностью ее исключать нельзя, мало ли какие у нее еще могли быть мотивы.

Крок тоже вряд ли потянул бы управление всей их сетью, слишком вспыльчив, прям и скор на расправу, да и рожа у него такая, что с ней можно только пугать народ в темных переулках, а не улаживать всякие щекотливые вопросы.

Значит, наиболее вероятные противники – это Бадан и Валдей. Оба слишком хороши, чтобы долго быть на вторых ролях, хотя в течение почти двадцати лет никто не жаловался. Кроме того, силком их к Самконгу тоже никто не тащил, сами пришли и сами остались.

Что же касается второго звена, то Ташевы парни сразу отпадали. Их готовили не для этого и ни к каким серьезным делам пока не допускали. Так же глупо было предположить участие в оных делах Франиных мальчишек и девочек Лайры. Кроковы ребята работали по всей стране и в столице бывали нечасто, а если и бывали, то в основном проводили время в кабаках и борделях, а не в поместье Самконга. Так что опять оставались только Валдей и Бадан, которые за своими подопечными следили так серьезно, что те без их ведома даже в туалет не ходили.

В общем, сошлись на том, чтобы приглядывать за всеми четырьмя, но особенно за подозрительными двумя, хотя проделать это незаметно своими силами было почти невозможно, учитывая профессиональный уровень обоих, а привлекать кого-то со стороны не очень хотелось.

Почти в самом центре Олгена, неподалеку от храма Всевеликой богини располагалась в тихой улочке небольшая гостиница. Если бы кто-нибудь из гостей столицы пожелал бы снять в ней комнату, то, вероятнее всего, он был бы очень неприятно удивлен ценой, хотя качество комнат и обслуживания несколько компенсировало явно завышенные расценки. Неудивительно, что клиентов в этой гостинице было немного. Удивительно, что они вообще были. Хотя одно несомненное достоинство, выгодно отличающее ее от других столичных гостиниц, все же присутствовало. А именно – полное отсутствие любопытства у хозяина и прислуги. В любом другом месте это бросалось бы окружающим в глаза своей ненормальностью, но здесь, под сенью святого храма, это вполне могло бы сойти за явленное богиней чудо. И, строго говоря, так оно и было, потому что отсутствие любопытства было щедро оплачено хозяину и нанятым им слугам из огромного храмового кармана.

А раз так, то совершенно неудивительно, что именно в этой гостинице остановились тоже находящиеся на жалованье у верховного жреца Зойт и Багин. Правда, узнать их теперь было бы не под силу даже упомянутому нанимателю, потому что внешность этих господ претерпела за последние дни кардинальные изменения.

Зойт перестал изображать из себя грандарца (да оно и к лучшему, потому получалось это дело у него не ахти), сбрил тонкие, спускающиеся по обеим сторонам рта, типично грандарские усы и начал отпускать небольшую «саварнийку» – бородку, традиционно носимую в южных областях Саварнии, отчего его лицо, само по себе невзрачное и незапоминающееся, теперь совершенно изменилось. Яркая и броская саварнийская одежда из плотного шелка удачно дополняла созданный образ.

Багин, в отличие от своего товарища, предпочел не столь заметные, но оттого не менее действенные преобразования. Он перестал брить голову, и его быстро отрастающие волосы уже вполне годились на то, чтобы сделать из них стрижку уроженца западного Ванта. Что же касается одежды, то она не сильно отличалась от той, что носили вандейцы, и ее почти не пришлось менять. Разве что добавить несколько выразительных штрихов в виде черного жилета и яркого шейного платка.

Хотя щедрость их нанимателя позволила Зойту и Багину занять два весьма неплохих номера, расположенные по соседству, они все же предпочитали в основном находиться в номере Багина, который был оборудован запасным выходом на задний двор, что после недавнего общения с головорезами Крока стало казаться им чрезвычайно полезным обстоятельством. Особенно сейчас, когда в гости к ним должен был пожаловать человек, в компании которого пренебрегать любой дополнительной защитой было попросту глупо.

За темным окном жуткими голосами завывала метель, швыряя пригоршни жесткого колючего снега в разрисованное белыми узорами стекло, но приятелей это не огорчало. Это означало, что назначенная встреча состоится, и они мучаются ожиданием не напрасно. Для их гостя такая погода была лучшей из возможных, потому что осторожность давно уже стала его второй натурой, иначе ему не удалось бы задержаться на белом свете так надолго.

На столе в гостиной стояла только одна свеча, потому что гость не любил яркого света, предпочитая полутьму, верную подругу всех воров, и потрескивал дровами камин, бросая дрожащие отсветы на украшенный лепниной потолок.

Багин, молчаливый и сосредоточенный, сидел в кресле у стола, а Зойт растянулся на диване, нервно вертя в руках кинжал. Такая простая вещь, как ожидание, по молодости лет давалась ему с трудом.

Наконец в дверь постучали. Зойт, резво соскочив с дивана, пошел открывать, радуясь тому, что пытка ожиданием на сегодня закончилась, хотя было еще далеко не ясно, чем может обернуться для них эта долгожданная встреча.

Гость, закутанный в заснеженный плащ и больше похожий на сугроб, чем на человека, вошел в номер. Острый взгляд сверкнул из-под надвинутого на глаза капюшона и профессионально пробежался по комнате, отчего хозяевам стало немного не по себе. Впрочем, гость, похоже, оказался удовлетворен осмотром, потому что несколькими экономными движениями стряхнул с себя снег, прошел к столу и уселся в кресло, откинув капюшон, что с его стороны, несомненно, было актом доверия, потому что даже в неверном свете одной жалкой свечки было видно, что его растрепанные волосы того самого ярко-рыжего, почти огненного цвета, какие были только у одного-единственного человека на всю Ольрию.