Вся Робин Хобб в одном томе - Робин Хобб

магии я с тех пор не ощущал. Но избавление от сверхъестественного не означало, что наша жизнь внезапно сделалась легкой. По сути, следующий месяц выдался очень трудным. Погода стояла теплая, но еды не хватало, а путешествие проходило без особых удобств. Когда мы проезжали Мертвый город, стоял поздний вечер. Нигде не горело ни огонька. Эмзил на время примолкла. Диа, похоже, не узнала поселок.

— Мы ехали сюда? — тихонько спросила Кара, когда мы миновали развалины их прежней хижины.

— Нет, — ответила Эмзил. — Куда угодно, только не сюда.

И мы даже не задержались на ночлег.

Я потерял счет тому, сколько раз мне пришлось чинить повозку. Все дальше оставляя позади Геттис, мы начали раньше останавливаться по вечерам. Мы с Семом охотились или ловили в реке рыбу, если тракт шел вдоль берега. Ели мы не досыта, но и не голодали. Я понемногу рассказывал Эмзил о себе, сидя по вечерам у костра, когда дети засыпали. Многое далось ей непросто. Но она выслушала меня до конца и поверила мне. Потом она рассказала мне собственную историю. Я услышал о том, как молодая белошвейка вышла замуж за дерзкого и статного вора. Ей пришлось не по душе занятие мужа, но он последовал по стопам отца, как и определил добрый бог. И они были по-своему счастливы в Старом Таресе, пока мужа Эмзил не схватила стража. Я слегка стыдился того, что с трудом слушал рассказ о поре ее счастья. Но я все выслушал и принял Эмзил такой, какой она была.

Мы поженились в маленьком городке под названием Дротик. Обвенчал нас молодой священник, давший обет годичных странствий, во внутреннем дворике гостиницы. Эмзил убрала волосы полевыми цветами. Хозяин гостиницы, вдовец и романтик, накрыл для нас праздничный стол и предоставил две свободные комнаты. Его дочь пела для нас, а все гости присутствовали на празднике и желали нам счастья. Пожелания они подкрепили корзинкой, полной монет, парой цыплят и котенком. Кара заметила, что теперь у нас есть все необходимое.

— Ты так представлял себе свою первую брачную ночь? — тихо спросила меня Эмзил, когда я уже задремывал, удерживая ее в объятиях.

— Нет, — ответил я, вспомнив долгую и мучительную свадьбу Росса, бесконечные приготовления и суматоху. — У нас вышло гораздо лучше. Это было замечательно.

И этим на самом деле началась наша совместная жизнь. Мы покинули город устоявшимся семейством. Кара держала на коленях котенка, а привязанные цыплята клохтали в углу повозки. Мы двинулись на север, а там и сами не заметили, как осели в крохотном городишке под названием Глухомань, неподалеку от крепости на Менди. В отличие от Геттиса, население Глухомани обосновалось здесь по собственной воле, привлеченное тихими краями и щедрой почвой. Небольшие хозяйства явно процветали. С началом золотой лихорадки в Средних землях часть жителей покинула Глухомань, но большинство предпочло остаться на насиженных местах.

Городок с радостью встретил новое семейство. Эмзил вскоре нашла работу как белошвейка, работала дольше и зарабатывала больше меня. Местный скотовод, снабжавший Менди мясом и кожей, охотно сдал мне домик в обмен на мой труд. Вечерами мы с Семом ходили к ближайшему ручью охотиться или рыбачить. Порой мы брали с собой Диа, поскольку, хотя Кара была уже достаточно взрослой, чтобы помогать матери с несложным шитьем, Диа пока больше путала им нитки.

Вечерами, когда тусклого света не хватало для тонкой работы иглой, мы с Эмзил садились у камина и разговаривали. Во многих отношениях я едва знал ее, а она меня, но я ни разу не усомнился в том, что мы подходим друг другу. Я играл с детьми в простенькие игры и пытался продолжать дело Эпини по их обучению. Сем не любил занятия письмом, но быстро схватывал арифметику. Кара уже читала и считала, но большую часть времени училась разным стежкам у Эмзил. Кроме этих основ, я рассказывал им об истории Гернии — к немалому удовольствию Сема, особенно когда речь шла о знаменитых сражениях, и чем кровопролитнее, тем лучше.

— Когда я вырасту, — заявил он однажды, уже отправляясь в постель, — я стану солдатом и добуду на поле битвы славу и состояние.

Мое сердце сжалось от боли.

— А чего ты ждал? — спросила меня Эмзил позднее, когда мы готовились ко сну. — Если ты не рассказываешь ему других историй? Причем в твоих устах это звучит так захватывающе, что я удивлюсь, если Диа и Кара не попробуют тоже поступить на военную службу.

Она произнесла это со смехом, но я внезапно осознал, чего мне так сильно недостает. Я рассказывал мальчику те истории, которые сам больше всего любил в его возрасте. Возможно. Бьюэл Хитч ошибался. Военная служба могла быть единственным уготованным мне будущим, но это еще не значило, что я о ней не мечтал.

Той ночью я еще долго лежал без сна и размышлял о своей жизни. Мы процветали. Если у Эмзил и дальше будет столько работы, то вскоре мы накопим достаточно денег, чтобы подыскать себе собственный клочок земли, и тогда я смогу взяться за настоящее строительство. Я ни в чем не ощущал нужды. Со мной была женщина, любящая меня таким, какой я есть, и трое чудесных детей. Сем все схватывал на лету, Кара вот-вот научится управляться с иголкой столь же искусно, как ее мать, а Диа оставалась всеобщей любимицей и маленьким тираном. О чем еще я мог просить доброго бога?

И все же я не чувствовал закономерного удовлетворения. Во мне по-прежнему зияла пустота, и по ночам я спрашивал себя, не оттого ли это, что мальчик-солдат забрал какую-то важную часть меня, или дело в моей собственной поверхностности? Я еще основательнее погрузился в работу, чиня и подновляя маленький домик, который мы снимали, пока даже его владелец не заметил, что перестает его узнавать.

Несколько раз Эмзил напоминала мне, что я обещал написать Эпини. Я отвечал ей, что в Глухомани нет своей почты или курьерской службы, а у меня не водится ни перьев, ни чернил. Но однажды, ближе к концу лета, она вдруг объявила, что я и так уже тянул слишком долго и с моей стороны жестоко держать кузину и сестру в неведении. Кроме того, ей хотелось побывать в городке побольше, чтобы купить там необходимые вещи, которых не найти в маленькой лавчонке Глухомани. Так что мы посадили детей в подлатанную повозку, впрягли в нее нашу клячу и отправились в Менди.

Это была крупная крепость, раза в три больше Геттиса. Ее окружал небольшой процветающий городок с прямыми