Каббалист - Песах Амнуэль

— Прямо цирк, — сказал следователь. — Что дальше? Девчонка убежала и папку взяла. Вы этого хотели, да?

— Уходите, — сказала Тамара, — это моя квартира.

— Куда они сбежали? — спросил Родиков, морщась. — Да поймите вы, наконец, что их все равно найдут в течение двух-трех часов. А что потом будет с вами, Роман Михайлович?

— Она не нашла нужного рисунка, — пробормотал Р.М.

Ну, конечно. Три листа у Евгения, он хотел еще поработать с ними на компьютере. Нужно позвонить, и если только Евгений не в обсерватории, пусть немедленно берет рисунки и едет… куда? Сюда ни к чему. Скорее всего, в больницу.

Р.М. потянулся к телефону, Родиков накрыл его ладонь своей, спросил:

— Куда и зачем?

— Нужно, Сергей Борисович, — устало сказал Р.М. — Не мешайте мне, пожалуйста.

— Все-таки — кому?

— Другу. Если я правильно понимаю, здесь только его не хватает для полного счастья.

Он набрал номер, после нескольких гудков трубку, наконец, сняли, голос был женским — мать или сестра.

— Нет его. Только что ушел. Схватился и ушел.

— Ему звонил кто-нибудь?

— Нет, никто. Сидел, завтракал, вдруг вскочил и…

— Куда — не сказал?

— А он когда-нибудь говорил?

— Извините…

— Что, еще один пропавший? — осведомился Родиков.

— Поехали в больницу, — сказал Р.М. — По дороге попробую что-нибудь объяснить. Только не считайте меня идиотом.

— Постараюсь, — сухо отозвался Родиков.

Тамара села сзади, Р.М. — рядом со следователем.

— Знал бы я, к чему это приведет, — сказал Родиков, выруливая на магистраль, — ни за что не связался бы с вами и с этим делом Нади Яковлевой. Ведьмы, господи, послушал бы кто…

— Они совершенно нормальные девушки, — сказал Р.М. — Совершенно нормальные. Только…

— Ага, есть «только».

— У них развита третья сигнальная система. От рождения.

— Совершенно нормальные девушки, — буркнул Родиков, — только у каждой по три руки…

— Сергей Борисович, почему вы сегодня так? — сказал Р.М.

Родиков хмыкнул и потрогал правой рукой скулу, на которой набухал синяк.

— Ну, ведь вы сами… То есть, я хочу сказать, что ничего, почти ничего от нас сейчас не зависит. Только мешать им не нужно. Только. Прошу вас. И все обойдется.

— Вы это скажете Гамидову, который ищет насильников, похитивших девушек.

Р.М. замолчал. Бесполезно. Как жители двух миров. Невозможно понять друг друга. Ни понять, ни объяснить. Никто из нас не приучен к необычному. В жизни просто не может быть ничего этакого. А ведь то, что происходит, — вполне естественно и нормально. Именно естественно. Потому что продолжается это тысячи лет, сколько существует человечество. Потому что без этой штуки, которую он назвал третьей сигнальной системой, видимо, невозможна жизнь, невозможен этот мир, без этого мир был бы другим, и однако, это самое нормальное и естественное всегда выглядело и выглядит чем-то странным, непонятным, потусторонним. Наверно, первобытные люди к своим ведьмам относились все-таки иначе, чем эти современники, готовые в лучшем случае использовать девушек для обогащения (собственную дочь!), а в худшем — ославить как сумасшедших.

По улице, на которой располагалась больница, целеустремленно двигался от автобусной остановки — почти бежал — Гарнаев. По сторонам не смотрел, наталкивался на прохожих.

— Остановите! — воскликнул Р.М.

Он выскочил, едва машина притормозила, схватил Евгения за рукав, тот, не оглядываясь, рванулся, и Роману Михайловичу пришлось забежать вперед.

— Черт! — сказал Гарнаев. — Это ты! Я правильно топаю, да?

— Правильно. Садись в машину. Рисунки с тобой?

— Конечно! А мы успеем?

— Куда мы, однако, должны успеть? — буркнул Родиков, когда Евгений втиснулся на заднее сидение, рядом с Тамарой.

Гарнаев посмотрел на следователя, как на пустое место, и сказал весомо и точно, как не смог бы сформулировать и Р.М.:

— Материальное единство и познаваемость мира. Вот туда. Это закон природы. И мы с вами — носители этого закона.

— Господи, — сказал Родиков.

Светло-зеленый, с темными потеками, длинный корпус больницы показался в середине квартала, и сердце Романа Михайловича сразу ухнуло куда-то, хотя в глубине души он и ожидал чего-то подобного. Девушки стояли у закрытой двери, а на пороге перед ними возвышались два дюжих молодца. Девушки, впрочем, разглядывали не санитаров, а окна второго этажа.

— Все здесь! — выдохнул Родиков: видимо, успел пересчитать.

Взвизгнув тормозами, машина остановилась, и санитары с любопытством воззрились на вновь прибывших.

Родиков бросился к двери и потребовал телефон. Гарнаев выскочил следом, и перед ним неожиданно встала Наргиз. Р.М. успел лишь удивиться, как девушке удалось появиться здесь раньше них.

Все, что произошло потом, Р.М. вспоминал, будто отдельные кадры слайд-фильма. Даже пленка почему-то оказалась экспонированной по-разному. Одни кадры он помнил очень отчетливо. Другие — будто в дымке, лишь общий план. Третьи — совсем блеклые, он с трудом вспоминал потом, что, собственно, на них было изображено.

И ощущение такое же, будто смотришь фильм: что-то происходит, а ты не в силах ничего изменить.

Слайд первый (красочный, четкий). Наргиз рассматривает рисунки, остальные девушки следят за лидером (конечно, Наргиз у них сейчас лидер, все, что она сделает, отзовется эхом, поступком). Родиков скрывается в проеме двери, видна лишь его нога, а санитаров уже нет.

Слайд второй (смазанный, вне фокуса, будто разноцветные пятна). Девушки в быстром движении, нет системы, не танец, нечто бессмысленное. И еще — пятно рисунка на бумаге. В чьей-то руке? Нет, нет… Где же? Впечатление: вот он, рисунок, и нет его.

Третий слайд вовсе серый, с коричневыми потеками, будто после плохого проявления. Несколько окон, а в них что? Пятно без формы и цвета — вода, воздух?

Р.М. почувствовал, что движется куда-то — хочет рассмотреть ближе? Картинка застыла, странно — почему он идет, а все остальное неподвижно?

А следующий кадр был жутко передержан, до невозможности что-то увидеть в густой черноте: белесые штрихи, отдельные пятна света, будто в темном лесу, лишь солнечные блики с трудом пробиваются сквозь густую крону беспородных деревьев. Есть тут люди?

Слайд-фильм кончился.

Р.М. обнаружил, что сидит на кромке тротуара рядом с Гарнаевым. Солнце поднялось высоко и слепило глаза. Р.М. попробовал встать, ожидал слабости, но ничего такого не было, будто его на какое-то время выключили, повернув нужную рукоятку, а потом включили опять. Оказывается, они сидели у входа в больницу, но перед дверью теперь никого не было — ни девушек, ни Родикова с санитарами, ни Тамары. Прохожие шли быстро, бросая любопытные взгляды.