Нюрнбергский эпилог - Аркадий Полторак

Никитченко активно участвовал в процессе. Обладая огромным судейским опытом, он моментально улавливал малейшие попытки защиты задавать свидетелям так называемые наводящие вопросы. И в этих случаях тоже действовал весьма энергично, решительно пресекал всякие попытки извратить правду.

Я уже говорил, что различия в идеологии создавали определенные трудности в установлении сотрудничества между нашими судьями и судьями буржуазных стран. Время от времени между ними возникали споры при оценке тех или иных фактов. Но заслуга советских судей, несомненно, состояла в том, что в отношениях с западными коллегами они всегда старались делать акцент на то, что объединяет судейскую коллегию, а не разъединяет ее. Объединял же всех судей Устав Международного трибунала.

И. Т. Никитченко и А. Ф. Волчков не искали компромиссов лишь при решении действительно принципиальных вопросов. Тут их «жесткий курс» проявлялся в полной мере. Так было, например, при решении судьбы Фриче, когда западные судьи, по существу, отказались признать пропаганду агрессии преступлением. Так случилось и при рассмотрении вопроса об ответственности Шахта, когда перед судом встала глубоко принципиальная проблема ответственности за финансирование агрессивной гитлеровской программы вооружения. В подобных случаях советские судьи не останавливались даже перед тем, чтобы официально и открыто разойтись с буржуазным большинством трибунала. Это нашло свое яркое выражение в особом мнении советских судей при вынесении трибуналом приговора.

Заместителя члена Международного трибунала от СССР подполковника Александра Федоровича Волчкова я знал еще до войны — мы вместе работали в Наркомате иностранных дел. В течение многих лет Александр Федорович служил в органах прокуратуры, затем в нашем посольстве в Лондоне. Специально занимаясь вопросами международного права, он уже в предвоенные годы был доцентом, а во время войны, как и я, оказался в числе практических работников военной юстиции.

Хорошие знания международного права и английского языка, а также опыт зарубежной дипломатической работы, видимо, послужили определяющими мотивами при отборе кандидатуры Александра Федоровича на высокий пост заместителя советского судьи в Международном трибунале.

За судейским столом в Нюрнберге наших представителей легко было отличить от судей западных держав: и Никитченко, и Волчков сидели в своей военной форме. Долго, но безуспешно другие члены трибунала убеждали их облачиться в черные судейские мантии. Иона Тимофеевич и Александр Федорович твердо были убеждены, что военная форма больше к лицу судьям Международного военного трибунала.

В течение целого года сотрудничали судьи, различные по своему воспитанию и мировоззрению, представлявшие полярно противоположные системы права. И тем не менее в решении важнейших вопросов они нашли общий язык. Достигнуто это благодаря тому, что перед Нюрнбергским трибуналом стояли общедемократические задачи — задачи борьбы с агрессией, с войной, которая угрожает всему человечеству. Все народы были заинтересованы в том, чтобы не только наказать германских агрессоров, но и создать препятствия для возрождения германского милитаризма.

Нюрнбергский процесс явился одним из серьезных свидетельств возможности широкого сотрудничества стран с различным социальным строем для достижения общедемократических целей, в том числе главной из них — борьбы за прочный мир.

Хорошо судье или прокурору в обычном судебном процессе, когда он должен руководствоваться детально разработанными уголовными и уголовно-процессуальными кодексами своей страны, четко определяющими ответственность подсудимого и порядок судопроизводства. Неизмеримо сложнее обстояло дело в Нюрнберге. Читатель уже видел, к каким только приемам юридического крючкотворства не прибегали адвокаты и подсудимые, используя несовершенства международного закона в борьбе с агрессией. В составе защиты, как уже говорилось, преобладали крупные специалисты не только уголовного, но и международного права, люди с профессорскими званиями, ученые зубры, в течение многих лет тренированные в искусстве оправдывать ставшую уже традиционной германскую практику грубейшего произвола в отношениях с другими странами и народами.

И судьи нюрнбергские, и обвинители были исключительно опытными юристами-криминалистами. Но этого оказалось недостаточно. Здесь требовалось постоянно быть в готовности дать научно обоснованную отповедь попыткам защиты вывести страшных преступников из-под карающей десницы правосудия.

Устав трибунала не представлял собой в этом отношении панацеи. Он лишь в основном и главном кодифицировал принцип ответственности за нарушение международного права. Кроме него необходимо было пользоваться бесчисленным количеством различных международных конвенций, международных обычаев, судебными прецедентами. И тут на помощь пришли крупнейшие ученые-правоведы.

В составе нашей делегации на Нюрнбергском процессе многотрудную роль научного консультанта выполнял член-корреспондент Академии наук СССР профессор А. Н. Трайнин. Несмотря на значительное различие в возрасте и положении, мы как-то очень подружились с ним. Много позднее я понял, что этой дружбой и добрым ко мне расположением ученого с мировым именем всецело обязан характеру Арона Наумовича Трайнина. Этот среднего роста человек, с подвижным лицом и живыми, умными, я бы сказал, несколько лукавыми глазами, удивительно тепло относился к людям. У него было бесчисленное количество учеников, которых он до конца жизни щедро одарял своими советами и глубочайшими познаниями.

Долгие годы связывали А. Н. Трайнина с Московским университетом. Там он в свое время блестяще закончил юридический факультет. Там, будучи еще студентом, пристрастился к научной работе. Там примкнул к студенческому революционному движению и уже в юности дважды познал, что такое тюрьма. Но из тюрьмы он опять возвратился в МГУ и в стенах этого всемирно известного учебного заведения продолжал трудиться до конца дней своих, в общей сложности более 50 лет.

Еще задолго до возникновения второй мировой войны А. Н. Трайнин всецело посвятил свой недюжинный талант ученого разработке проблемы использования международного права в борьбе с агрессией и преступлениями против человечества. Его фундаментальные труды «Уголовная интервенция», «Защита мира и уголовный закон» были широко известны не только в СССР, но и за границей. А во время войны, в 1944 году, он опубликовал свой новый труд «Уголовная ответственность гитлеровцев».

Эта книга, как, впрочем, и вся деятельность А. Н. Трайнина по теоретическому обоснованию наказания агрессоров, вызвала впоследствии дикую злобу реакционеров на всем земном шаре. Главный редактор «Американского журнала международного права» упрекнул ученого даже в том, что благодаря его злонамеренной позиции восторжествовала «марксистская идеология» в Нюрнберге.

Однако было бы несправедливо приписывать это «открытие» американцам. Редактор американского журнала лишь повторил то, что говорилось еще в 1948 году западногерманским адвокатом профессором Воллом в том же Нюрнберге, когда там судили руководителей крупнейшей монополии «ИГ Фарбениндустри». Монополистам предъявляется обвинение в агрессии, в тягчайших военных преступлениях. Защита сделала вид, что она потрясена нелепостью этих обвинений: с каких это пор частные лица, коммерсанты, которые к политике никогда не имели никакого отношения, должны нести ответственность за войну? И вот тогда-то выступил господин Волл и сразу же обрушился на А. Н. Трайнина. Адвокат напомнил суду, что именно этот советский профессор в течение многих лет теоретически обосновывал положение о наказуемости агрессии и именно зловредная книга «Об уголовной ответственности гитлеровцев» «неожиданно оказала большое влияние в Лондоне, когда вырабатывался Устав Нюрнбергского трибунала». Волл сослался на доклад Джексона американскому президенту от 6 июня 1945 года, в котором якобы использовались «те же мысли, что имелись в книге Трайнина». Волл гневно «обличал» советского профессора в «подрыве старых и уважаемых традиций цивилизованного мира», под которыми понималась, конечно, безнаказанность агрессии.

Такие яростные атаки реакционеров против советского ученого имели под собой определенную почву. А. Н. Трайнин действительно впервые научно разработал стройную систему юридических норм ответственности гитлеровских военных преступников. А год спустя автор книги «Уголовная ответственность гитлеровцев» едет вместе с И. Т. Никитченко в Лондон на четырехстороннюю конференцию и представляет там на рассмотрение проект Устава Международного военного трибунала.

Устав трибунала был утвержден, но предстояла еще ожесточенная борьба между сторонниками мира и защитниками агрессии на самом Нюрнбергском процессе. И советский ученый направляется туда в качестве консультанта. Он уже не молод годами, но молод душой. Он испытывает гордость за свою страну, за нашу героическую армию, которая, разгромив гитлеровские полчища, сделала возможным Нюрнберг. А я, часто встречаясь в те дни с Трайниным, испытывал гордость еще и за него, за всю советскую юридическую науку.