Он приходит по пятницам - Слободской Николай

– А почему ты именно к этой лестнице цепляешься? – продолжал упираться Миша.

– Ну, а где еще они могли пролазить? На окнах решетки. Я не верю, что они через второй этаж лазили – теоретически это, может быть, и осуществимо, но на деле надо совсем дураком быть, чтобы такой путь выбрать. А здесь не дураки действовали.

– Пусть… А через главный вход?

– Э, нет! Через парадный подъезд им ходу нет. Здесь без ведома вахтера им ничего не светит. Она непременно должна быть с ними в сговоре.

– Так… Ладно, об ее участии в шайке говорить нет смысла. Тут я согласен, иначе к чему эти вызовы милиции и вся эта канитель, но… – Миша был не из тех, кто в споре быстро сдается, сраженный каким-то неопровержимым фактом. – Почему не предположить, что ваш лейтенант был прав и что бандюги запугали вахтершу и вынесли труп через главный вход? А после этого ей уже и деваться было некуда – что скажут, то и сделает.

Тут Миша сгородил явную чушь, и Костя этим моментально воспользовался. Похоже, что как спорщик он мало чем уступал своему партнеру в сообразительности и изворотливости. И почему мы его тупицей в школе считали, – сам же недоумевал потом мой рассказчик. – Шустрый такой парень оказался. Вполне мог бы и в нашей компании прижиться.

Думаю – это я уже сейчас думаю, – что главное Костино отличие от Миши и его приятелей – начитанных болтунов и остряков – было в развитой прагматичности будущего юриста и сотрудника следственного отдела. Есть такие ребята, которые уже со школы понимают, что умение быстро решать геометрические задачки и, вообще, принадлежность к числу лучших учеников в классе никакой особой пользы человеку принести не могут. А посему, стоит ли копыта драть? Исходя из этой – здравой, в общем и целом, – мысли (иногда я даже жалею, что она не пришла мне в голову гораздо раньше, – хотя главное тут, наверное, в складе характера), юные прагматики и не пытаются конкурировать с лучшими учениками (особенно, если не питают какого-то пристрастия к одному из изучаемых предметов) и учатся спустя рукава: лишь бы не нарываться на опасность остаться на второй год. А при взгляде со стороны (то есть в глазах своих одноклассников и учителей), они – независимо от их реальных способностей и уровня интеллекта – практически не отличаются от тех истинных тупиц, которые и при всем старании не могут толком усвоить курс школьных наук. Как учился Костя в институте, мы не знаем, но можем предположить, что и там он следовал уже испытанной линии поведения: лавров не стяжал, но экзамены исправно сдавал, да кое-что, наверное, и воспринял из изучаемых учебных дисциплин. А обнаруживать свои – не такие уж и малые, как выясняется, – способности он счел необходимым лишь тогда, когда в его руках оказалось настоящее дело, чьи результаты могли серьезно повлиять на его дальнейшую судьбу.

Однако вернемся к той дискуссии, которую вели наши герои.

– Какой еще труп они вынесли? – мигом среагировал Костя. – Это Одинцов мог такое предполагать – будем даже считать, что не без оснований. Но мы-то знаем, что никакого трупа не было. Или ты иначе считаешь?

– Ну да, ну да, – смешался Миша, – тут я глупость сказал…

Он немного помедлил, сконфуженный своей оплошностью, но, тем не менее, не сдался окончательно, а попытался зайти с другого конца:

– Кстати говоря, тебе не кажется, что главное во всей этой истории – как раз этот самый труп: то он возникает, то исчезает… Пусть всё остальное тоже непонятно – кто? как? с какой целью? – но всё прочее, по крайней мере, не противоречит законам физики, а это ведь ни в какие ворота. Не правильнее ли было бы с этого несуразного факта и начинать? Если бы мы в нем разобрались, то вполне вероятно, и всё остальное стало бы намного понятнее. Как, Холмс, считаешь? Надо ведь искать противоречие, за которое можно зацепиться, – такую вот несуразность – а через него и вся картинка должна проясниться.

– Да. Это ты верно говоришь.

Костя ненадолго приостановился – видимо, стараясь поточнее сформулировать то, что собирался сказать, – и продолжил уже начатую мысль:

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

– Тут я с тобой полностью согласен. Главная изюминка – этот самый «ходячий труп». Именно он ставит всех в тупик, и благодаря ему это – рядовое, в общем-то, – убийство вызвало столько разговоров и обратило на себя внимание высокого начальства. Так-то чего в нем примечательного? Ну, зарезали какого-то алкаша-электрика – то-то делов? Обстоятельства таковы, что сходу ясно, не по пьянке пырнули, и, по всей видимости, за этим какая-то более или менее серьезная криминальная история. Скорее всего, какие-то деловые в это замешаны. Замочили, так сказать, подельника за какие-то грехи. Но и только. Непонятно, кто убил, за что и как он это проделал. Ну, так это и в большинстве подобных дел неизвестно. С этой стороны, всё как всегда.

Миша внимательно слушал рассуждения своего Холмса, и как-то уже потерял желание дальше спорить, а Костя продолжал излагать свои соображения:

– Вся загвоздка в этом трупе и его мистических перемещениях. Если бы не он, не над чем было бы голову излишне ломать, хотя и без него здесь достаточно невыясненных обстоятельств. Но, подчеркну, обыденных обстоятельств: таких, с которыми может столкнуться любое следствие. Не такой бестолковщины, как мы имеем с чертовым трупом. …Я вовсе не хотел обидеть покойного, – поправился он, заметив, что его собеседник слегка поморщился, – просто неудачно выразился. Какой бы он ни был при жизни, пусть с ним уже там, на небесах, разбираются. Aut bene… Забыл, как там дальше…

(Aut nihil, – закончил про себя Миша, подумав в очередной раз, – смотри-ка, юридическое образование… по-латыни шпарит).

– Так вот. Я тоже считаю, что центральный пункт в этом деле – по крайней мере, в том, что нам про него известно, – это многократные появления «трупа» (что там на самом деле появлялось, мы можем только гадать, но выглядело это как труп, который, в конечном итоге, и был обнаружен). Можно сказать, что эти появления/исчезновения и есть самая загадочная деталь во всём деле. И ты, по-моему, совершенно прав в том, что, если бы нам удалось эту загадку разгадать и понять, кто, каким образом и, главное, зачем придумал и осуществил всю эту чертовщину, мы бы сделали большой шаг вперед – может быть, и решающий шаг в раскрытии дела.

Всё это так. Я и сам, конечно, уже об этом думал. Но все такие рассуждения – бесспорные, по-моему, – взгляд лишь с одной стороны. А с другой… Вот смотри, как я рассуждаю, – и попробуй придраться. Не надо придирки в вату оборачивать, формулируй прямо в лоб. Не миндальничай, не бойся меня обидеть. Я, если и обидчив, то в меру… в деловых вопросах, я имею в виду. – Костя ухмыльнулся, но прерываться не стал. – Я веду к тому, что найти ответ на эту – очень важную, как мы условились, – загадку мы сейчас не в силах. Не вижу никаких зацепок, отталкиваясь от которых, мы могли бы что-то сделать, что-то узнать, выяснить, что могло бы натолкнуть нас на желаемое решение…

Проще простого было бы объяснить всю загадочность тем, что вахтерша банально врёт (сочиняет, галлюцинирует – не важно!), и никаких появлений/исчезновений не было. Правда, тогда пришлось бы обосновать: зачем? в чем здесь ее корысть? Но это дело второстепенное, а главное, при таком объяснении бóльшая часть загадочности исчезает сама собой. Всё становится намного проще, так что такой путь рассуждений выглядит наиболее перспективным, если не очевидным. И всё бы хорошо, но этот путь – а ведь на него, в конечном итоге, свернули те, кто начинал заниматься этим делом, – пройден уже до логического, можно сказать, конца. Всё замечательно объяснилось, и диагноз уже бабке поставили, порадовались, что дело не стали открывать, и… опа-на, приехали! Опять он появился. И тут уже налицо факт, который никакими выдумками не объяснишь, – самый реальный труп, со всеми вытекающими подробностями. Значит надо начинать всю канитель сначала. Теперь ясно, что в первые разы труп был ненатуральный (Мизулин, чтобы ты не сомневался, до последнего дня исправно ходил на работу – меня в этом десять, по меньшей мере, человек заверили в ихнем «Лифтмонтаже», да и соседка утверждала, если помнишь, что он только в восьмом часу в пятницу покинул их квартиру – жив, значит, был) и только потом этот «псевдо-труп» натурализовался – и проделал это убедительнейшим образом. Так что мы теперь должны об этом думать? Единственное, что можно предположить: кто-то (скорее всего, сам Мизулин) дважды выступал в виде будущего трупа и затем, не дожидаясь аплодисментов, стремительно исчезал со сцены. Такой вот остроумный розыгрыш. Чушь какая-то! Зачем весь этот маскарад? Чего они хотели добиться таким образом? Я не понимаю. И главное, не вижу, с какого бока можно к этой чепухе подъехать, чтобы хоть что-то понять. Если у тебя есть какие-то мысли, выкладывай. Но погоди чуть-чуть, я сначала закончу свои рассуждения – я уже к выводу перехожу.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})