Пятерка Мечей - Наталья Солнцева

Князев почувствовал непреодолимое желание ударить жену. Это произошло с ним первый раз в жизни. Он всегда презирал мужчин, способных поднять руку на женщину, но в этот момент он их понимал и был солидарен с ними. Ярость затопила его, стремительно и бурно, и так же стремительно отхлынула.

– Боже мой, Эля! Только сейчас ты сказала то, что всю жизнь обо мне думала! Позволь заметить, что я ни разу не захотел ни свою секретаршу, ни других женщин, которые добивались моей благосклонности. Как ни смешно, я был тебе верен, несмотря на те бедные, едва теплые ласки, которые ты соблаговоляла мне предоставить в такой священной для тебя супружеской постели. Представь себе, это правда!

– Похоже, ты решил исправить положение, – с чувством оскорбленного достоинства сказала жена. – Я права?

– Да, – спокойно ответил Князев. – Ты права. Для меня еще не все кончено в этой жизни, а свои обязательства перед тобой я выполнил. Я был тебе хорошим мужем, ты имела все, что хотела, могла покупать себе любые вещи, ездить на курорты и есть икру не только по праздникам. Наш сын вырос, и теперь я свободен. Я еще могу быть счастлив, по-настоящему! Не так, как ты придумала для меня, да и для себя тоже. Пойми, Эля! Я ни в чем не виню тебя! Я даже готов попросить у тебя прощения за нашу жизнь, и за все то, что тебе пришлось от меня выслушать сейчас. Я ведь тоже не любил тебя. Я женился, чтобы иметь семью, как это делает большинство мужчин и женщин. Я не лгал тебе, не притворялся, – я просто не знал, что бывают другие чувства и другие отношения. Просто не знал! Это моя собственная ошибка. Тот пробел в моем знании жизни, который мне посчастливилось заполнить. Я от всей души желаю тебе того же! Человек, в конечном итоге, всегда платит за свои ошибки сам.

– У тебя есть женщина? – спросила Эля.

– Твой вопрос открывает всю глубину твоего непонимания, – вздохнул Виталий Андреевич. – Есть ли у меня женщина? Не знаю! У меня есть любовь к женщине… которая мне не принадлежит, и, возможно, никогда моей не будет. Такова правда, с которой нам предстоит жить дальше. Я не хочу обманывать тебя. Если ты встретишь человека, который будет значить для тебя больше, чем я, – не жалей ни о чем и не оглядывайся, уходя.

Эля положила руки на стол, уронила на них голову и заплакала, навзрыд, как не плакала, кажется, с самого детства. Ее мир, такой надежный, уютный и привычный, – рухнул, как карточный домик! Она всегда делала ставку на основательность, на разумные и взвешенные чувства; она никогда не строила замков на песке… И что же? Это не спасло ее от полного крушения. Выходит, в жизни нет незыблемых законов? Нет ничего, в чем можно быть полностью уверенным? Мир, оказывается, шаток, как мостик через пропасть. Один неверный шаг, и… прощайте, надежды!

– Так не должно быть! – сказала она, поднимая залитое слезами лицо и глядя на Князева. – Так не может быть! Ты нарочно лжешь, чтобы причинить мне боль! У тебя что-то не получается! Что-то идет не так, как ты хочешь!

– Если бы я знал, как должно быть! – ответил он. – Если бы я знал!

Глава 20

Нижний Новгород встретил Юрия легким морозцем, белыми стенами и золотыми куполами храмов, над которыми кружили вороны и голуби.

Гостиница, в которой он решил остановиться, располагалась на окраине города, из ее окон была видна Волга, засыпанные снегом высокие берега. По словам Арсения Платоновича, недалеко отсюда лежало старое кладбище, на котором покоилась его мать.

– Ты что, ни разу не был на ее могиле? – удивлялся Юрий.

– Кажется, в детстве когда-то… – растерянно отвечал отец. – А потом мы переехали в Петербург, то есть тогда это еще был Ленинград. Ну и… больше на кладбище я не ездил.

Кажется, его приводил в недоумение назойливый интерес Юрия к этому вопросу. Он отвлекался от своих формул и опытов, а это всегда раздражало. Физика была куда ближе Ареснию Платоновичу, чем старая, давно забытая семейная история. К тому же, вспоминать о смерти матери было больно, хотя Арсений старался задвинуть это трагическое событие в самый дальний уголок души. Он вообще не любил всякие сложности, переживания и размышления, когда они не касались науки.

Юрию захотелось самому поехать в Нижний и сходить на кладбище. Может быть, там найдется какой-нибудь свидетель? Кто-то что-то видел или слышал? Вдруг, ему, наконец, повезет? Здесь, в Санкт-Петербурге, он постоянно натыкался на невидимую преграду, самую настоящую стену, сложенную из его страха вперемежку с сомнениями и болью. Расспрашивать посторонних о семейной драме было неловко, а близкие ничего толком рассказать не могли. Просто не знали, или не желали копаться в прошлом? Какая разница?

Нанимать частного детектива господину Салахову не хотелось, из тех же соображений, что и расспрашивать приятелей и знакомых деда. Выходит, что ему придется распутывать этот клубок самому. Он рассчитывал на помощь одного человека, но пока обращаться к нему было не время.

Юрий разложил в номере вещи, позавтракал в гостиничном кафе и теперь стоял у окна, смотрел, как по бледно-голубому небу плыли за Волгу облака… Наконец, он вызвал по телефону такси, надел теплую куртку и спустился в вестибюль. Машина уже ждала его.

– На кладбище, – сказал господин Салахов водителю.

Тот удивленно обернулся, но ничего не сказал. Уже потом, когда они выехали на шоссе, таксист предупредил, что подъехать к самым воротам они не смогут.

– Кладбище старое, там давно не хоронят. Дорогу не чистят, да и кустарник разросся… Придется вам идти пешком.

– Хорошо, я понял, – ответил Юрий. – А сторож там хоть какой-нибудь есть?

– Не знаю. По-моему, там сохранилась небольшая часовня, может, в ней кого и найдете.

Юрий поблагодарил и все время молчал, пока они ехали мимо заводских окраин, сменявшихся пустырями и небольшими частными домиками.

– Приехали, – обернулся водитель. – Что вы решили? Пойдете?

– Я не вижу кладбища. Где оно?

.. Видите, я же говорил! Вон там, где кусты и деревья… – таксист показал рукой. – Больше похоже на рощу или заброшенный сад.

– Спасибо. – Юрий протянул водителю деньги и вышел из машины. – Подождите меня здесь!

– Сколько?

Господин Салахов вынул из портмоне стодолларовую купюру и дал ее таксисту.

– Хорошо, я подожду, сколько потребуется, – улыбнулся тот.

Юрий зашагал к утонувшему в кустарнике забору. Его охватила такая гнетущая печаль при виде покосившихся крестов, выглядывающих между деревьями, что он несколько раз глубоко вздохнул. Он понятия не имел, где искать могилу Аграфены Семеновны. Такое красивое, изысканное надгробие казалось чуждым этому заброшенному, Богом забытому месту. Почему Платон Иванович похоронил жену именно здесь?

Часовня, о которой говорил таксист, вынырнула из-за густых кустов, когда Юрий уже потерял надежду отыскать ее. Темная от времени дверь была приоткрыта.

Господин Салахов заглянул внутрь. Темнота, прореженная жиденьким светом фитилька керосиновой лампы, дохнула в лицо запахом сырой штукатурки, горелого масла и ладана. Молодой человек в длинной темной одежде возился у стены, кажется, протирал иконы.

– Здравствуйте, – произнес Юрий, пытаясь привлечь внимание «монашка», как он окрестил про себя долговязого парня. – Бог в помощь!

– Спаси, Господь, – пробормотал «монашек», отрываясь от своей работы. – Сырость ужасная! Все поела… теперь вот оклады ест, – пожаловался он.

– Мне нужно кое-что узнать! – сказал Салахов. – Если это получится, могу пожертвовать на храм.

«Монашек» с готовностью повернулся и уставился на посетителя. Такие приличные, хорошо одетые люди сюда заходили очень редко. Может, и правда на храм пожертвует? У богатых свои причуды!

– Чего изволите?

– Что ж это ты, братец, разговариваешь, как лакей? Я не барин, а ты не слуга.

– Все мы слуги Господа! – смиренно опустил глаза «монашек». – Так что вас интересует?

– Ты давно здесь…служишь?

– Я-то? – «монашек» поскреб грязными пальцами небритый подбородок. – Давненько! Годков пять. Это у меня испытание такое… за грехи.

– Могилу с белым крестом знаешь? Мраморную?

– Это что на обрыве? Кто ж ее не знает?! Почитай, достопримечательность здешняя!

– Знаешь, кто в ней похоронен?

– А как же! Купчиха одна там лежит… Красивая, говорят, была, как ангел небесный! Вот Бог ее к себе и забрал.

– Купчиха?

– Ну, я точно утверждать не могу… Говорят, был здесь, на Волге, знаменитый купеческий род, – богатый и крепкий. Пароход вниз по реке плавал, «Иван Салахов» назывался. Фабрик у них было много, заводов, рудников всяких. Потом революция! Ну, вы сами знаете. Купцов не стало: кто за границу сбежал, кто тут погиб, а кто-то, наверное, выжил. А она… женщина эта, была их родня.

– Отчего она умерла? – спросил Юрий.

– Говорят, утопилась…

– Утопилась, или утонула?

«Монашек» пожал плечами, задумался.