Батальон смерти - Игорь Родин

Керенский слушал с явным нетерпением. Было очевидно, что он уже принял решение по этому делу. Сомневался лишь в одном: смогу ли я сохранить в этом батальоне высокий моральный дух и нравственность. Керенский сказал, что разрешит мне начать формирование немедленно, если я возьму на себя ответственность за поведение и репутацию девушек. Я дала обещание, и дело было решено. Тут же мне были предоставлены полномочия на формирование воинской части под наименованием «Первый русский женский Батальон смерти».

Все казалось таким невероятным. То, что лишь несколько дней назад представлялось чистой фантазией, теперь принято и одобрено высочайшим начальством как реальная политика. Я была вне себя от радости. Когда Керенский провожал меня до дверей, взгляд его остановился на генерале Половцеве. Он попросил его оказать мне любую необходимую помощь. Я чуть не задохнулась от счастья.

Между капитаном Дементьевым и генералом Половцевым тут же состоялось краткое совещание, и последний внес такое предложение:

– Почему бы не начать все это завтра вечером в Мариинском театре, на благотворительном вечере в пользу дома инвалидов? Там будут выступать Керенский, Родзянко, Чхеидзе и другие. Давайте дадим слово Бочкаревой после Родзянко, перед Керенским.

Меня охватил страх, и я отчаянно запротестовала, сказав, что никогда не выступала перед публикой и даже не знаю, что говорить.

– Вы скажете то же самое, что говорили Родзянко, Брусилову и Керенскому. Просто расскажите о том, что думаете о положении на фронте и в стране, – убеждали они, отклоняя мои возражения.

Прежде чем я успела понять, что происходит, меня привели в фотоателье и сделали там несколько фотографий. А на следующий день мои портреты уже красовались по всему городу на афишах, оповещавших о моем выступлении в Мариинском театре по поводу формирования женского Батальона смерти.

Ночью, накануне этого вечера, я не сомкнула глаз. Все казалось каким-то кошмарным сном. Как я буду выступать вместе с такими известными людьми, как Родзянко и Керенский? Как предстану перед собранием образованных людей я, неграмотная крестьянская женщина? И что я им скажу? Ведь я не обучена красиво говорить. Отродясь не видала подобного места, как Мариинский театр, куда раньше ходили царь и члены императорской семьи. Я ворочалась в кровати и была как в лихорадке.

– Всевышний Отец мой, – молилась я со слезами, – укажи покорной рабе Твоей дорогу к истине. Боюсь я… Всели храбрость в сердце мое. Колени мои подгибаются: укрепи Ты их силою Своей. Разум мой в потемках: озари его светом Своим. Речь моя – болтовня невежественной бабы, так мудростью Своей сделай ее складной и заставь проникнуть в сердца тех, кто будет меня слушать. Сотвори все это не ради покорной рабы Твоей Марии, а ради спасения России, моей несчастной страны…

Когда я утром встала с постели, глаза у меня были красные и воспаленные. Я нервничала весь день. Капитан Дементьев посоветовал заучить речь наизусть. Я отказалась, заявив следующее:

– Я доверилась Господу в этом деле, и, надеюсь, Он пошлет мне нужные слова.

Наступил вечер 21 мая 1917 года. Капитан Дементьев привез меня и свою жену на автомобиле к Мариинскому театру и ввел нас в бывшую императорскую ложу. Зал был переполнен, выручка от продажи билетов достигла двадцати тысяч рублей. Мне казалось, что все смотрят на меня, и я едва владела собой.

На сцену вышел Керенский, встреченный громовыми аплодисментами. Он говорил всего минут десять. Следующим оратором по программе была госпожа Керенская, а я вслед за ней. Однако госпожа Керенская, оказавшись в свете рампы, от волнения чуть не упала в обморок. И это, конечно, не прибавило мне храбрости. Меня вывели на сцену в полуобморочном состоянии. Как бы со стороны я услышала свой голос:

– Граждане и гражданки! Наша мать погибает. Наша мать-Россия. Я хочу помочь спасти ее. Я обращаюсь к женщинам, чьи сердца кристально честны, чьи души чисты, чьи помыслы благородны. С такими женщинами мы покажем пример самопожертвования, чтобы мужчины осознали свой долг и исполнили его в этот тяжкий час испытаний!

Тут я остановилась и не могла дальше говорить. Рыдания душили меня, дрожь пошла по всему телу, ноги стали ватными. Меня подхватили под руки и увели со сцены под громоподобные аплодисменты.

В тот же вечер в театре состоялась запись добровольцев в батальон из числа присутствующих. Так велико было всеобщее воодушевление, что ко мне обратились с просьбой о зачислении полторы тысячи женщин. Возникла необходимость немедленно предоставить в мое распоряжение какую-то казарму, и было решено отдать здание и территорию Коломенского женского института. Я распорядилась, чтобы женщины явились туда на следующий день, где им должны были устроить проверку и официально зачислить в батальон.

Благодаря статьям в газетах об этом вечере и другой пропаганде набралось около двух тысяч женщин, пожелавших вступить в Батальон смерти. Они толпились во дворе института в восторженном возбуждении. Я прибыла туда вместе с помощником генерала Половцева штабс-капитаном Кузьминым, капитаном Дементьевым и генералом Аносовым, которого мне представили как человека, очень заинтересовавшегося моей задумкой. Ему было лет пятьдесят, и выглядел он весьма солидно. Он сказал, что очень хочет мне помочь. Кроме того, появилось около десятка газетчиков. Я поставила стол посреди двора и обратилась к собравшимся со следующими словами:

– Женщины, знаете ли вы, зачем я позвала вас сюда? Хорошо ли вы представляете себе ту задачу, которая стоит перед вами? Знаете ли вы, что такое война? Война! Прислушайтесь к вашим сердцам, загляните в ваши души, проверьте себя и подумайте, под силу ли вам выдержать это великое испытание… В час, когда наша страна гибнет, долг каждой из нас – подняться ей на помощь. Моральный дух наших мужчин очень низок, и мы, женщины, обязаны послужить им вдохновляющим примером. Но сделать это смогут только те, кто готов полностью пожертвовать своими личными интересами и делами… Женщины по своей природе беспечны. Но если они обрекают себя на жертву, то могут спасти свою родину и ласковым словом, и любящим сердцем, и геройским поступком. Мы слабы телом, но если будем крепки духом, то добьемся того, что не под силу многочисленному вооруженному войску.

– В батальоне, – продолжала я, – не будет никаких комитетов. Устанавливается строгая дисциплина, и за любое, даже самое незначительное ее нарушение последует серьезное наказание. Всякий флирт и даже намек на него будет наказываться отчислением и отправкой домой под конвоем. Батальон имеет целью укрепить дисциплину в армии. Поэтому нам нужно быть безукоризненными. А теперь скажите мне, готовы ли вы идти служить на таких условиях?