Конец Великолепного века, или Загадки последних невольниц Востока - Жерар Нерваль
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Но хватит об этом. Тот Каир покоится под слоем праха и пыли; современные умы и прогресс восторжествовали здесь, подобно смерти. Еще несколько месяцев, и европейские улицы пересекут под прямым углом старый, тихий и пыльный город, который камень за камнем обрушивается на бедных феллахов. Зато блестит, сверкает, разрастается квартал франков: город итальянцев, выходцев из Прованса и Мальты, будущее хранилище товаров Британской Индии.
Восток былых времен донашивает обветшалые одежды, доживает свой век в древних дворцах, с трудом сохраняя старые нравы, — это его закат; он может сказать, подобно одному из своих султанов: «Судьба натянула тетиву: со мною все кончено, я принадлежу прошлому». Пустыня еще защищает, постепенно занося своими песками стоящий за стенами Каира город могил, долину халифов, населенную, подобно Геркулануму, исчезнувшими поколениями, и все крепостные стены, купола и минареты, дворцы, арки и колонны из драгоценного мрамора, разрисованные и позолоченные покои — все это, с неутомимым рвением воспроизведенное множество раз, было призвано служить лишь вместилищем саркофагов. Культ смерти издревле считался неотъемлемой частью жизни египтян, благодаря ему уцелело и стало известно миру восхитительное прошлое этого народа.
Арабески — резные деревянные окна и ставни Каира
V. ФЕЛЮГА
ПОДГОТОВКА К ПЛАВАНИЮ
Фелюга, на которой я плыл по направлению к Дамьетте, везла и весь мой скарб, накопившийся за восемь месяцев пребывания в Каире: рабыню с золотистой кожей, купленную у Абд аль-Керима, данный в придачу зеленый сундук с ее одеждой, второй сундук — с подаренными мною нарядами и еще один — с моими европейскими костюмами на случай непредвиденных обстоятельств, как тот пастушеский плащ, который хранил император в память о прошлом. Кроме этого я погрузил в лодку домашнюю утварь, предметы меблировки, которыми украшал свое жилище в коптском квартале, а именно: глиняные бутылки и сосуды, предназначенные для охлаждения воды, трубки и кальяны, полотняные матрасы и клети (кафас), сплетенные из пальмовых прутьев, служащие то диваном, то кроватью, то столом и оказавшиеся в путешествии просто незаменимыми, поскольку в них могли разместиться как птичий двор, так и голубятня.
Перед отъездом я решил нанести визит мадам Боном — этому очаровательному белокурому ангелу-хранителю путешественников.
«Увы, — говорил я себе, — мне теперь долго предстоит видеть лишь цветные лица; я отправляюсь бросить вызов чуме, свирепствующей в дельте Нила, шторму в Сирийском заливе, по которому нам предстоит плыть в хрупком суденышке; лицо мадам Боном будет для меня прощальной улыбкой моей отчизны».
Мадам Боном принадлежала к тому типу красивых блондинок с юга, которых прославлял Гоцци в своих «Венецианках» и, к чести жительниц нашего Прованса, воспевал Петрарка. Вероятно, эти изящные, столь нетипичные для юга создания золотым руном своих волос обязаны соседству с альпийскими странами, и только горящие глаза говорят о том, что их обладательницы — уроженки опаленного солнцем Средиземноморья. Легкий нежный румянец, словно бархатистая розовая кожа фламандок, проступает на янтарных от загара щеках, напоминая осеннюю лозу, в пурпурных листьях которой прячется белый, незрелый виноград. О излюбленные модели Тициана и Джорджоне, неужто вы снова напомните о себе на берегах Нила, исторгнув из моей груди вздох сожаления? А между тем рядом со мной находилась совсем другая женщина — с черными как смоль волосами, ее бесстрастное лицо, похожее на маску, казалось высеченным из черного мрамора, ее суровая, строгая красота вызывала в памяти древних азиатских идолов, а изящество движений, в которых подобострастие сочеталось с необузданностью, иногда напоминало, если можно употребить рядом эти два слова, серьезную веселость животного в неволе.
Мадам Боном провела меня в свой магазин, заполненный товарами для путешественников, и, любуясь ею, я слушал, как она подробно описывала достоинства всей этой дивной утвари, воплощающей комфорт европейской жизни для оказавшегося в пустыне англичанина. С легким провансальским акцентом она втолковывала мне, как у подножия пальмы или обелиска можно установить палатку, которая в сложенном виде помещается на спине верблюда, — целые апартаменты для хозяев и слуг с меблировкой и кухней; как можно устроить обед по-европейски с полным набором кушаний — рагу, ранние фрукты и овощи — и все это благодаря консервам, которые, признаюсь, зачастую приходят нам на помощь во время путешествия.
— Увы, — вздохнул я, — я превратился в настоящего бедуина и прекрасно обхожусь разварным просом, жаренными в масле финиками и абрикосовой пастилой или просто… жареной саранчой. Я знаю способ, как сварить в пустыне курицу, даже не ощипав ее.
— Я не знакома с такими изысками! — воскликнула мадам Боном.
— Могу дать рецепт, — сказал я, — мне его дал один весьма предприимчивый вероотступник, сам же он видел, как это делали в Хиджазе. Нужно взять курицу…
— Нужна курица? — спросила мадам Боном.
— Непременно, как заяц для заячьего рагу.
— А затем?
— Затем между двумя камнями разводят огонь, берут воду…
— Значит, нужна не только курица?
— Но все остальное дает природа. Если не будет пресной воды, то можно обойтись морской, тогда соли не потребуется.
— А во что кладут курицу?
— В этом-то и состоит вся хитрость. Мы смешиваем воду с мелкозернистым песком пустыни… Это тоже ингредиент, данный природой. Получается топкая чистая глина, необходимая для приготовления данного блюда.
— Вы станете есть курицу, сваренную в песке?
— Прошу еще минуту внимания. Из этой глины мы лепим плотный ком, предварительно закатав в него эту курицу или любую другую птицу.
— Это становится интересно.
— Кладем этот глиняный ком в огонь и время от времени поворачиваем его. Когда образуется достаточно плотная корка и ком становится равномерно окрашенным, можно вынимать его из огня: птица готова.
— И это все?
— Нет еще. Нужно разбить ком, превратившийся в терракоту, а перья птицы, прилипшие к глине, отдираются, по мере того как мы высвобождаем ее от обломков этого самодельного котла.
— Но ведь это же лакомство дикарей!
— Нет, всего лишь курица, сваренная на пару.
Мадам Боном поняла, что ей не переубедить столь искушенного путешественника, и убрала всю жестяную кухонную посуду, палатки, резиновые подушки и матрасы с клеймом английского improved patent.