Одинокая волчица - Светлана Бестужева-Лада

«Скорая» приехала удивительно быстро, возможно, потому, что Павел снова использовал служебное положение в личных целях и назвал свою прежнюю должность и место работы. Возможно, впрочем, это было простым совпадением.

— Ситуация тяжелая, но не безнадежная, — заявил врач, осмотрев Милочку и отдав распоряжение везти её в печально известный «Склиф» — институт Склифосовского. — Еще десять минут и… Причины известны?

— Ума не приложу, — ответил Павел. — Мы собирались пожениться, она только что закончила большую работу, можно сказать, труд жизни, была совершенно счастлива…

— И по этому поводу напилась?

Хоть Павел в ожидании «Скорой» и выбросил пустую бутылку, запах коньяка скрыть было невозможно.

— Она никогда не пила. Полбокала шампанского по большим праздникам… Ничего не понимаю.

— Все так говорят, — хмыкнул врач, заполняя медицинские документы. — Приведем в чувство, разберемся.

— Можно её в отдельную палату? Я заплачу…

— Договаривайтесь на месте. Мое дело доставить, дальше я ничего не решаю…

— Тогда я поеду с вами.

— Не положено, — меланхолически отозвался врач, собирая бумаги.

Павел вынул удостоверение и раскрыл его перед носом медика. Тот все так же невозмутимо пожал плечами и сказал:

— Да ради бога, мне-то что?

Через час Милочку поместили под капельницу в палату небольшой пригородной больницы. Руководил ею давний приятель Павла, некто Аркадий, человек порядочный и проверенный во многих испытаниях. Ни за что на свете Павел не допустил бы, чтобы его невеста попала в соответствующее отделение «Склифа» и её зарегистрировали бы как «личность, склонную к суициду». Воистину, не имей сто рублей… Впрочем, рубли тоже пригодились, равно как и мобильный телефон, по которому Павел «вызвонил» Аркадия и получил «добро». Больничка, правда, была так себе, но зато Павел мог быть стопроцентно уверен в том, что и уход за Милочкой будет соответствующий, и нуждаться она ни в чем не будет. Не был он уверен только в том, что она захочет его видеть и с ним говорить. Во всяком случае, пока он не разузнает, что заставило её сделать такой страшный шаг.

Павел вышел из здания больницы, сел в машину, достал телефон и набрал номер:

— Наташа? Андрей дома? Уже должен быть? Приедет, куда денется. А мне можно приехать? Буду через полчаса. Нет, ничего… То есть, да, конечно, случилось, нужно срочно поговорить и не по телефону. Милочка попала в больницу, Наташа, твои шутки совершенно неуместны. Хорошо, проехали и забыли. Еду.

Он захлопнул крышечку телефона и рванул машину с места так, что стоявший неподалеку гаишник даже не успел поднести ко рту свисток. Тем более — запомнить номер нарушителя.

Глава тринадцатая

Я набрала телефонный номер и Галка почти сразу сняла трубку:

— Наташа? Наконец-то ты появилась. Где тебя носит?

Голос у Галки был мрачен, что само по себе было нехарактерным. С чего бы это? Я вспомнила: вчера они должны были присутствовать с Тарасовым на открытии Детского реабилитационного комплекса, объекта социального значения, а не очередного банковского офиса или особняка для «нового русского». Социально значимых объектов сейчас — всего ничего, по пальцам одной руки пересчитать можно, и открытие его должно было проходить с большой помпой: радио, телевидение, представители мэрии и так далее и тому подобное. Почему же такой минор? Что-то сорвалось или банкет был слишком шикарным?

— Я не из дома. Но у меня есть пара свободных часов. А что у тебя, подруга? Перекрытие рухнуло прямо перед телекамерой? Чиновник из мэрии с лестницы свалился? Объект не открыли?

— Открыли. Ничего не рухнуло и никто не умер. Я с Тарасовым поругалась.

Здрасьте, приехали!

Надо сказать, что на брак моей подруги я всегда смотрела, как на какой-то реликт. Среди окружавших меня людей это, пожалуй, была единственная пара, которая в наше время могла бы справить не только серебряную, но и золотую свадьбу, потому что до сих пор любили друг друга — ну, прямо как в старинном романе. Поженились, когда Галка была ещё студенткой, вместе всю жизнь работали, никогда не надоедали друг другу, хотя сходства характеров там никогда не было.

Они и внешне были, как бы это сказать, контрастной парой. Он — большой, неуклюжий, чем-то похожий на Пьера Безухова блондин, она — грациозная, невысокая брюнетка. Общим у них было только то, что оба носили очки. А уж характеры… Он был добродушным, несколько медлительным увальнем, склонным к компромиссам и снисходителен к чужим слабостям. Она — импульсивная и порывистая максималистка, ничего и никогда не прощавшая, в том числе, и себе. Возможно, их жизнь действительно была образцовой иллюстрацией к тезису: противоположности сходятся.

Кроме очков, впрочем, их объединяло одинаковое фанатичное отношение к их работе, общие интересы, схожие вкусы. А может, союз их держался на правильном распределении ролей в семье? Галка никогда не страдала тщеславием и на первый план в работе всегда выдвигала Тарасова, восторгалась им, считала его гением, а себя — только его верным помощником. Но стоило им переступить порог дома, как роли менялись с точностью до наоборот. Вне работы Галка вертела Тарасовым, как хотела, но делала это так умело и тактично, что её муж этого даже не замечал. Впрочем, может быть, его вполне устраивало, что Галка решала, в чем ему ходить, что есть, куда ехать отдыхать и какого цвета обои должны быть в их спальне.

— Что произошло? — спросила я, обретя дар речи. — Где твой Тарасов?

— Он ушел.

— Как ушел? Куда ушел?

— Не знаю. Хлопнул дверью и ушел.

Вот этого до сих пор никогда не было. Это уже что-то новенькое, причем из ряда вон выходящее. В трубке тем временем послышалось какое-то хлюпанье.

— Ты что там делаешь? — поинтересовалась я.

— Пью.

— Что?!!

— Водку. Решила напиться с горя. Он меня не любит. Он меня бросил.

Час от часу не легче! Еще одна жертва любви и обмана!

— Галка, я сейчас приеду. Разберемся. В крайнем случае, напьемся вместе, все веселее.

Да и правильнее, если вдуматься. Одиночное распивание спиртных напитков есть прямой путь к алкоголизму. Только подруги-алкоголички мне и не хватало для полного счастья в этой жизни.

Когда дверь открылась, взору моему представилась удручающая картина. На столе стояла початая бутылка водки, признаки какой бы то ни было закуски отсутствовали, а лицо моей подруги было, мягко говоря, не слишком привлекательным. Но… Из кухни явственно пахло только что испеченным пирогом, так что жизнь пока ещё все-таки не кончилась.

— Так ты пьянствуешь или стряпаешь? — спросила я вместо приветствия.

— Ты же сказала, что приедешь. Вот я и пошла пирог печь. На закуску.

В этом вся Галка. Гость в дом — скатерть самобранка на стол, все остальное уже не имеет значения.

— Только ты сначала мне все расскажи, — потребовала я, — а потом будем выпивать и закусывать. А то и ты собьешься и я ничего не пойму…

— Как я могу спиться с двух рюмок?

— Дура! Собьешься, а не сопьешься. Ты, действительно, совсем плохая. Ну, поехали.

Мы уселись в большие уютные кресла в гостиной-кабинете и дружно закурили. Галка заметно успокоилась и излагала историю вчерашнего вечера и сегодняшнего утра почти связно.

— Ну, было открытие, ну, речи говорили, телевидение снимало, потом фуршетик был, фиговенький такой, но для особо почетных гостей. А потом я стою себе около стола, а Тарасов отошел с кем-то из начальства пообщаться. И вдруг подваливает ко мне какой-то хмырь… ну, из тех пижонов, которых я больше всех терпеть не могу. В твоем вкусе, короче: брюнет двухметрового почти роста и с наглыми глазами.

— Спасибо! — не удержалась я, но Галка явно не заметила, что сказала мне гадость и продолжала с прежним пылом:

— Вы, спрашивает, тоже автор данного шедевра? Я сдуру ему ответила, что да, мол, тоже. И тут он такое понес! И всегда-то он поражался тому, как красивые женщины могут быть ещё и такими умницами, и как он счастлив, что встретил меня, потому что я ему, видишь ли, ночами напролет снилась, чуть ли не три года, а встретились мы только сегодня…

— Так это же из песни, — пожала я плечами. — «Три года ты мне снилась, а встретилась вчера». Он её чуть-чуть перефразировал. Пошловато, конечно, но как бы ещё не повод для твоей истерики.

— Да ты послушай, что дальше-то было. Он наливает мне и себе шампанского и начинает петь, что он-де с телевидения, что можно сделать передачу с моим участием, чтобы я рассказала о всех своих проектах, чтобы люди увидели на экране красивую женщину и её красивые произведения…

— Если он действительно с телевидения, то вполне может сделать и такую программу. Что ты кипятишься? Даже если мужик просто наврал, чтобы перед тобой покрасоваться и себе цену набить, особого криминала в этом нет. Медициной, как говорится, не возбраняется.