Охотник на санги - Елена Жаринова

Терпеть не могу домашнюю холодную войну! У моей последней земной подружки Златы была отвратительная манера: после пустяковой ссоры она замолкала на неделю. Смотрела сквозь меня, не отвечала на вопросы… Она таким способом добивалась, чтобы я извинился. Помню, как у меня все сжималось внутри, когда я подходил к дверям своей квартиры, зная, что там все застыло от ледяного молчания. Естественно, я не выдерживал, каялся в чем был и не был виноват, потом презирал себя за это.

К счастью, у Фаины был другой характер. Она встретила меня довольно угрюмо, однако молчать не собиралась.

– Тебе приглашение пришло. – Она протянула мне конверт.

– Приглашение? – удивился я. – Но последняя пятница была недавно. И потом я сегодня видел сэра Перси…

– При чем здесь сэр Перси? Посмотри на адрес.

Я прочитал вслух:

– Малая Венеция, Изумрудный палаццо… Уго Леопарди Великолепный… Девятнадцатого… – я закашлялся, – девятнадцатого июля. Грандиозный карнавал… ВИП-приглашение на двоих… Ты понимаешь?! – Я торжествующе помахал конвертом. – Это же билет в атхартийский бомонд! Ты же пойдешь со мной? Не откажешься погреться в лучах моей славы?

– Мне фиолетово, – буркнула Фаина.

Но в глазах у нее уже загорелось любопытство. Очень скоро мы, позабыв о ссоре, наперебой обсуждали карнавальные костюмы. Да здравствует Леопарди Великолепный! Он обеспечил мне тихий семейный вечер перед броском в неизвестность.

48

Первые шаги в неизвестности были ошеломляющими.

Я шел по Кронверкскому проспекту – прямо по трамвайным путям. Здесь все ходят по путям, поскольку вероятность появления трамвая стремится к нулю. В Питере стоял прохладный июльский день. Ветер с Невы подгонял меня в спину. Пахло рекой, выхлопными газами, а иногда – зоопарком. Волею Судьбы, Натха, Вираты и прочих богов, а также загадочных сил природы я оказался в самом любимом районе города, да еще в теле моего близкого друга.

Дружба, как и любовь, имеет свои законы. И один из них, почти хрестоматийный, – после двадцати пяти новых друзей не заводят. (Соседи, сослуживцы и собутыльники, разумеется, не в счет.) Исключения только подтверждают правило.

Настоящие друзья появляются в детстве. Они так же посланы свыше, как первая любовь. Ты не выбираешь их сознательно, а просто живешь с ними в одном дворе, сидишь за одной партой, или ваши родители снимают дачу в одном и том же месте. В старших классах и в институте это происходит иначе. Ты вдруг открываешь для себя человека, с которым можно говорить обо всем на свете ночами напролет… Потом пестрая школьно-студенческая компания просеивается через сито семейных дел, бизнеса и прочее, и прочее. И остаются два-три человека, которых ты и зовешь друзьями.

Так это должно быть, Сурок. А вот у меня не сложилось…

В свое время общительность сослужила мне дурную службу. Количество не перешло в качество, и однажды я понял, что одинок. Не то чтобы это причиняло боль… Нет, мне всегда было с кем сходить в баньку и попить пивка, но все же… какая-то неполноценность…

В девяносто седьмом Евгений возглавлял такую же маленькую риелторскую конторку, как мой «Горизонт». Пыхтя, мы неслись по пути рыночной конкуренции. То он вырывался вперед, то я. Пару раз мы крупно поругались, обвиняя друг друга в нечистоплотном переманивании клиентов. Потом вместе провернули несколько удачных сделок, на этом сблизились, стали общаться в неформальной обстановке, обменялись пьяными откровениями, подружились.

Наши отношения были основаны на почти инстинктивной уверенности, что, случись у кого-то из нас беда, другой непременно поможет. Повод проверить это не заставил себя ждать: в девяносто восьмом году грянул дефолт.

Меня порядком потрепало, но чудом я удержался на плаву. А Женька разорился. Я с ужасом понимал: дружбе конец. Нет, я бы его не бросил, я дал бы ему денег, я дал бы ему работу… Но не может один друг быть просителем, а другой благотворителем. Любое неравенство – это зависимость для обеих сторон, а я считаю свободу обязательным условием дружбы. Искренние чувства как редкие звери: они в неволе не размножаются… Евгений был моим единственным другом, и вопрос о приоритетах не стоял.

Я предложил ему стать соучредителем моей фирмы – разумеется, в равных долях. Ничего, кроме базы данных, у него не осталось, и мой поступок, с точки зрения делового человека, выглядел сущим безумием.

Женька покрутил пальцем у виска и сказал: «Не будь кретином. Хочешь помочь – выкупи у меня базу данных. И не надо вот этих вот жестов с барского плеча». Я сначала произнес что-то высокопарное, а потом пригрозил, что если он откажется, то все спущу за бесценок и уйду бомжевать. Мы долго обменивались любезностями вроде «упрямая дубина», «crazy», «идиот», а потом напились, как безобразные свиньи. Он все-таки согласился. Дружба уцелела, и, к слову сказать, бизнес не пострадал.

И вот я оказался в его теле. Непростая ситуация, Сурок… Одно дело – использовать в качестве таксиста постороннего человека. И совсем другое – Женьку, одного из немногих, кем я по-настоящему дорожил. Поэтому я сидел тише воды ниже травы и даже не поинтересовался, куда это он так энергично шагает. А зря. Потому что был совершенно не готов увидеть за столиком уличного кафе еще одно знакомое лицо. Злата, моя последняя подружка, махала Женьке рукой, едва не выпрыгивая из узких джинсов.

От злости я едва не улетел обратно в Атхарту. Так они встречаются! И оба еще не сносили кроссовки, в которых шли за моим гробом… Вот сволочи! Обалдевая от противоестественного стечения обстоятельств, я – то есть Женька – опустился на стул.

Злата, голым пупком касаясь вазочки с мороженым – зрелище не для слабонервных! – расцеловала Женьку в обе щеки.

– Чего такой мрачный, Жешик?

– Вообще-то я только что с кладбища, – сообщил он, поправляя очки. – Жаль, что ты не смогла поехать.

Злата всплеснула руками:

– Ой! Я очень хотела поехать, но ты слишком поздно мне напомнил… То есть я и сама, конечно, помнила… Но встречу было никак не отменить. Понимаешь, заказчик – такой зануда. Ему никак не втемяшить, что я дизайнер, а не маляр. Он жмотится и хочет, чтобы я работала с гастарбайтерами. А когда ты летишь в Лондон? Утром?

– Утром. Знаешь, могила выглядит так запущенно…

Я не сразу понял, о чем речь. Потом спохватился: батюшки! Он же про мою могилу говорит! Точно. На днях была третья годовщина. В Атхарте как-то не принято отмечать подобные даты…

– Конечно, столько времени прошло, – вздохнула Злата, накручивая на палец белый локон. Она очень яркая девочка: высветленные в седину волосы, загорелое лицо и карие глаза.

– Три года, – уточнил Евгений. – А к отцу чего не поехала? Он спрашивает про тебя: как там, мол, моя невестка? Обижается.

Злата вытаращила глаза и сложила губы куриной гузкой.

– Конечно! Теперь – невестка. А когда я насчет квартиры заикнулась, кем он меня назвал? Помнишь? И пусть обижается. Думаешь, мне было не обидно? Больше года жизни псу под хвост!

– Ну если ты так смотришь на вещи… – Евгений покачал головой.

Злата дернула носом:

– Прости. Конечно, он был твоим другом. Я тоже была к нему привязана. Я хотела за него замуж. Но ты же знаешь, какой он сложный человек. Был. Какие-то тайны… Представляешь, он на полном серьезе прятал от меня свой школьный альбом! Ты случайно не знаешь, что там такое?

– Понятия не имею, – невозмутимо ответил Женька.

Ай молодца, одобрил я. Я-то прекрасно помнил, как рассказывал ему про одну фотографию… Мне ужасно не хотелось, чтобы Злата до нее добралась.

– К тому же он совершенно не выносил ответственности, – продолжала Злата. – И его родители могли бы поступить со мной поблагороднее. Можно подумать, ты мало им заплатил за Егорову долю. Зачем им квартира? Мать вообще здесь не живет, у отца свои хоромы… Я же не виновата, что мы не успели пожениться! Слушай, – прервала она сама себя, – вечер воспоминаний – это чудно, но я звала тебя не за этим.

– А зачем? – сглотнув, спросил Евгений.

Злата подперла щеку рукой, прикрыла влажные глаза и хриплым шепотом спросила:

– Сам догадаешься? Большой мальчик…

О-па. Я хорошо помнил этот взгляд и эту полуулыбку Моны Лизы. Оружие, которое Злата пускала в ход с большим разбором и всегда – без промаха. Она уставилась на Женькины губы, и бедолага автоматически облизал их. Я чувствовал, как холодные мурашки бегут по его телу. И все-таки ее инициатива Женьке не нравилась. Злата вообще никогда ему не нравилась! И сейчас он боролся. Он хотел ее отшить, но боялся обидеть. Честное слово, я не выдаю желаемое за действительное! Только поэтому я решил помочь другу.

Когда молчание неприлично затянулось, я заставил Женьку произнести:

– Господи! Ну и дела! Когда ты так щуришься, у тебя жуткие морщины. Если хочешь, моя девушка даст тебе телефон своего косметолога. Так ты вспомнила, что хотела мне сказать?