Груз 209-А - Илья Слобожанский

Провалившись по грудь в глубокую, залитую дурно пахнущей жижей воронку и уткнувшись носом в покойника, Сергей тихо выругался. Как-то с опаской оттолкнул подальше то, что когда-то было глорианским солдатом, бросил прощальный взгляд на несчастного и пошел дальше.

Хищники потрудились на славу, оглодав левый бок и добрую половину ноги глорианца, но не тронули головы. Солдат продолжал смотреть карими глазами куда-то в небо. И в этом взгляде не было страха – равнодушие, холодное безразличие, но не страх.

Виктор Павлович застонал, приоткрыл глаза. До берега оставалось метров пять, не больше.

– Эй! – тихо позвал Сергей.

– У… у… него… маячок… – офицер закашлялся. – Я не успел… маячок. Я… я…

– Тише-тише. Выберемся, там и поговорим.

– Это я виноват. Не досмотрел…

– Потом, все потом.

– Где ребята? – Виктор Павлович тронул пальцами обожженное лицо и процедил сквозь зубы: – Что со мной?

– Пока не знаю. Вытащу на берег, тогда будет ясно. Осмотрю и скажу.

– Только не смей мне врать! – чуть ли не прокричал офицер. – Не нужно меня жалеть…

– Вы бы помолчали. Не время…

– Отставить! – гаркнул Виктор Павлович. – Не смей учить старшего по званию.

– Ругаетесь, это уже хорошо. Дальше на своих двоих. Я пойду, ребят отыщу.

– Извини, – подполковник повернулся на бок. Осторожно кончиками пальцев потрогал губы, щеку. – Лицо горит, а еще… грудь. Дышать трудно.

– У вас ребра треснули. Оттого и трудно.

– Это все?

– Нет. Осколок в левой ноге. – Боец с прищуром посмотрел на командира. – И еще. Шея и лицо сильно обожжены. Я попробую что-то сделать, но чуть позже. Ребят отыщу и…

– Главное, руки и ноги на месте. Остальное ерунда. – Подполковник с трудом выполз на берег. Честно говоря, изрытую, перепаханную, черную от огня землю сложно назвать берегом. Кусты, деревья и трава остались в прошлом. Воронки, разбросанные палки, пепел и смрад все еще тлеющих головешек. – Ты думаешь… после такого – кто-то мог выжить? – спросил Виктор Павлович.

– Не знаю. – Сергей опустил взгляд, пнул носком ботинка торчащий из песка искореженный автомат. – Хочу в это верить.

– Правильно. – Командир разорвал штанину. Чуть выше колена на добрых два сантиметра торчал коричневый кусок металла. Крови не было. – Ты иди, я сам справлюсь.

– Эй! – окликнули откуда-то сзади. Щуплый мужичок лет пятидесяти, а может, и старше выполз из глубокой воронки. Взъерошенные, курчавые волосы, чумазое лицо. – Товарищи, – осторожно позвал щуплый, поправляя очки. – Что случилось? Я… я тут.

– Назад! – гаркнул Серега, в руке блеснул клинок. – Кто такой?

– Меня зовут Йотон. Я…

– Ты откуда взялся? – Сергей грубо схватил курчавого за воротник, встряхнул и заорал: – Отвечай, чучело!

– Я не чучело. – Йотон сжался в комок. – Я профессор физики.

– Какой профессор? – Сергей разжал пальцы, и щуплый свалился на землю.

– Только не бейте. Я все расскажу, объясню.

– Ну. – Сергей пристально смотрел на щуплого. – Объясняй!

– У меня… живот свело. Я отошел, а тут бах, бабах… ну я и…

– Что ты мне голову морочишь? Какой к черту живот? – Серега заскрипел зубами.

– Все нормально. Я его видел. – Виктор Павлович поманил Йотона пальцем. – Он возле раненых отирался.

– Да-да, это был я. – Оживился щуплый. – Мне велели за огнем присматривать. Дрова подбрасывать. Ну-у-у… – Профессор потер лицо. – Воду кипятить, бинты стирать. Это для раненых, я помогал.

– И где сейчас раненые? – Сергей окинул взглядом пепелище. – Ты еще кого-то видел?

– Нет. – Йотон хлопал глазами. – А вы?

– Слышь, профессор. – Подполковник полил из фляги на торчащий из ноги осколок. – Крови боишься?

– Я… – Профессор запнулся, искоса поглядывая на рану. – Я не знаю. Но…

– Серега! – Виктор Павлович поманил пальцем. – Дай нож, что-то я свой не найду.

– Вы его отдали. – Боец вынул сайтак. – Может, повременим? Отыщем наших.

– А если не отыщем? – командир откинулся на спину. – Режь. Дергает зараза, как бы заражения не было.

– Помоги. – Сергей взглянул на профессора, тот попятился. – Придержи, пока я…

– Ты что? – Виктор Павлович обреченно вздохнул. – Да он еле на ногах стоит. Того гляди, свалится. Нашел помощника. Режь, потерплю.

Семен мыл руки. Красная от крови вода стекала на траву, капала на землю и быстро впитывалась. Отставной гранс-лекарь пыхтел самокруткой, кривился от табачного дыма и тщательно смывал кровь. Настя, не жалея кипяченой воды, поливала из котелка, осторожно поглядывая на лекаря.

– Выкарабкается, – объявил Семен, читая во взгляде девушки немой вопрос. – Сердце крепкое, а стало быть… – Лекарь замолчал, заслышав тяжелые шаги. Появился Вахалий, босой, но в бушлате, причем надетом на голое тело.

– Не томи, – поторопил Призрак и протянул кусок свитера. – Что с парнем?

– Много крови потерял. – Семен выплюнул окурок, растоптал и только после этого принялся вытирать руки.

– Это я и сам вижу. Тут не нужно быть грансом. Не юли, выкладывай все как на духу. – Вахалий как-то сурово смотрел на друга. – Сема, говори. Не люблю я…

– А что говорить? Ты же сам все видишь, вот и расскажи. Умник.

– Извини. – Вахалий поскреб шею, виновато опустил взгляд. – Что-то нервы пошаливают. Ты это… ну…

– В госпиталь ему нужно. – Сема громко вздохнул и уселся на траву. – Шутка ли, двенадцать осколков. Я вообще удивляюсь, как он… – Настя расплакалась и поспешила к Максиму. Взводный с ног до головы был обернут травой койя, и Женька Босонец беспрерывно поливал этот зеленый кокон водой из фляг и котелков. – Я же сказал! – в спину девушке выкрикнул Колода и как-то неуверенно, совсем тихо добавил: – Жить будет. Только… – охотник умолк, делая вид, что рассматривает пальцы на руках.

– Что только? – Вахалий склонился над другом. – Мне из тебя каждое слово клещами вытаскивать? Говори.

– Да что тут скажешь. – Семен махнул рукой и отвернулся.

– Сема! – прошипел Призрак. – Не доводи до греха.

– Отвоевался старлей. Легкие как решето. Если бы не койя… – Семен взялся скручивать новую сигаретку. – Подарок кайцев его на этом свете держит. Трава кровь кислородом обогащает. Без нее пацан не жилец.

– Жить-то будет? – не унимался Вахалий.

– Будет. Если останется здесь, на Шрайхе.

– А что с другими? – Вахалий скосил взгляд на лазарет под открытым небом. – Женщины уктуров хлопотали над ранеными, дети подносили воду, смачивали бинты из травы койя.

– Двое тяжелых, сделал все, что мог. До утра не помрут, еще сто лет проживут. Остальные… – Колода взглянул на грязного хмурого бойца. Широкоплечий круглолицый солдат стоял на коленях у свежей могилы, невысокого холмика на проплешине между деревьев. – А вон тот… – палец указал на солдата. – Контуженый. Часа два как пришел. – Семен выдохнул облако табачного дыма. – Вырыл яму. Ему лопатку давали, отказался, голыми руками рыл. Потом забрал у кайцев волокушу, грубо забрал. Дал в морду сразу двоим. Но те даже не рыпнулись в его сторону. Забрал и ушел. Вернулся… – Колода передернул плечами. – Притащил куски мяса. Руки, ноги… зарыл, а теперь сидит. Смотрит на могилу и молчит. Кто такой, откуда взялся – не знаю. А спросить боязно. Похоже, сбрендил парень.

– Где-то я его видел? – Вахалий прищурился, рассматривая круглолицего солдата. Рваная, обгоревшая, почти черная от сажи и грязи одежда. Лицо закопченное, возле ушей и носа – засохшая кровь. Отрешенный, безразличный взгляд. – Точно он. Помнишь подполковника? Ну того, что мы встречать ходили. – Призрак хлопнул Семена по плечу. – Этот хухушок с ним был. Кажется… Сашка, точно, Саньком его кличут.

– Какой Сашка, какой подполковник?

– Глаза протри. С ними еще меченый был. Пацан со шрамом. Вспомнил?

– Теперь вспомнил. – Семен погасил окурок, поднялся. – Выходит… накрылась группа? И подполковник и меченый?

– Похоже на то.

– Ладно. – Семен потер руки. – Пойду я. Мне еще двух раненых нужно осмотреть. Кайцы от болота притащили. Одного вообще из-под земли отрыли. Да-а-а, денек сегодня выдался веселый. Давно я столько крови не видел.

– Я с тобой. – Вахалий еще раз взглянул на Сашку, махнул рукой и двинулся к лазарету.

25

Аласкурд сидел в пилотском кресле, курил. Дым от сигары поднимался к потолку, а чашка с остывшим кофе уже дважды послужила пепельницей. Юноша хмурил брови, мысленно ругался, просматривая на большом реал-экране последние новости с передовой. Имперские войска отступали на всех направлениях, спешно покидали промышленную зону Кункайс, шли к речному порту.

– Гайа ахм, ухр чингр, – выругался Аласкурд и ударил кулаком по крышке стола.

Чашка подпрыгнула, а сигарный пепел испачкал белоснежную майку, скатился на форменные, с грязно-серыми пятнами камуфляжа брюки.