Тринадцать полнолуний - Эра Рок
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Вольно, кадет. Поздоровайтесь с отцом.
Отец поднялся со стула. Генри шагнул к нему, снова кивнул.
— Вы вырастили хорошего сына, герцог. Он наш лучший ученик, отличник по всем дисциплинам.
Генри увидел, как губы отца тронула довольная улыбка. Герцог посмотрел на своего друга, протянул сыну руку для рукопожатия. Генри пожал руку отца, а тот, удивительно нежно, погладил его по стриженой голове.
— Кадет Яровский, в знак поощрения вашим стараниям, вы получаете десятидневный отпуск для поездки домой вместе с отцом.
Генри, еле сдержавшись, чтобы не запрыгать от радости, набрал полную грудь воздуха и с достоинством громко ответил:
— Слушаюсь. Спасибо за доверие, господин полковник.
— Можете идти.
— Я буду ждать тебя внизу, — сказал, молчавший до этого момента, отец.
Генри снова прищёлкнул каблуками, кивнул и вышел из кабинета. Долго ли собраться юному кадету? Уже через пятнадцать минут он был готов в дорогу, только успел шепнуть одному из мальчишек, дежуривших в спальной комнате, что едет домой на десять дней, и выбежал на улицу. Карета с родовым гербом стояла у ворот училища. Отец ждал возле открытой дверцы.
— Я готов, отец, — подбежал к нему Генри.
— Пора ехать, садитесь, юноша, — сказал герцог, и карета тронулась в путь.
— Я, право, очень удивлён и рад вашим успехам. Могу откровенно признаться, мне было очень приятно услышать от такого сдержанного человека, как полковник, много хороших слов о вас. Поздравляю, вы превзошли мои ожидания, — отец посмотрел на сына добрым, долгим взглядом.
— Спасибо, отец. Я рад, что доставил вам приятных минут, — сдержано и с достоинством ответил Генри, — скажите, отец, всё ли в порядке дома? Я обеспокоен тем, что матушка давно не писала мне. Отец отвернулся к окошку, долго молчал. Потом повернулся, посмотрел сыну в глаза, сжал его руку.
— Всё в порядке, сынок, всё в порядке, — каким-то странным, глухим голосом ответил герцог, — она, было, приболела немного. Но сейчас уже поправилась.
Генри почувствовал, отец что-то недоговаривает, но последняя фраза немного приободрила Генри. До вечера этого дня дороги, отец перекинулся с Генри ещё несколькими фразами о жизни в училище. На ночлег нигде не останавливались, а ехали дальше. Генри заснул. Ночью ему снилось что-то мучительное и тревожное, но на утро он не смог ничего вспомнить. К вечеру второго дня пути карета въехала в именье герцога.
На ступенях дома карету ожидал только дворецкий. Генри надеялся, матушка выйдет встречать его, но её не было, он только заметил, как отец переглянулся со слугой. Тот, молча, кивнул герцогу, что-то тихо проговорил, почти прошептал ему. До Генри долетел только обрывок фразы «сегодня необычайно взволнована». Не придав значения этим словам, Генри взбежал по лестнице.
— Мама! Маменька, голубушка, — позвал он, — я приехал!
Но матери в гостиной не было. К Генри подбежала Виолетта, служанка-француженка матери, которая всегда находилась рядом с ней.
— Мсье Генри! Слава создателю, вы дома! Как вы выросли, возмужали! — она, пряча заплаканные глаза, обняла его, поцеловала куда-то в макушку и прошептала, — прошу вас, тише, госпожа отдыхает. Я провожу вас в вашу комнату, вам надо привести себя в порядок с дороги, а я распоряжусь об обеде.
Виолетта подхватила дорожную сумку Генри, взяла его за руку и повела по лестнице наверх. Проходя мимо комнаты матери, он увидел, двери плотно закрыты. Оттуда не было слышно ни звука. Виолетта открыла дверь его комнаты. Там всё оставалось по-старому, как будто он и не уезжал никуда, любимые игрушки стояли по своим местам.
— Мсье Генри, давайте я помогу вам умыться, — сказала Виолетта, взяв в руки кувшин.
— Ну что ты, я всё привык делать сам. Скажи, что с маменькой? Почему все в доме говорят шёпотом?
— Ничего, всё в порядке, просто, она немного нездорова, — Виолетта поставила кувшин, отвернулась, вытерла платком навернувшиеся слёзы, повернулась к Генри и добавила, — спускайтесь в столовую.
Генри подождал, пока шаги Виолеты в коридоре стихнут, вышел из своей спальни и тихонько подошёл к дверям комнаты матери. Потянул тихонько за ручку, дверь приоткрылась. Шторы окон были плотно задёрнуты, в комнате был полумрак. Лишь одно большое окно, которое выходило на аллею парка, было не задёрнуто портьерой. Возле окна, на стуле сидела его мать, и немигающим взглядом смотрела на аллею. Её руки были сложены на коленях, и Генри увидел, как эти любимые нежные руки нервно дрожали, теребя платье. «Странно, как же она не видела, что мы приехали, ведь она смотрит прямо на дорогу» подумал мальчик и тихонько окликнул её.
— Мама, мамочка, я здесь.
Только он хотел броситься к ней, как почувствовал прикосновение чей-то руки на своём плече. Генри оглянулся. На него, улыбаясь, смотрел Юлиан Баровский. Взяв мальчика за плечо, он поднёс палец к губам, дав понять, чтобы тот не задавал вопросов. Прикрыл дверь и жестом позвал мальчика идти за собой.
Спустившись вниз, в гостиную, Юлиан обнял подростка за плечи.
— Ну, здравствуйте, юноша. Вы стали настоящим мужчиной. Пребывание вдали от дома явно пошло вам на пользу, в глазах появилось мужественное выражение, торс оброс вполне приличными мускулами. Замечательно, замечательно! Ну-ну, расскажите мне всё без утайки.
— Кадет Яровский награждён десятидневным отпуском за успехи в учёбе и примерное поведение, — довольно улыбаясь, ответил Генри и прищёлкнул каблуками, — дядя Юлиан, я так рад вас видеть в добром здравии! У меня всё в порядке, но скажите, что с маменькой? Всё так странно. Что происходит?
— Пойдёмте в сад, мой друг. Это долгий разговор, — Юлиан вышел на улицу.
Они прошли по аллее в глубь сада и сели на скамейку. Юлиан помолчал немного, видимо подыскивая слова для объяснения, потом посмотрел в глаза Генри и начал рассказ:
— Видите ли, мой мальчик, это очень сложно объяснить. Скажу вкратце, после вашего внезапного отъезда, матушка очень горевала, плакала, была сама не своя. Умоляла отца вернуть вас, но вы же знаете, как непреклонен и твёрд бывает герцог. Вы получали письма матери? Это единственное, что спасало её. Она стала необычайно нервозной, даже как-то раз я застал семейный скандал. Вы можете представить свою мать разговаривающей на повышенных тонах с отцом? Для меня это было таким потрясением, что сначала я не поверил своим ушам. Она кричала страшные вещи, обвиняла отца в жестокости и ещё бог знает в чём. Напомнила ему о каких-то давнишних событиях в их жизни, которые, очевидно, она пыталась забыть и простить. Предмет их разговора передавать вам я не вправе, поэтому, просто поверьте мне на слово. Герцог был взбешён настолько, что позволил себе очень грубо отвечать ей. Я не решался войти до тех пор, пока после очередного выпада вашей матушки не услышал звук пощёчины и вскрик герцогини. Тогда я позволил себе вмешаться. Зайдя в гостиную, я увидел следующее. Герцог, как гранитная глыба, возвышался над женой, сидящей в кресле. Она держалась за щёку, слёзы катились по её лицу. Увидев меня, она вскочила и выбежала из комнаты. Герцог был в ярости, он даже не сразу смог прийти в себя, лишь кивнул мне. Я попытался начать с ним разговор, но он дал понять, что не может сейчас поддержать беседу. Мне ничего не оставалось другого, как откланяться и уйти. Уже в саду меня догнала Виолетта и передала просьбу герцогини подняться к ней. Я вернулся и прошёл в спальню вашей матушки. Она, взволнованно ходила по комнате, тихо плакала и что-то бормотала. Я стоял и молча наблюдал за ней. Меня, как врача, очень насторожило её поведение. На мой оклик, она повернулась, посмотрела куда-то мимо меня. Я подошёл поближе и взял её за руку. Моё прикосновение, видимо, привело её в чувство. «Это невыносимо, я не могу больше так жить и терпеть подобное» вот её первые слова. Я, как мог, на сколько хватало моего опыта как врача и человека, попытался успокоить её. Но увидел, что она не слышит меня, не понимает, о чём я говорю. Успокоительные капли у меня всегда с собой, еле уговорил герцогиню принять их. Когда её душевное волнение несколько успокоилось, я ушёл. Придя на следующий день, я застал вашу матушку в таком же положении, как вы увидели её сегодня. С тех пор, она не выходит из дома, ни с кем не разговаривает. Поверьте, я сделал всё что мог. Увы, мой друг, рассудок вашей матери находиться теперь в другом измерении, которое не подвластно нашему пониманию. Вы взрослый человек и надеюсь, сможете принять это печальное известие, как подобает настоящему мужчине.
— Но как же так, дядя Юлиан! Неужели нет никакой надежды? — на глаза подростка навернулись слёзы.
— Увы, мой мальчик. Психика очень хрупкое создание. Её очень легко расстроить, а излечить, практически, невозможно. Никому из прошлого и настоящего не удавалось этого. И даже в далёком будущем сие таинство не открыло людям своих глубин. У меня есть, всего лишь, робкая надежда, что ваш приезд хоть на немного взбодрит вашу матушку. Вероятность очень мала, но попробовать стоит. Давайте вернёмся в дом и попытаемся.