Амок - Янка Мавр

После полудня послышался тревожный крик часового:

– Дым слева!

В ту сторону моряки тотчас направили несколько подзорных труб. На южном горизонте чуть виднелся корабль, но чей он, каким курсом идет, на таком расстоянии не определишь.

Матросы поглядывали на командиров, ожидая приказа: уходить или готовиться к борьбе?

А те продолжали следить за судном, обмениваясь короткими репликами:

– Регулярные корабли здесь не ходят. Значит – случайный…

– Как видно, идет из Австралии…

– Смотрите, это же английский дредноут! И идет на северо-запад. К нам он никакого отношения иметь не может.

– Но зато может сообщить голландцам, что видел нас возле берега Скал Ласточкиных Гнезд. А это плохо!

– Не показать ли ему, что мы идем в другую сторону?

Через несколько минут «Саардам» направился на юго-запад, как бы в Африку. Пути обоих кораблей должны были скреститься. Мощное стальное четырехтрубное страшилище приближалось так быстро, что встреча должна была состояться на меньшей дистанции, чем бы этого хотелось инсургентам.

– Ну и прут, дьяволы! – недовольно ворчал Гудас.

– Теперь ничего не поделаешь, – сказал Салул, – назад не вернешься. Пусть все, кто не в военной форме, немедленно уйдут с палубы. В том числе, прости, и тебе придется: если заметят такого капитана да такую команду на военном корабле, непременно задержат нас.

Гудас не мог не согласиться с этим и, смешно почесывая затылок, ушел со своего поста. Место его занял Гейс. Спрятались и молодцы Гудаса, а на самые видные места вышла «настоящая» команда.

Дредноут пересек курс метрах в ста впереди. Как глыбы, возвышались на нем стальные башни, из которых высовывались длинные стволы орудий. Огромные белые волны поднимались от форштевня корабля. На палубе виднелись белые фигуры матросов и офицеров.

Каким маленьким, ничтожным казался перед этим гигантом «Саардам» с его темнокожей командой!

По морскому обычаю оба корабля приветствовали друг друга флагами: дредноут – английским, «Саардам» – голландским и наконец разошлись каждый своим курсом.

Когда дредноут скрылся, вылез и капитан со своей командой.

– Обидно, черт возьми, первому адмиралу независимой яванской Республики прятаться от соседнего государства! – пошутил Салул.

– Для начала хватит и того, что мы салютовали друг другу как равные, – ответил Гудас.

Когда «Саардам» вернулся назад, была уже ночь.

Но куда «назад»? В какой пункт безбрежного океана? Ждет ли их лодка? Как найти ее в темноте? Можно ли подавать сигналы? Держится ли лодка близ берега или идет навстречу?

Все эти вопросы мучили команду, а ответа не было ни на один…

Наконец издали, как будто с моря, донеслись чуть слышные выстрелы. Прошло несколько минут – и опять серия выстрелов: ритмичные, с одинаковыми интервалами.

– Они! Они! – зашумели на «Саардаме». – В перестрелке таких правильных интервалов быть не может. А раз стреляют, значит, опасности нет. Надо ответить, но как: гудком или тоже выстрелами?

– Может, бахнуть из пушки? – предложил кто-то не то в шутку, не то всерьез.

– Не только пушка, – ответил Салул, – а даже гудок в такое время и в таком месте может разнестись очень далеко и достигнуть ушей тех, кому не следует его слышать; огни в темноте тоже заметны издалека.

Значит, нужно ответить такими же выстрелами из винтовок.

На этом языке экипажи корабля и шлюпки договорились быстро, и через полчаса береговая группа повстанцев была принята на борт.

Решающий момент приближался. Корабль подошел к рифам.

– При дневном свете полбеды, а так очень рискованно, – рассуждали моряки. – Даже прожектор включить нельзя, – могут заметить.

На Гейса возложили техническую, инженерную часть дела. Он приказал зажечь три фонаря: два по бортам и один впереди. Бортовые прикрыли сверху и направили свет только на скалы вдоль прохода, а передний фонарь должен был освещать дорогу перед носом корабля. Когда наконец зажгли фонари, все остались очень довольны: только три ярких пятна блестели на воде, а корабль оставался во мраке.

– Этак и за полкилометра нас не заметишь, – радовался Гудас.

После этого закрепили два троса на берегу: один прямо впереди, второй подальше и сбоку. Наматываясь на лебедки, тросы должны были постепенно тянуть корабль вперед и чуть наискосок, чтобы он не отклонялся от точного курса. На долю команды оставалось лишь управлять кормой, чтобы она не ударялась о камни. Но это «только» было труднее и опаснее всего остального.

Оставалось предусмотреть еще одну возможную опасность. Если корабль медленно движется с помощью натянутых тросов, он не отклоняется от намеченной средней линии. Но что будет, если волны толкнут корабль сзади и заставят пойти быстрее, чем нужно?: – Придется все время поддерживать малый задний ход, вроде бы притормаживать, – объяснил Гейс. – Заодно это не позволит корме рыскать из стороны в сторону.

Долго продолжались подготовительные работы. Особенно трудно далась заводка стальных тросов на берег. Вода тем временем все прибывала и около двух часов ночи затопила скалу, служившую мерным знаком. Наконец корабль замер, став носом к проходу. Наступили последние минуты. Сто человек команды разместились вдоль бортов, вооруженные чем можно. Значительная часть моряков сидела на подвесных досках – «беседках» – с внешней стороны бортов, сжимая в руках багры, чтобы отталкиваться от скал. Даже мешки с мукой пошли в дело: вместо кранцев висели по бортам на веревках, и два человека по первому знаку были готовы сбросить их в воду между кораблем и скалой для смягчения возможного удара.

– Начинай? – скомандовал Гейс.

Затарахтели лебедки, натянулись тросы – и корабль пополз вперед. Чем ближе к рифам, тем сильнее раскачивало его. Гудас стоял в руле. Босой, темнокожий, с голой головой, в расстегнутой рваной рубашке, он казался одним из тех капитанов-призраков на заколдованных кораблях, о которых ходит столько легенд по всему миру.

Гейс командовал в машинном отделении. Его движения и звонкий голос казались спокойными, но более пристальный глаз мог бы подметить, как дрожит каждый мускул на лице и руках механика.

– Задний ход!

– Ослабить тросы!

– Малый ход!

– Туже тросы!

Вот уже середина корабля в проходе. Команда успешно отталкивается от скал. Вот и самый рискованный момент: в проход втянулась корма. Волной ее швырнуло влево, к камню, и тотчас щетина багров и жердей вытянулась навстречу опасности.