Смертельный рай - Линкольн Чайлд

Что она говорила? Хайку не загадки, как раз наоборот. Не ищи ответа. Думай о том, как открыть дверь.

Открыть дверь. Так как же интерпретировать те стихи, что она читала?

Они состояли не более чем из десятка слов. Лэш мысленно увидел, как зеленая ветка вербы, которую несет ленивое течение, движется в сторону далекого водопада. «До сих пор поют». Пели ли цикады потому, что не знали, что их ждет, — или как раз поэтому?

Уилнеры и Торпы были как те цикады из хайку. Невыносимо, до упоения счастливые… вплоть до последнего непостижимого мгновения.

Тишину нарушил телефонный звонок.

Лэш встал и пошел в кухню. Может быть, это Диана, тогда придется отыскать свой рецепт лосося в кляре.

Он снял трубку.

— Лэш слушает.

— Крис? — послышался голос. — Это Джон.

— Джон?

— Джон Ковен.

Лэш узнал голос агента ФБР, который арестовал Хандерлинга, и слегка упал духом. Ковен наверняка звонит, поскольку лично заинтересован в «Эдеме». Может, он считает, что Лэш может устроить ему скидку или еще что-нибудь.

— Как дела, Джон?

— Хорошо, спасибо. Послушай, ты не поверишь.

— Говори.

— Уайр выходит условно-досрочно.

Лэш оцепенел.

— Можешь повторить?

— Эдмунд Уайр получил согласие на условно-досрочное освобождение. В пятницу вечером.

Лэш сглотнул.

— Ничего не слышал об этом.

— Никто не слышал. Я сам узнал десять минут назад. Увидел в новостях.

— Этого не может быть. Он убил шесть человек.

— Ты это мне говоришь?

— Наверняка какая-то ошибка.

— Никакой ошибки. Комиссия единогласно удовлетворила ходатайство, основываясь на письменном отчете куратора.

— Каковы условия освобождения?

— Как обычно при подобных обстоятельствах. Строгий надзор. Что для такого, как Уайр, ничего не значит.

Лэш почувствовал пронзительную боль в правой руке и понял, что судорожно сжимает трубку.

— И когда это произойдет? Через несколько недель? Месяцев?

— Даже раньше. Похоже, они очень торопятся, видимо, хотят сделать из Уайра образцовый пример процесса перевоспитания. Сейчас для него подбирают жилье и готовят сертификат об освобождении. Через день-два он будет на свободе.

— Господи.

Лэш замолчал, не в силах осознать услышанное.

— Кристофер?

Лэш не отвечал.

— Крис? Ты там?

— Да, — машинально ответил Лэш.

— Послушай, у тебя остался табельный пистолет?

— Нет.

— Плохо. Что бы там ни думала комиссия по вопросам освобождения, мы оба знаем, что эта сволочь захочет довершить начатое. На твоем месте я бы позаботился об оружии. И помнил бы о том, чему нас учили в академии. Ты стреляешь не затем, чтобы убить. Ты стреляешь, чтобы жить.

Лэш снова не ответил.

— Если тебе что-то потребуется, дай знать. А пока — береги себя.

И в трубке наступила тишина.

35

Он ехал домой. Так все это начиналось: ясным и солнечным днем он в очередной раз возвращался из Покипси. Была пятница. За несколько последних шестидесятимильных путешествий до Уэстпорта он настолько устал, что боялся заснуть за рулем. Впрочем, сейчас сна не было ни в одном глазу.

«Я получил то, что хотел, — написал убийца кровью на окне. — Спасибо».

Достав телефон, он набрал номер.

— Квартира семьи Лэш, — послышался голос Карла Бродена, брата его жены.

— Карл?

— Привет, Крис. Ты где?

— Еду домой. Буду примерно через час. Ширли дома?

— Поехала по делам.

— Ладно. До встречи.

— Хорошо. Слушай, может, мне разжечь гриль и замариновать те креветки, что мы вчера наловили?

— Неплохая идея. И поставь для меня пару банок пива в холодильник.

— Сделаем.

Он подумал о своем шурине. Карл был совершенно не похож на сестру — беззаботный и веселый, полная противоположность интеллектуалу. Каждый раз, когда Карл гостил у них, напряжение в доме спадало. На этот раз он неожиданно приехал накануне, будто знал, что в его присутствии отчаянно нуждаются.

Мысли Лэша снова вернулись в Покипси, к мрачной сцене последнего убийства.

«Я получил то, что хотел. Спасибо».

Полицейские из Покипси все то утро чуть ли не радовались, добродушно толкая друг друга локтями и обмениваясь грубыми шутками возле кулера. Хотя преступнику удалось уйти, несмотря на выставленные посты, их радовало то, что убийствам, похоже, пришел конец. Лэш подобного облегчения не испытывал. Для него это известие было первым подходящим фрагментом головоломки, единственным оставленным убийцей посланием, которое имело смысл. А его лаконичность и уверенность в себе внушали беспокойство.

Что же он получил? Что ему было нужно?

Может, смерть тех четырех женщин удовлетворила какую-то его болезненную потребность, заполнила некую пустоту? Но серийные убийцы так не поступали. Они убивали в силу чудовищной жажды, утолить которую никогда не могли.

Кроме того, множество противоречий. Первые два преступления, несмотря на внешнюю похожесть — надписи кровью на стенах, поза трупа, — не соответствовали ни од ному из известных профилей.

Чем отличалось то последнее убийство?

Лэш размышлял над этим всю дорогу, пока ехал через округа Датчесс и Патнэм в Коннектикут. Он был убежден, что убийца впервые показал свое истинное обличье.

Поскольку он уже получил то, что хотел.

Так почему же он оставил только одну надпись, а не сто? Причем на стекле, а не на стене? На окне, на фоне ночной тьмы, ее невероятно трудно было заметить…

Неожиданно, почти сам того не сознавая, он взглянул на место преступления с совершенно иной точки зрения. Он уже не видел лужу крови в спальне. Угол зрения сменился, словно у камеры на штативе. Он смотрел в сторону дома из леса, из темноты, на большое освещенное окно. Он видел силуэты капитана полиции, детектива из отдела убийств, психолога из ФБР. Троих, присутствовавших на местах предыдущих преступлений.

Те три убийства имели одну общую черту. Все они совершены ночью в спальнях с большими окнами. А занавеси на этих окнах всегда были раздвинуты…

Он лихорадочно схватил телефон.

— Полиция Покипси, отдел убийств, — послышался голос. — Кравиц слушает.

— Это Кристофер Лэш. Мне нужно немедленно поговорить с Мастертоном.

— Мне очень жаль, агент Лэш, но капитан ушел полчаса назад.

— Тогда соедините меня с детективом отдела убийств, как его… Эйхерном.

— Он ушел вместе с капитаном.

— Не знаете куда?

— Сегодня вечер пятницы. Капитан и детектив Эйхерн в пятницу вечером всегда перед тем, как поехать домой, идут выпить пива.

— В какой бар?

— Не знаю, сэр. Может быть один из полудюжины.

Лэш лихорадочно размышлял. Кравиц, дежурный полицейский, казался человеком неглупым и сообразительным.

— Кравиц, выслушайте меня внимательно.

— Да, агент Лэш.

Он на мгновение прижал телефон подбородком, въезжая на Согатак-авеню и продираясь через пятничные пробки.

— Вы должны позвонить в каждый из этих баров. Слышите? Пусть другие полицейские помогут вам.

— Да?

В голосе Кравица звучало сомнение.

— Это очень важно, Кравиц. Очень важно.

— Да, сэр.

— Когда найдете Мастертона, скажете ему, что мы ошибались насчет убийств. Это не серийный убийца.

— Нет? — недоверчиво переспросил Кравиц.

— Вы не поняли. Конечно, это убийца. Но не серийный. Это тип фанатика.

Такое определение использовали судебные психологи. Иногда подобные фанатики убивали случайные жертвы, стреляя с водонапорных башен, или выбирали известных людей, как поступил Марк Дэвид Чепмен.[22]У них была лишь одна общая черта — мучительная, бесполезная жизнь, единственный смысл которой они видели в актах насилия.

На мгновение на другом конце линии наступила тишина.

— У меня нет времени объяснять, сержант. Это один из характерных типов убийц. Им руководит исключительно желание доминирования, власти, мести. Этот человек ненавидит полицейских. Вероятно, мы имеем дело с навязчивой идеей, основанной на любви и смерти. Может, его отец был полицейским и жестоким родителем, не знаю. Но это фанатик. Вот единственное объяснение.

— Не понимаю.

— Вы были на местах трех первых преступлений. Между ними нет ничего общего. Бессмысленные каракули на стенах, различия в общей картине. Ничто не сходилось. Дело в том, что преступник имитировал поведение серийного убийцы. Потому ничего и не совпадало — это была хитрость. Вы заметили те большие окна с широко раздвинутыми занавесками в каждой из комнат, где совершались убийства? Наш подозреваемый был рядом — он каждый раз находился неподалеку. Он охотился на полицейских, выбирал мишени. Женщины оказались лишь приманкой.