Тайна двух океанов - Григорий Адамов

Нетрудно понять поэтому тревогу, с какой проводил зоолог Горелова при его внезапном уходе из лаборатории, и почему он долго не мог сосредоточиться на работе, за которую принялся было…

Глава V. ЛОРД В ОПАСНОСТИ

Молодые люди вырвались из выходной камеры подлодки, словно расшалившиеся школьники на перемену после скучного урока. Марат со смехом столкнул с площадки Цоя, не успевшего запустить свой винт, и Цой, нелепо размахивая руками и ногами и отчаянно ругаясь, полетел ко дну.

– Попался, золотоискатель! – торжествующе закричал Марат и, запустив винт, бросился за Цоем, схватил его за ноги и взмыл с ним кверху.

– Отпусти, черт! – неистово вопил Цой, вися вниз головой и брыкаясь изо всех сил. Он задыхался от смеха и едва мог время от времени бросать Марату самую свирепую брань и угрозы: – Негодяй! Мерзавец! Я тебя распотрошу! Отпусти лучше! Хулиган! Я тебя четвертую, как только покажешься у меня в лаборатории! Караул!!!

Марат с гиком и хохотом несся во всю мощь своего пятидесятисильного мотора, цепко держа свою жертву за ноги, и Цой беспомощно болтался под ним, делая неимоверные усилия, чтобы освободиться.

Увязавшийся за своими друзьями Павлик, видя отчаянное положение Цоя, не мог больше выдержать. Он запустил свой винт на все десять десятых хода, птицей взвился над Маратом и с диким, пронзительным визгом упал на плечи подводного хулигана, обвил ногами его шею, и перегнувшись вниз головой, стал отрывать руки Марата от ног его жертвы.

– Держись, Цой! – визжал он. – Держись! Мы его скрутим! И – в милицию!..

Клубок из трех металлических тел то сплетался, то расплетался. Три яркие голубые звездочки плясали в невообразимом танце. Привлеченные их светом, обитатели глубин, сияя разноцветными огоньками, спешили отовсюду к месту свалки и сейчас же фейерверком разлетались во все стороны. Все еще вися головой вниз, Цой вспомнил про свой бездействующий винт. В одно мгновение он открыл патронташ, мощная струя воды ударила Марата в грудь, и он, ошеломленный, отлетел внезапно на несколько метров вместе с Павликом, вертясь и кувыркаясь в образовавшемся водовороте. Началась новая погоня.

– Держи его! Держи!.. – ревел Цой, стремительно несясь за голубой звездочкой Марата.

– Держи!.. – визжал в восторге Павлик. Он был значительно легче Марата, и винт нес его с большей быстротой. Поэтому Павлик первый нагнал преступника и повис на нем.

– Павлик, пусти!.. – запыхавшись и задыхаясь от смеха, умолял Марат. – Он меня убьет! Честное слово!..

Пока они барахтались, подоспел Цой. Цой и Павлик с обеих сторон вцепились в плечи Марата и начали его встряхивать под жалобные вопли, мольбы и покаянные обещания. От встряски голова Марата болталась, и он должен был изо всех сил напрягать шею, чтобы не стукнуться головой о шлем.

Наконец Павлик, сжалившись, отпустил Марата. Усталые, но веселые, все трое медленно поплыли, разражаясь по временам хохотом при воспоминании о том, как уморительно Цой висел головой вниз, как отлетели Марат с Павликом, как смешно болталась голова Марата в шлеме. Марат плыл впереди, иногда посматривая на свой компас.

– А куда тебе, собственно, надо? – спросил наконец Цой.

– К Шелавину… Он осматривает расставленные приборы и просил Скворешню прислать ему новый глубоководный термометр взамен раздавленного водой. Не выдержал давления… Должно быть, его оболочка была с каким-нибудь дефектом.

– Да, с давлением почти в пятьсот атмосфер шутить нельзя. Бедный Матвеев будет теперь всю жизнь помнить о нем!

– Ты был при этом? Как это произошло?

– Я тоже был! Я тоже был, Марат! – заторопился Павлик. – Я сам видел. Ох, как страшно! Ивану Степановичу понадобилась проба воды. Матвеев подошел к крану и только повернул маховичок… Кран, наверно, испортился… или я не знаю, почему…

– Труба была плохо навинчена, – объяснил Цой.

– Ну да… Труба была плохо навинчена, и только Матвеев отвернул кран, как вдруг он с ужасным свистом… таким свистом, что прямо ужас… вдруг оторвался и – как пуля!.. Никто даже не мог его заметить в воздухе. И как грохнет в переборку!..

– Пробил переборку? – спросил Марат.

– Нет, не пробил. А из трубы вырвалась струя воды – тонкая, прямая, твердая, как стальной прут. Вся в пару… И весь отсек наполнился паром.

– Расширение воды из-за внезапного уменьшения давления, – опять вставил Цой.

– Да, из-за внезапного уменьшения давления… – машинально повторил за ним Павлик. – Матвеев бросился закрыть резервный кран около обшивки и нечаянно задел рукой за водяной прут… И я сам видел, Марат, сам видел, как от его руки вдруг отлетели два пальца. Ну, знаешь, как будто ножом отрезало!.. Сразу Матвеев даже ничего не почувствовал, он только покачнулся. Потом брызнула кровь, он побледнел. Скворешня его увел, а Иван Степанович бросился к крану и сам закрыл его. Ой, как страшно было, Марат!..

Впереди показалось красное туманное пятно, вскоре превратившееся в красную лампочку, а затем и вертикально натянутый плавучим буем тонкий трос; на нем висели глубоководный термометр и, повыше, вертушка Экмана – Мерца. Винт вертушки тихо вращался в своем медном кольце, четырехугольная лопасть руля указывала направление вращавшего винт течения – с юга на север. Трос своими концами терялся в темноте, но и вверху и внизу туманными красными пятнами пробивался свет других лампочек, указывая продолжение троса в обоих направлениях.

Друзья приблизились к тросу и к работавшему около него Шелавину.

Неожиданно раздалось жужжание зуммера: всех четырех вызывала подлодка.

– Слушайте, слушайте! Шелавин! Цой, Бронштейн! Буняк! Говорит «Пионер», вахтенный начальник лейтенант Кравцов. Предлагаю немедленно вернуться на подлодку. Настраивайтесь на волну начальника научной части профессора Лордкипанидзе. Он посылает сообщение о бедственном положении. Держите с ним связь. При возвращении на подлодку – рассыпаться в цепь в пределах видимости огней друг друга. Может быть, вы встретите его. Возвращайтесь на десяти десятых… Подлодка готовится к походу.

– Приборы оставить? – взволнованно спросил Шелавин.

– Оставить! – ответил лейтенант и смешливо добавил: – Вот влипла в историю наша борода! Попал, можно сказать, в нежные объятия…

Лейтенанта резко прервал голос капитана:

– Не время балагурить сейчас, товарищ лейтенант! Вы на вахте и в обстоятельствах далеко не веселых.

– Виноват, товарищ командир. – Голос лейтенанта был полон смущения.

– Волну подлодки не выключаю, – сообщил между тем в центральный пост Шелавин и обратился к своим спутникам: – Рассыпаться в цепь налево! Первым от меня – Павлик, вторым – Марат, последним – Цой. Включайте волну Арсена Давидовича. Вперед на десяти десятых! Направление – ост-зюйд-ост. Равняться по мне!

Все четверо длинной цепочкой понеслись вперед, в черное пространство.

Через несколько минут под их шлемами послышался спокойный, ясный голос зоолога:

– Животное немного ослабило кольца. Пытаюсь осторожно продвинуть левую руку с компасом к глазам.

– Значит, направление вам все еще неизвестно? – спросил голос капитана.

– Нет, Николай Борисович.

– Быстроту ощущаете? – продолжал допрашивать капитан.

– Думаю, что быстрота равна приблизительно пятидесяти километрам в час…

– Постарайтесь, Лорд, скорее определить направление. Как только все соберутся в подлодке, мы пойдем за вами.

– Хорошо, капитан…

Разговор прекратился. Подождав минуту, Шелавин, едва сдерживая волнение, позвал зоолога:

– Арсен Давидович, голубчик! Что с вами приключилось?

– А! Иван Степанович! Это вы? Да вот, понимаете, неприятность. Такая неприятность! Срываю все работы, поднимаю подлодку с места. И все, понимаете, из-за моей невнимательности. Вышел я из подлодки, направился на норд-вест-норд, – знаете, к этой заросли горгоний?..

– Да, да. Помню, вы собирались туда.

– Ну, вот… плыву задумавшись, по сторонам не оглядываюсь. И вдруг, понимаете, словно какой-то водопад обрушился на меня. Я даже не заметил, с какой стороны. В один момент все тело оказалось оплетенным каким-то толстым канатом, сантиметров тридцать в диаметре. Руки, понимаете, прижаты к телу, ноги связаны, ни повернуться… ни вообще даже шевельнуться…

– Ах, напасть какая!.. Кто же это схватил вас?

– Понятия не имею, Иван Степанович… Что-то несусветное, о чем мы, зоологи, и думать не смеем… Я даже не знаю, что именно обвилось вокруг меня: не то все тело животного, не то одна лишь его длинная, гибкая шея… Если тело, то выходит что-то вроде таинственного, трижды легендарного и тысячу раз осмеянного гигантского морского змея… Если всего лишь шея, то, прямо скажу, дорогой Иван Степанович, и думать и гипотезы строить просто боюсь.

– Ужасно… ужасно… Как вы себя чувствуете, родной мой? Вы не пострадали?

– Ничуть, Иван Степанович! Все в порядке. Скафандр не выдал и, надеюсь, не выдаст. В таких объятиях, я думаю, и слона задушить можно было бы! А я их просто не чувствую. Все усилия принимает на себя скафандр. И вот теперь несет меня неведомая сила…