Молитвослов на русском языке - Русская Православная Церковь

«Лестница, которую в древности видел великий из патриархов» вновь вспоминает преподобный Андрей в четвёртой песне, она даёт символический образ личного человеческого восхождения по лестнице добродетелей. Другой излюбленный герой — праведный Иов. Древнейшее его изображение — на упомянутом выше саркофаге IV в. Великое терпение и смирение праведника, "считавшего своим чертогом гноище, а струпья ран — драгоценными камнями" (ВК 4:14) вызывало особое сочувствие; на Руси праведного Иова любили изображать уже в домонгольский период. Сохранилась фреска "Иов на гноище" в новгородском Николо-Дворищенском соборе XII века. Древнейшая из сохранившихся миниатюр — в Псалтири Х в. из Ватиканской библиотеки.

Другая важнейшая тема четвёртой песни взята уже из слов и образов Новой Благодати — это Пречистое Тело и Кровь Господа Иисуса Христа. "Ты, Слово, распинаемый, предложил за всех Твоё Тело и Кровь: Тело — чтобы воссоздать меня, Кровь — чтобы омыть; и Дух Ты придал мне, чтобы привести к Твоему Родителю" (ВК 4:18); "Да будет мне и купелью, и питием кровь из рёбер Твоих… Чашу Церковь приобрела: рёбра Твои живоносные…" (ВК 4:20, 22).

Из священных воспоминаний пятой песни Великого канона, наиболее часто встречающихся в иконографических сюжетах, назовём Иосифа праведного и целомудренного, — о нём преподобный Андрей говорит в 3–6 тропарях, и, конечно, пророка Моисея. В воспоминаниях о Боговидце для святого Андрея поучительна каждая деталь: ковчежец, волнами речными носимый, становится словно бы ковчегом, помогающим избежать гибели от горького совета фараонитска, убийство египтянина и уход в пустыню — повод для размышлений о преодолении пустыни страстей посредством покаяния; в Моисеевом жезле, рассекающем море, видит преподобный Андрей прообраз Креста Христова, которым христианская душа творит дела чудные [25].

К исходу из Египта, странствиям народа Божия в пустыне, чудесам пророка Моисея вновь и вновь обращается Критский пастырь: Я воспроизвёл пред тобою, душа, сказание Моисея о бытии мира и затем всё заветное писание … (ВК 9:2). Известны удивительной красоты миниатюры, словно иллюстрирующие это "бытие мира" Моисея, изложенное преподобным Андреем: это и море Чермное, вздымающееся волнами прегрешений, и народ, предпочитающий страстей объедение Божественной манне Христова учения, и затхлые колодцы хананейских помыслов, к которым стремится душа больше, нежели к чистым родникам, источающим токи богословия; это, наконец, и ударяющий в камень жезл Моисея, образно прообразующий животворные рёбра Христовы. И хотя находятся эти миниатюры не в рукописях Великого канона, но, несомненно, отражают восприятие древнерусским художником Ветхого Завета как своего рода "учебника покаяния".

"Все примеры из Ветхого Завета привёл я тебе, душа: подражай же боголюбивым деяниям праведников, а грехов людей порочных — избегай" (ВК 8:12). Во все времена, говорит преподобный Андрей, страстные помыслы порождали любострастную жизнь. В духовном смысле всякий смертный грех человека повторяет человекоубийство Каиново и Ламехово: убивает советь и дух человека, разобщая их с благодатью Духа Святого; поэтому грешник не может приносить приятных Богу жертв непорочной жизни по примеру праведников Авеля, Сифа, Еноса, Еноха и Ноя (ВК 1:3–6; 2:3–5).

Преподобный Андрей на протяжении всего Канона обращается к мыслям новозаветным в контексте основного ветхозаветного повествования. Примеры Древнего и Нового двоих вкупе Заветов (ВК 4:19) использует Критский пастырь для последовательного выстраивания своего богословия — об оставлении прегрешений и приобретении духовного разума [8]. Но с каждой новой песней всё громче и выразительнее звучат слова Новой Благодати, но пред кающейся душой, как звёзды ночью, продолжают сиять светлые лики ветхозаветных праведников, — продолжают сиять своими добродетелями: благочестием, молитвенностью, послушанием Богу, совершённым покаянием и мужественным самоотвержением [3].

Кто из них особенно дорог Критскому пастырю? — Да все дороги, и да не смущает нас то, насколько часто упоминает преподобный Андрей того или иного ветхозаветного праведника; здесь он руководствуется убедительностью примера. Пророк Исаия, от нощи утреннюющий в желании путеводствоваться повелениями Спасителя и творить волю Его, в Великом каноне стоит как бы в тени — но разве не находим мы в творении преподобного Андрея созвучия тем стихам пророка, которые по богослужебному уставу предваряли тропари Канона: Душою моею я стремился к Тебе ночью, и духом моим я буду искать Тебя во внутренности моей с раннего утра: ибо когда суды Твои [совершаются] на земле, тогда живущие в мире научаются правде… Воспряните и торжествуйте, поверженные в прахе: ибо роса Твоя — роса растений, и земля извергнет мертвецов. (Ис. 26:9–19). Преподобный Андрей постоянно использует (а иногда почти дословно цитирует) богодухновенные слова Исайи, имеющие, по выражению святителя Кирилла Александрийского, "ясность евангельской проповеди". У святого Андрея: Силоамом да будут мне слёзы мои, Владыко Господи, чтобы и мне омыть очи сердца и умственно созерцать Тебя, Предвечный Свет (ВК 5:21). У пророка Исайи: Народ, ходящий во тьме, увидит свет великий; на живущих в стране тени смертной свет воссияет (Ис. 9:2); Как утешает кого-либо мать его, так утешу Я вас, и вы будете утешены в Иерусалиме. И увидите это, и возрадуется сердце ваше… (Ис. 66:13–14). "Умное видение", умственное созерцание Предвечного Света у преподобного Андрея неразрывно связано с покаянием: Загрязнил я, несчастный, свой ум, но омой меня, Владыко, в купели слёз моих молю Тебя, и убели, как снег, одежду плоти моей (ВК 5:14), Припадаю к Тебе и приношу Тебе со слезами слова мои … умилосердись, Владыка, над созданием Своим и восстанови меня (ВК 7:17), "Смилуйся, Спаситель, и возврати мне, как поёт Давид, веселие!" (ВК 7:18).

Ещё один пророк Божий, о котором говорит преподобный Андрей — Иона: "В Фарсис убежал Иона, предвидя обращение ниневитян…" (ВК 8:10). Библейские песни из пророка Ионы (Ион. 2:3, 4, 6–8) предваряют тропари Великого канона сокращённой редакции [11]. Пророк Иона — один из излюбленных персонажей не только книжной миниатюры, но и храмовой росписи. Не менее часто можно встретить в книжной миниатюре изображения Псалмопевца (Сам помилуй меня, как поёт Давид, по Твоей милости, — взывал преподобный Андрей); пророков Илии и Елисея (Некогда Елисей, приняв милоть (плащ) Илии, получил сугубую благодать от Господа); Даниила с тремя отроками в печи Вавилонской.

Новый Завет в Великом каноне — тема, несомненно, заслуживающая отдельного рассмотрения [20]. Приведём здесь лишь те темы священных воспоминаний Критского пастыря, которые наиболее часто представлены в книжной миниатюре: это плач Марфы и Марии над Лазарем; Пастырь Добрый, спасающий овцы погибшее; искушение Господа от сатаны; многочисленные вариации на тему служения Христова светильника — Иоанна Крестителя; кающийся мытарь и возносящийся фарисей. Можно смело сказать, что все многочисленные примеры действенного покаяния, которые в Великом каноне приводит преподобный Андрей, имеют богатые иконографические традиции.

Новозаветными притчами Господа Иисуса Христа, событиями из Его земной жизни и чудесами в Великом каноне навеяно много проникновенных обращений: "Привожу тебе, душа, к твоему умилению, — замечает святой Андрей Критский, — указания из Нового Писания. Праведным поревнуй, грешных отвращайся, и умилостиви Христа молитвами, прощением, чистотой и говением" (ВК 9:4). В Христовом Евангелии, по мысли святого Андрея, всё трогательно для грешника: повести о Господних чудесах, Страшном Суде, крестных страданиях Спасителя и все драгоценные слова Христовы (ВК 2:16; 4:20, 22; 8:13, 18) [3].

Преподобный Андрей уподобляет грешную душу блудному сыну, мытарю, нищему Лазарю и израненному путнику из притчи о милосердном Самарянине. Ни единого кающегося грешника не отвергает Господь, но взыскивает его, как потерянную драхму, и отверзает ему двери милосердия, как мудрым девам в притче о брачном чертоге (ВК 1:11–15, 21; 2:21, 24, 26; 4:24) [3].

Обобщая всё сказанное святым Андреем Критским о том, что побуждает человека к покаянию, можно заключить, что это тяжесть греха, жажда богопознания, неизречённое милосердие Божие, страх вечной гибели и память о смерти, Божием Суде и посмертном воздаянии. Непреходящая ценность творения Критского пастыря видится в совокупности трёх компонентов его богословской системы: он даёт основоположные и наисущественнейшие знания о спасении (догматическая сторона), вводит человека в восприятие силы Божией (аскетическая сторона), создаёт вечно ценные нравственные навыки. [3].