Как натаскать вашу собаку по экономике и разложить по полочкам основные идеи и понятия науки о рынках - Ребекка Кэмпбелл

казне это дорого обходится, но Дания тратит гораздо меньше, чем в среднем по миру. В ОЭСР расходы на пособия по безработице составляют 0,59 % ВВП. Великобритания тратит ничтожные 0,15 %. А Дания – всего 0,07 % ВВП[94].

– Значит, в Дании нашли правильный подход?

– Разгадка кроется в гибком рынке труда. Датские работодатели могут увольнять людей по своему усмотрению. Как ни парадоксально, это помогает сохранить занятость на высоком уровне. Если фирмам не нужно беспокоиться о том, что нового сотрудника потом не получится уволить, они с большей вероятностью идут на риск. (Как выразился один из моих преподавателей экономики: если хочешь снизить уровень разводов, вряд ли будет эффективно вводить на них запрет.)

У политики увольнения в любой момент есть оборотная сторона – щедрое пособие. Тем не менее, когда датчане теряют работу, они находят новую быстрее, чем в других странах мира[95]. Все потому, что есть кураторы, следящие за тем, чтобы безработные не приклеивались к дивану. Куратор помогает оформить резюме, и если не искать работу достаточно усердно, можно потерять выплаты. Систему лучше всего описать как строгую заботу. Государство обеспечивает пособие, чтобы компенсировать гибкий рынок труда, но для бездельников места нет.

– Почему бы всем остальным не скопировать схему датчан?

– На этот вопрос я не могу ответить определенно, Монти. Может, дело в нежелании политиков портить себе имидж увеличением государственных пособий. Хотя выражение «дотянуться до Дании» частенько используют, когда речь идет об организации общественного уклада.

Знаешь, Монти, хватит с нас разговоров о безработице. Прежде чем мы пойдем домой, давай обсудим, что может ожидать рынок труда в будущем.

– Сейчас ты скажешь, что скоро весь мир захватят роботы… Ты ведь знаешь, как я к ним отношусь.

– Да, Монти, я знаю, и мне не следует смеяться над твоим иррациональным страхом перед роботом-пылесосом.

– Мой страх не иррациональный. Эта штука жаждет моей крови! Я видел, что он сделал с моим вторым любимым игрушечным кроликом. ПРОЖЕВАЛ! И ВЫПЛЮНУЛ! Он жуткий монстр.

– Обещаю, он не причинит тебе вреда. Хотя ты прав, сейчас буду говорить о роботах. Не только ты враждуешь с пылесосом. Еще со времен промышленной революции люди боялись механизации. В 1589 году королева Елизавета I отказала Уильяму Ли в патенте на вязальную машину, опасаясь, что вязальщицы останутся без работы. Операторы ткацких станков Ноттингема (первые луддиты) уничтожали машины, которые угрожали их рабочим местам. Теперь мы боимся, что нас поработит искусственный интеллект. Обоснован ли этот страх? Стандартный ответ экономистов – опасения преувеличены. Они вновь указывают на «хоккейную клюшку» истории: автоматизация в прошлом приводила к повышению производительности и уровня жизни, поэтому нам не нужно опасаться за будущее.

– А где же большое жирное «но»?

– Но есть два немаловажных для нашего будущего вопроса.

Во-первых, технический прогресс, возможно, стал подарком судьбы для Запада, но в большей части остального мира получили гораздо меньше преимуществ. Огромный рост производства текстиля в Великобритании обернулся катастрофой для Индии и Египта, которые когда-то были мировыми лидерами в этой области. Крах индийской торговли хлопком в 1830-х годах привел к тому, что, как выразился английский генерал-губернатор, «нынешнюю нищету вряд ли можно сравнить с чем-либо во всей экономической истории: равнины Индии белеют костями ткачей»[96].

Во-вторых, даже на Западе повышение уровня жизни, вызванное развитием технологий, не произошло в одночасье, а потери и выгоды не распределились поровну. Луддитов изображают отсталыми и иррациональными, однако правда в том, что паровые ткацкие станки лишали их средств к существованию. К 1820-м годам три четверти ткачей Блэкберна остались без работы, а тогда это означало либо голод, либо ужасы работного дома[97].

– Ты много говоришь о прошлом, когда мы должны обсуждать будущее.

– Как говорят, история может и не повториться, но иногда она рифмуется[98]. В результате развития технологий в прошлом всегда появлялись победители и проигравшие, и в будущем мы должны ожидать того же. Будут роботы и все более изощренный искусственный интеллект. Попытки сдержать прогресс бесполезны и, вероятно, вредны. Если беспилотные автомобили безопаснее и дешевле, нужно ли их запрещать, чтобы водители такси сохранили работу? История учит нас, что на месте исчезающих профессий, многие из которых либо скучны, либо опасны, возникнут новые. Хотя тот, кого уволили с работы, вряд ли утешится пониманием того, что в долгосрочной перспективе общество в среднем будет жить лучше. Как любил говорить Кейнс, в конечном счете мы все умираем.

– Но почему? Откуда нам знать, что рабочих мест не станет меньше? Ты же сама говорила, что безработица – зло.

– Здесь мне нужно объяснить термин «заблуждение о неизменном объеме работ». Это идея, согласно которой работы не так много. Как показывает история, это не так. В 1870 году в сельском хозяйстве США работало 46 % населения. К 2009 году остался только 1 %[99]. За тот же период миллионы женщин начали полноценно работать (коэффициент участия женщин в труде вырос примерно с 21 до 76 %). Огромное количество людей иммигрировало. Тем не менее уровень безработицы не особенно вырос. Почему? Снижая затраты на производство, автоматизация создает больший спрос. Товары стали дешевле, поэтому у покупателей остается больше денег, чтобы потратить их на другие товары и услуги. Повышенный спрос приводит к увеличению количества рабочих мест в других секторах. В будущем экономике может требоваться меньше кассиров в супермаркетах, но больше учителей йоги или медсестер.

– Не уверен, к чему именно ты ведешь. Развитие технологий – это хорошо или плохо?

– И то и другое. Если анализировать опыт прошлого, вывод очевиден – прогресс имеет свою цену. Боль мы почувствуем немедленно, а положительные эффекты могут проявиться не сразу. А нам нужно поддерживать тех, кто остался в проигрыше. Ну а теперь ты, вероятно, проспишь остаток дня, а мне…

– Нужно работать.

Прогулка тринадцатая

Часть первая

Финансовые рынки в теории: почему мы должны любить банкиров

Поговорим о том, как должна работать финансовая система и почему в любом случае пришлось бы изобретать банки. Три главных элемента финансовой системы: фондовый рынок, рынок облигаций, банки (и почему банковское дело основано на лжи). Когда система не работает: инвестиции, финансовые инновации и финансовый кризис 2008 года. И, наконец, к всеобщей радости: как быстро разбогатеть.

У сегодняшней прогулки была цель – я имею в виду, еще одна, кроме обычной задачи вывести Монти на улицу, чтобы он подышал воздухом и окропил кусты. Мне требовалось оплатить чек самым раздражающим, устаревшим и неэффективным способом. Это подразумевало прогулку по Хэмпстед-Хай-стрит и посещение некогда вездесущего, а теперь редчайшего и экзотического