Добродетельная леди - Элизабет Торнтон

– Я немедленно найму еще слуг столько, сколько вы считаете нужным, чтобы привести имение в порядок.

– Может быть, мы сможем завербовать армию Веллингтона? – немного резко поинтересовалась Брайони, теперь разглядывая добротную дубовую мебель эпохи короля Якова, покрытую многолетней пылью и сажей. Она протянула указательный палец и написала «Пожалуйста, вычисти меня» на особенно грязном письменном столе. Неестественно молчаливый Рейвенсворт в ярости наблюдал за ней, и она поняла, что ранила его сильнее, чем он мог вынести.

– Ну что ж, – сказала Брайони, одаряя Рейвенсворта примирительной улыбкой, – в действительности все не так плохо. Первым делом мы должны найти нашего управляющего и сказать ему, чего конкретно мы хотим.

Его светлость нервно откашлялся, ему явно было трудно смотреть прямо в глаза супруги.

– Полагаю, что он... м-м... уволился несколько месяцев назад. Это совершенно вылетело у меня из головы.

– Это меня не удивляет! – ядовито воскликнула Брайони, едва не уронив вазу, которую собиралась взять в руки, чтобы рассмотреть поближе. – Наверняка ваши мысли занимали гораздо более важные вещи. – В ее памяти пронеслись воспоминания о тех фривольных развлечениях, которые так интересовали ее брата Вернона и юных франтов, болтавшихся с ним в Ричмонде, которые принесли ей в свое время немало страданий. Она посмотрела на Рейвенсворта с чем-то вроде укоризненной насмешки. – Нет, милорд, я вовсе не удивилась, узнав, что вы пренебрегали своими обязанностями по отношению к зависящим от вас людям. Светский прожигатель жизни всегда занят более важными вещами – такими, как узел на галстуке или где лучше заказать новый сюртук, у Вестона или где-то еще. Как он может думать о жизни других, когда растрачивает свое состояние на такие пороки, как петушиные бои, эти вульгарные кулачные бои в салунах Джексона, игра на деньги в обязательных клубах для джентльменов или, что еще хуже, в притонах, не говоря уже о пьянстве по любому поводу и, разумеется, разврате.

До этого момента Рейвенсворт смиренно принимал все упреки. Однако когда Брайони произнесла столь обличительную речь, его чувства эволюционировали от шока до бурного негодования. И дело не в том, что Брайони перегнула палку, но она призвала его к ответу за то, что в той или иной степени делает каждый мужчина в Англии, а это было крайне несправедливо. Он признавал, что некоторые эпизоды из его прошлого лучше было бы забыть, но ничто не оправдывало такого жестокого нагоняя. Беда Брайони была в том, что она так невинна. Большинство женщин в ее положении закрыли бы глаза на прошлые опрометчивые поступки мужа. Черт, подумал он, как я смогу убедить ее, что готов измениться, уже стал другим с того самого момента как она впервые без спроса ворвалась в мою беззаботную жизнь?

– Брайони, – сказал он наконец, когда справился с собой, – я хочу, чтобы вы воздержались от раздувания погасших углей моего прискорбного прошлого. Теперь с этим уже ничего не поделаешь. Возможно, в свое время я и вызвал несколько неодобрительных взглядов, но мое поведение никогда не было, скажем так, скандальным. – Он одарил ее многозначительной улыбкой. – Даже вы, мадам жена, несколько раз оказывались на грани пристойности. Кроме того, я категорически возражаю, чтобы меня называли бабником. Избавьте меня хотя бы от этого обвинения. – Тут его светлость замялся и следующие слова подбирал с величайшей осторожностью: – На моем попечении еще никогда не было женщины. Вижу, это удивляет вас, но это правда, Брайони, клянусь. Вы единственная женщина, которая когда-либо нравилась мне до такой степени, чтобы предложить... Ну, эту часть наших отношений лучше забыть. Я виноват и прошу у вас прощения. Понимаете, я хочу быть абсолютно честным с вами. Я признаю, что в свое время перебесился, но не больше, чем любой другой мужчина. Чего мне не хватало, так это благоразумия. – Молчание Брайони и ее нетерпеливая поза заставили его еще более страстно продолжить: – Господи, Брайони, сам факт, что я решил навсегда связать себя с одной женщиной, должен же для вас что-то значить!

Ее глаза изобразили удивление.

– Этот брак, насколько я помню, был навязан нам. У вас никогда не было ни малейшего намерения сделать меня своей женой. Обстоятельства дела таковы, что я неумышленно скомпрометировала вас, о чем искренне сожалею, Рейвенсворт. Это я должна просить у вас прощения.

Совесть Рейвенсворта жестоко терзала его.

– Брайони... моя дорогая... – начал он, запинаясь, – я как раз собирался поговорить с вами об обстоятельствах нашего брака. – Он рискнул заглянуть глубоко в проницательные глаза жены, и его благие намерения испарились. Как он посмеет рассказать этой невинной девушке, что сознательно устроил их брак? Честность была наивысшей добродетелью в ее глазах. Она будет презирать его за это. Он признается в своей лживости, когда представится более подходящий случай, втайне пообещал себе Рейвенсворт.

– Вы говорили... – напомнила ему Брайони, – что-то об обстоятельствах нашего брака?

Рейвенсворт быстро пришел в себя.

– Я только хотел сказать, что какими бы ни были обстоятельства нашего брака, я рад, что женился на вас. – Он взял ее испачканную руку и заговорил с искренней мольбой: – Брайони, все, чего я прошу, – это дать мне шанс доказать, что я могу быть мужем, достойным вашего доверия. Разве мы не можем договориться о перемирии и начать заново? Я никогда не дам вам повода пожалеть, что вы вышли за меня, – и это мое обещание, слово чести.

От этого страстного монолога Брайони буквально потеряла дар речи. Машинально она кивнула в знак согласия. Рейвенсворт не замедлил воспользоваться ее замешательством. Он решительно взял ее под руку и повел осматривать остальную часть дома, и хотя она видела много такого, что могла бы поставить ему в упрек, Брайони держала свои мысли при себе. По какой-то причине, которую она была не в силах понять, она чувствовала себя счастливее, чем когда-либо в жизни.

В Оукдейл-Корте был сложенный из красного кирпича главный дом в якобитском стиле с примерно шестьюдесятью просторными комнатами и огромное количество отдельных построек, включая величественные конюшни, стоявшие пустыми, если не считать восьми лошадей и кареты, на которой они приехали из Бата. Вкус Брайони в области архитектуры, отделки и меблировки помещения был вполне удовлетворен величественной простотой якобитских каминов и высоких потолков с открытыми балками. Новая хозяйка Оукдейл-Корта ценила простоту и удобство превыше всего.

Простота стиля, несмотря на размеры дома, очень нравилась ей. Брайони не осталась равнодушной к красоте псевдоклассической архитектуры Бата и больших домов в окрестностях Ричмонда, которые она посещала, но было что-то более подлинное, по ее мнению, в лишенных вычурности линиях Оукдейл-Корта. Он был таким непретенциозно английским и наводил на мысль о давней эпохе невозмутимых йоменов, которая сделала Англию процветающей и могущественной державой.