Сталинградская страда. «Ни шагу назад!» - Владимир Першанин

Патроны и гранаты брали кто сколько мог унести и на рассвете двинулись в прорыв. Нам удалось без лишнего шума войти на станцию с фланга. Здесь нас не ждали. Мы с ходу выбили передовой заслон. В окопе стоял крупнокалиберный пулемет, он успел дать несколько очередей.

Тяжелые пули убили и ранили троих наших десантников. В окоп полетели гранаты. Из расчета уцелел лишь один немец, который сумел убежать. Фрицы пытались обороняться, но рота наступала с такой яростью, что большинство обороняющихся остались лежать возле траншеи и домов, а остальные убегали прочь.

В прорыв вошли пехотные части. Бой продолжался весь день. На окраине города мы настигли отходящие группы немцев. Наш взвод стремился перерезать дорогу. Была распутица, здесь застряли грузовики. Немцы пытались их вытолкнуть. По полю отходили, увязая в грязи, группы отступающих. Этим было наплевать на грузовики.

Но дорогу фрицы держали под обстрелом. Упал один, другой боец, остальные залегли прямо в грязь. Второе отделение тоже попало под огонь. Вдвоем с крепким рослым солдатом мы подползли ближе и бросили несколько «лимонок». Под прикрытием пулеметного огня взвод перерезал дорогу. Вместе с пехотной ротой подтащили станковые пулеметы и открыли огонь по грузовикам и убегающим немцам.

В этом же бою подожгли танк Т-3. Он вел огонь из орудия и одновременно пытался выбраться из глубокой канавы, заполненной жидкой грязью. У нас имелись два противотанковых ружья. Расчеты, прячась за развалинами, подобрались поближе, перебили гусеницу, а затем зажгли мотор.

Правда, обошлось это дорого. Снаряд прямым попаданием накрыл одно из противотанковых ружей, погибли оба бойца из расчета. Еще один десантник пытался бросить бутылку с горючей смесью. Попал под пулеметную очередь, а бутылка, ударившись о камень, загорелась, не долетев до танка.

Но, так или иначе, Т-3 был обречен. Горящая жидкость растеклась рядом с ним, дым мешал экипажу целиться. Его добили бронебойщики другого расчета. Экипаж (пять человек) выпрыгивал из люков, но убежать по грязи было трудно. Трое остались лежать рядом с танком, двое сумели ускользнуть. В тот день, 5 февраля 1944 года, станция и город Апостолово нашими войсками были взяты.

Можно сказать, мне везло. За год на передовой был дважды легко ранен, хотя побывал в таких переделках, что половина личного состава (а то и меньше) живыми из боя выходили.

В марте 1944 года при переправе через Буг я был ранен в голову. Получилось как. Вначале мы перехватили немецкую разведку. Они переправлялись ночью на больших резиновых лодках (человек по пять в каждой). Часть лодок потопили огнем из автоматов, пару штук захватили как трофеи.

Нам дали задание переправиться на другой берег и провести разведку. Подклеили мы лодки, наметили маршрут, и когда спускались к воде, попали под минометный огонь. Меня по голове так ударило, что я сразу потерял сознание.

Сначала попал в санбат, потом как тяжело раненного отправили в госпиталь в город Сталино (ныне Донецк). Крепко меня осколками посекло, кожа вместе с мясом лохмотьями торчала, повредило черепную кость. Хирурги сделали операцию, наложили двенадцать металлических скобок. Отвезли после операции в палату, где мне как минимум недели две лежать предстояло. Но я — молодой, очухался быстро. И через четыре дня сбежал к себе в батальон.

Только не от большого героизма. Причина была другая. В госпитале кормили плохо: жидкий суп из перловки или пшенки, ну еще хлеб. Прикинул, что на таких харчах долго буду в себя приходить. Соседи меня отговаривали:

— Не дури. Если попал в госпиталь, и кантуйся здесь. Тебя, с твоей продырявленной головой, месяц продержат, не меньше. Пусть кормежка плохая, зато не под пулями. Куда ты опять на передовую прешься?

Я их понимал. Большинство моих соседей по огромной больничной палате были мальчишки и парни, не провоевавшие и полгода. Да и полгода в пехоте считалось сроком большим, почти нереальным. Одна-две атаки — и прямая дорога либо на тот свет, либо на лечение. В санбате долго не держали, а уж если попал в госпиталь, считай, выдернул козырную карту. Здесь и месяц, и три лечились, особенно кто на раны сильно жаловался. Госпиталь для многих был местом спасения. Торопиться опять в окопы, по общему мнению, было просто глупо.

Но я все равно сбежал и долечивался в санчасти своего полка. Командиры, увидев меня, не удивились, приняли хорошо:

— Что-то ты рановато из госпиталя выписался. Домой, что ли, потянуло?

— Так точно, домой. Вдруг полк куда перебросят. Не хочу от своих отстать.

Полежал в санчасти, отоспался. А затем меня на два месяца назначили помощником к поварам, чтобы окреп. Там, на хороших харчах да еще среди своих ребят быстро поправлялся. Хотя голова временами сильно болела, да и до сих пор дает о себе знать.

Возле Дрездена встретились с американцами. Не знаю, как уж в исторических документах все описывается, но случилась с ними небольшая стычка. Они наверстывали упущенное и торопились продвинуться как можно глубже в Германию. Ну и полезли на территорию, которую мы в бою отбили.

Переправлялись, размахивая флагами, через Эльбу на понтонах и катерах. Техники у них хватало, да и самоуверенности тоже. Допустить их высадку мы не имели права, но и стрелять по союзникам тоже не решались. Будут жертвы, начнется международный скандал.

Нашли выход. По приказу командования подъехали несколько «катюш» и дали залп поверх голов. «Катюши» эффектно бьют, такой вой и свист стоит, не говоря уже о грохоте десятков взрывов одновременно. И хотя ракеты взрывались на пустыре, но предупреждение оказалось понятным. Американцы повернули назад, на этом инцидент был исчерпан.

Отпраздновали, как полагается, День Победы. Сколько-то времени стояли в Германии, потом нас перебросили в Польшу, затем в Западную Украину. Не скажу, что встречали нас с радостью. И в Польше, и на Украине действовали отряды националистов.

Передвигались мы так. Наша часть на марше находится, а вперед направляется усиленная разведка. Колодцы, из которых будем брать воду, проверялись врачом, и возле них выставлялась охрана.

Во Львове парад происходил. Польскому полковнику бросили на трибуну большой букет цветов, там граната. Случайно не взорвалась. И в селах обстановка была напряженная.

По одному или даже вдвоем далеко от части уходить запрещалось. Бывало, косит пшеницу обычный парень. Проходит мимо наш солдат. Тот поздоровается, раскланяется, а потом автомат из-под одежды достает, и очередь в спину. Нередко такое случалось.

Заканчивал я срочную службу в городе Бердичев. Демобилизовался в 1947 году. Вернулся в Сталинград, где и живу до сих пор. Женился, имею сына и дочь, внуков.