Моя жизнь с Чаплином - Лита Чаплин

У стола с закусками я неожиданно услышала: «Привет, королева!» Я обернулась и увидела Джона Берримора, покачивающегося из стороны в сторону, как маятник, и держащего в руке тарелку с горой мяса, солений и оливок. Протягивая мне тарелку, он величественно произнес: «Немного простой пищи для моей очаровательной императрицы».

Он был одет как Гамлет и был неприлично пьян. Когда я улыбнулась и покачала головой, он поставил тарелку на стол и сказал сонно: «Не могу винить вас. Эту бурду привезли сюда наши отважные солдаты из Франции в 1918 г. И она ожидала здесь своего часа. Никто не догадался поставить в холодильник. Нет слов! Наши отважные солдаты сражались за нас, а мы даже не поставили ее в холодильник. Пойдемте, я научу вас танцевать фанданго, меня научила одна роскошная дама из роскошного публичного дома. Не могу вспомнить ее имя».

Он увел меня от стола с едой, но было очевидно, что он не в состоянии танцевать. К счастью, он вовремя понял это и позволил мне отвести его к ближайшему свободному дивану. «Сядьте со мной», — сказал он, и я подчинилась. Когда я отказалась от сигареты, предложенной им, официант в атласных панталонах приблизился с подносом с напитками, и Джон махал ему рукой, пока не получил коктейль. «Дай тебе бог, храбрый солдат. Эта униформа тебе особенно к лицу. Будь я сегодня потверже на ногах, я бы стоя отдал тебе честь».

Официант улыбнулся и ушел.

— Никому ни слова, — сказал Джон, и замолчал, чтобы сделать несколько шумных глотков, — но этот нубиец-официант, который только что отошел, мой сын. Я проверил его IQ, и он оказался 201, что означает гениальность. Я заставил его дать торжественную присягу, что когда он умрет; он оставит свой мозг лучшей школе официантов.

Он отпил снова. Его глаза смотрели поверх стекол на низкий вырез моего платья.

— Вы очень забавный, — сказала я, слегка нервничая.

— А вы — очень пухленькая спереди, моя императрица, — сказал он с наглостью, которая в своей чрезмерности воспринималась безобидной. — У меня твердые убеждения относительно груди: я убежден, что грудь должна быть твердой. У меня железные убеждения относительно молочных желез.

В смущении я поспешила сменить тему. Яне могла вспомнить, женат ли он, и спросила:

— С кем вы пришли сюда сегодня?

— С обольстительной юной леди. Но кто-то обольстил ее, пока я искал свою шляпу и пальто.

Он вздохнул:

— Правда… в том, что она обозвала меня пьяницей, неотесанным чурбаном, и кучей других имен, отражающих мой родительский и супружеский статус, и бросила меня.

— Мне жаль.

— О, она была права. Я действительно неотесанный. — Он подмигнул мне. — Я докажу это. Что если мы переведем стрелки, королева? Нужно поискать консервный нож, чтобы стащить с меня эти панталоны, но тогда уж…

Я не была оскорблена — весь его вид говорил, что это клоунада, а не страсть, — но я встала. Так или иначе, с меня было довольно.

— Лучше я поищу своего мужа, — сказала я. — Он наверное гадает, куда я пропала.

— Балерун? Он с девой Мэрион, разве нет? Мои шотландские водянистые глаза видели его с милой Мэрион. Милая Мэрион — барракуда. Она не вернет его вам, пока не обглодает хорошенько.

Пьяный или нет, он говорил с такой убежденностью, что это наводило на мысль: он знает нечто большее, чем просто слухи о моем муже и Мэрион Дэвис. Но больше я не могла оставаться с ним ни минуты.

— Извините, — сказала я слабо.

— Моя императрица, — заявил он, — мне говорили, что когда Пегги Хопкинс Джойс впервые встретила балеруна, она защебетала: «Чарли, а это правда, что вы настоящий жеребец? Это все говорят». Можете ли вы ответить на этот вопрос, а то мои друзья по плавательному клубу хотят знать.

Я бросилась прочь, готовая беззастенчиво искать Чарли. Джон Берримор — пьяный, грязный мужик. Невероятно, чтобы у Чарли были какие-то шашни с Мэрион Дэвис или вообще с кем-то. По крайней мере, сегодня, на таком балу…

Нет, не совсем, сказала я себе. Это вовсе не невероятно. Что касается Чарли, все может быть. Он вполне может делать с ней это, хотя я и беременна. А может быть, именно потому, что я беременна. А может быть, ему вообще не нужны обоснования, кроме его собственного желания.

Кто-то пригласил меня на танец. Я покачала головой и кинулась сквозь толпу гостей и официантов. Меня бросало то в жар, то в холод. Нужно было найти Чарли. Может быть, у него и не было никакой любви, никаких чувств ко мне, но я не могла поверить, не могла поверить, что он может заниматься любовью с кем-нибудь, кроме меня.

Неожиданно передо мной возник Уильям Рэндольф Херст, огромный человек с удивительно высоким голосом, в своем костюме Генриха VIII.

— Извините, вы, кажется, миссис Чаплин, не так ли?

Я сказала, что да, и он представился, в чем не было никакой необходимости.

— Вы случайно не знаете, где сейчас Чарли? Я хотел поприветствовать его.

Я знала, что он тоже обеспокоен. Мне удалось улыбнуться.

— Уверена, он где-то здесь, м-р Херст. Здесь такое большое пространство. Если увижу его, передам, что вы его искали.

— Спасибо, я просто хотел поздороваться.

Минут через десять, в другой части зала через одну из боковых дверей вошла Мэрион Дэвис, поправляя волосы и улыбаясь, и сразу же присоединилась к небольшой компании. Я стояла там, где была, и видела, как через ту же самую дверь вошел Чарли. Он огляделся вокруг, расправил плечи — я почти слышала его вздох облегчения — и после этого увидела то, что мне показалось внезапным желанием, чтобы кто-то оказался рядом.

Будучи не в восторге от самой себя, я подошла к нему, прежде чем это мог сделать кто-либо другой. Странно, но он засиял, увидев меня.

— Вот ты где? — воскликнул он. — Я везде искал тебя?

С нарочитой невозмутимостью я сказала:

— Я была с Джоном Берримором.

Он шагал передо мной:

— Прекрасно. Когда Джон не слишком пьян, он бывает довольно забавным. У него быстрый, блестящий ум.

— Он предложил мне отправиться в постель с ним.

Голова Чарли сделала полный разворот.

— Ты шутишь!

— По поводу?

— Он, конечно, плут, но он мой друг и не лишен честности. Он действительно предлагал, или ты предполагаешь? Берримор не такой уж распутный, когда не пьян вдребезги, а тогда он недееспособен. Должно быть, он очень пьян.

Я поймалась.

— Что ты говоришь? Что трезвый мужчина не может счесть меня привлекательной?

— Ну ладно, прекрати. Если ты разговаривала с Берримором, это не повод возвеличивать себя.

— Я общалась и с другими, — сказала я невинно. — Я встретила Уильяма Рэндольфа Херста. И с ним мы тоже разговаривали.