Том 1. Главная улица - Синклер Льюис
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Кэрол укладывалась в постель, а ее все время дразнила усмешка Гая. Кэрол продолжала расспрашивать:
— Но Уэстлейк умнее своего зятя, как ты находишь?
— Да, пусть Уэстлейк старомоден и все такое, но он все же не лишен интуиции, а Мак-Ганум — тот лезет всегда напролом и старается внушить пациентам, что они и вправду больны всем тем, что ему взбрело в башку. Знал бы свое место, занимался бы акушерством и не совался в терапевты. Право, он ничуть не лучше этой костлявой мозольной операторши, миссис Мэтти Гуч!
— А все-таки миссис Уэстлейк и миссис Мак-Ганум обе очень славные. Они чрезвычайно любезны со мной.
— А что, разве у них есть причины не быть любезными? О, они будут с тобой милы, но можешь побиться об заклад на свой последний доллар, что обе они все время хлопочут в пользу своих мужей, стараются расширить им практику. И я не вижу большой любезности в том, что, когда я окликаю на улице миссис Мак-Ганум, она в ответ кивает мне так, словно у нее шея распухла. Но все же о ней я не скажу худого. Вся беда в мамаше Уэстлейк, которая шныряет и пакостит без конца. Нет, я не стал бы доверять никому из этой уэстлейковской шатии, и если миссис Мак-Ганум кажется тебе искренней, ты никогда не должна забывать, что она дочка Уэстлейка. Так-то!
— А доктор Гулд? Он, пожалуй, хуже их обоих? У него такие вульгарные вкусы: пьет, играет на бильярде и вечно с фатовским видом дымит сигарой.
— Ну, тут нет ничего такого! У Терри Гулда не слишком изысканные удовольствия, зато он знает медицину, не забывай об этом ни на секунду!
Она усилием воли отогнала усмешку Гая и более спокойным тоном спросила:
— А честен ли он при этом?
— Ууууу-а! Черт, до чего я хочу спать!
Он зарылся в одеяло, сладко потянулся, потом словно выплыл из глубины и, покачав головой, жалобно произнес:
— О чем это ты? Кто? Терри Гулд-честен? Не смеши меня, я совсем засыпаю! Я не говорил, что он честен.
Я сказал только, что у него хватает смекалки заглядывать в указатель при «Анатомии» Грея, а Мак-Ганум и на это не способен. Но я и не думал говорить, что он честен. Какое там! Он подлый, как гадюка, и много раз подкапывался под меня. Он вздумал уверять миссис Глорбах (до нее от города семнадцать миль), что я будто бы отстал в акушерстве. Не много ему было от этого проку! Она сразу же прикатила и все сказала мне! Потом Терри — лентяй. Он скорее даст задохнуться больному воспалением легких, чем бросит партию в покер.
— Ах, что ты, я не могу поверить!..
— Я тебе говорю!
— Он много играет в покер? Доктор Диллон говорил мне, что Гулд предлагал ему сыграть…
— Диллон тебе сказал? Да откуда это ты знакома с Диллоном? Он без году неделя в городе.
— Он был с женой сегодня у мистера Поллока.
— Вот как, гм! Ну как они, по-твоему? Ты не нашла, что Диллон пустоват?
— Ничуть. Он показался мне неглупым. Я уверена, что он гораздо больше следит за последними достижениями в медицине, чем наш старый зубной врач.
— Ну, положим! Наш старик — хороший дантист. Он знает свое дело. А Диллон… я не советовал бы тебе слишком дружить с Диллонами. Поллоку они, может быть, и компания, это нас не касается, но мы…
— Почему? Ведь он тебе не конкурент?
— Да, само собой разумеется… — Кенникот совсем проснулся и смотрел воинственно. — Но он будет работать в контакте с Уэстлейком и Мак-Ганумом. По-моему, это они его сюда зазвали и устроили. Они будут посылать пациентов ему, а он, кого ни зацепит, будет направлять к ним. Не доверяю я тому, кто состоит в нежной дружбе с Уэстлейком. Дай только этому Диллону заполучить пациента, который недавно купил здесь ферму и явился в Гофер-Прери лечить зубы, увидишь, этот его пациент сразу же подастся к Уэстлейку и Мак-Гануму, можешь мне поверить.
Кэрол потянулась за блузой, висевшей на стуле у постели. Накинув ее на плечи, она села, опершись подбородком на руки и разглядывая Кенникота. Из передней в комнату проникал мутный свет от маленькой лампочки, и Кэрол видела, что Кенникот сердится.
— Уил, вот что… я должна это выяснить. Мне сказали, что в провинции врачи еще сильнее, чем в больших городах, ненавидят друг друга из-за денег…
— Кто это сказал?
— Это все равно.
— Даю голову на отсечение, что это твоя Вайда Шервин. Она умная баба, но с ее стороны было бы еще умнее помалкивать и не совать всюду свой нос.
— Уил! Уил! Это прямо ужасно! Мало того, что это вульгарно… но ведь как-никак Вайда Шервин — мой лучший друг. Даже если бы она это сказала, хотя в действительности это была не она…
Он пожал массивными плечами в нелепой розовой с зеленым пижаме. Потом сел в постели, раздраженно щелкнул пальцами и заворчал:
— Ладно. Не она, и черт с ней! Мне все равно, кто это сказал. Важно то, что ты этому веришь. Господи! Подумать только, что ты так плохо понимаешь меня!
Деньги!
«Это наша первая серьезная ссора!»- с болью подумала Кэрол.
Он протянул свою длинную руку и рванул со стула измятую жилетку. Достал из нее сигару, спички. Бросил жилетку на пол. Потом зажег сигару и яростно запыхтел. Сломанная спичка отлетела и ударилась о спинку кровати.
Эта спинка кровати вдруг показалась Кэрол могильным камнем любви.
Спальня была оклеена мрачными обоями и плохо проветривалась — Кенникот не позволял открывать окна настежь и «отапливать улицу». Спертый воздух как будто никогда не менялся. В полумраке оба они были похожи на два узла постельного белья с приставленными растрепанными головами.
— Я не хотела перебить тебе сон, милый! — примирительно произнесла Кэрол. — И, пожалуйста, не кури. Ты так много куришь! Постарайся уснуть. Мне очень жаль.
— Что тебе жаль, это хорошо, но я хочу сказать тебе два слова. Когда ты принимаешь на веру все, что бы ни сболтнули при тебе о зависти и соперничестве среди врачей, все это у тебя идет от одного. Ты всегда готова думать плохое о нас, бедных простаках из Гофер-Прери. Вся беда с женщинами вроде тебя в том, что вам всегда надо спорить. Вы не можете принимать вещи такими, какие они есть. Вам необходимо спорить. Так вот, я ни под каким видом не желаю обсуждать эту тему. Очень досадно, что ты нисколько не стараешься оценить нас по заслугам. Ты ставишь себя неизмеримо выше нас и считаешь Сент-Пол бог знает каким замечательным местом и все время хочешь, чтобы мы все делали по-твоему…
— Неправда! Я стараюсь, как могу. А они… А вы смеетесь и критикуете меня. Я должна приспособляться к здешним взглядам. Должна посвятить себя их интересам. А они моих интересов даже не понимают, не говоря уже о том, чтобы разделить их. Я прихожу в восторг от их излюбленного озера Минимеши и дачных коттеджей, а они прямо гогочут — что тебе очень нравится, — когда я говорю, что хотела бы также видеть Таормину.
— Что ж, Тормина… не знаю, где это, но, по-видимому, это какое-нибудь дорогое дачное место для миллионеров. В этом вся суть: вкусы на шампанское, а доходы на пиво! Будь уверена, наших доходов никогда не хватит больше, чем на пиво. Да!
— Ты, может быть, намекаешь на то, что я неэкономна?
— Ну, я этого не имел в виду, но раз ты сама завела об этом речь, то можно отметить, что счета от бакалейщика вдвое больше, чем следовало бы.
— Да, так оно, верно, и есть. Я неэкономна. Я не могу быть экономной. Благодаря тебе!
— Это еще с какого потолка ты взяла?
— Пожалуйста, не надо просторечий, вернее, просто грубостей.
— Я буду говорить так как мне нравится. Откуда ты взяла это «благодаря тебе»? Год назад ты наскочила на меня за то, что я забыл дать тебе денег. Что же, я признаю разумные доводы. Я не бранил тебя и даже сказал, что сам виноват. Ну так вот: с тех пор я хоть раз забывал?
— Нет. С тех пор не забывал. Но дело не в этом. Мне нужна определенная, регулярная сумма. Я настаиваю на этом! Строго определенная сумма на каждый месяц.
— Недурно придумано! Доктор, конечно, всегда регулярно получает определенную сумму! Именно! В один месяц — тысяча, а в другой — рад, если сколотишь сотню.
— Хорошо! В таком случае какой-нибудь определенный процент. Или что-нибудь в этом роде. Как бы ни колебался твой заработок, можно приблизительно исходить из среднего…
— Но какой в этом смысл? Куда ты, собственно, гнешь? Неужели я так нечестен и скуп, что надо связать меня контрактом? Ей-богу, это обидно! Я всегда охотно давал тебе деньги и не скупился. Иной раз говорю себе: «Вот она обрадуется, когда я дам ей эти двадцать долларов… или там пятьдесят». А теперь оказывается, что ты хочешь превратить это в какие-то срочные платежи. Я, как дурак, воображал, что даю более чем достаточно, а ты…
— Пожалуйста, перестань жалеть себя! Тебе доставляет удовольствие чувствовать себя обиженным. Я согласна со всем, что ты говоришь. Вполне! Ты давал мне деньги и щедро и предупредительно. Совсем как если бы я была твоей содержанкой!