Британская империя. Разделяй и властвуй! - Джон Сили

При этом и в самой Индии не было потребности, как у нас, давать всей стране одно название, ибо между ее северными и южными частями существует значительная разница. Великая арийская народность, говорившая на санскрите и создавшая брамизм, распространилась главным образом из Пенджаба и шла вдоль долины Ганга, не подвигаясь первоначально далеко на юг. Поэтому и название «Индостан», собственно, принадлежит этой северной стране. На юге, то есть на полуострове, мы находим другие расы и неарийские языки, хотя брамизм распространился и там. Даже империя Могола, в эпоху своего расцвета, не проникала далеко в эту страну.

Итак, «Индия» не есть политическое название – это географическое выражение, подобное «Европе» или «Африке». Оно обозначает не территорию определенной нации или определенного языка, а территорию многих наций и многих языков. В этом лежит основное различие между Индией и странами, подобными Италии, где принцип национальности уже утвердился. Обе страны – и Индия, и Италия – были равно разделены на множество государств, а потому не имели силы противостоять иноземцу; но Италия, хотя и раздробленная политически, оставалась единой в своей национальности. Один язык обнимал всю страну, и из этого языка возникла великая литература, сделавшаяся достоянием всего полуострова. Индия же, как я указал, была столь же мало сплочена общим языком, как Европа в ее целом.

Но национальность слагается из нескольких элементов, и чувство единства составляет только один из них. Другим элементом является сознание общности интересов и привычка составлять единое политическое целое. В Индии этот элемент был также очень слаб, хотя и не вполне отсутствовал. Может, пожалуй, казаться, что страна была слишком обширна для зарождения подобного сознания; однако преграды, отделяющие Индию от остального мира, так колоссальны по сравнению с преградами, отделявшими друг от друга части Индии, что, наперекор всем этническим и местным делениям, с самых древних времен существовало смутное представление об Индии, как о возможном целом. В туманных исторических сказаниях времен, предшествовавших Махмуду из Газни, смутно упоминается то о том, то о другом царе, что он был владыкой всей Индии; власть же некоторых из князей магометанского периода и наконец авторитет империи Могола были для Индии почти универсальны. И все же мы не должны преувеличивать значение империи Могола, не должны воображать, что для Индии она была тем же, чем была Римская империя для Европы. Заметьте кратковременность ее существования. Начало ее возникновения должно быть отнесено к 1524 году, то есть к году взятия Лагора Бабером, в царствование Генриха VIII. Когда Васко да Гама пристал к Индии, империи Могола еще не существовало, а между тем ее быстрое, явное падение началось уже с 1707 года, то есть в царствование королевы Анны. Другими словами, весь период ее существования составляет менее двух столетий. Заметим далее, что настоящей империи еще не существует в момент вступления Бабера в Индию и что ее существование, как таковой, начинается с того момента, когда владения моголов распространились. При вступлении на престол Акбера в 1559 году, то есть через год по восшествии королевы Елизаветы, империя его состояла еще только из Пенджаба и страны вокруг Дели и Агры. Акбер завоевал Бенгалию лишь в 1576 году, а Синд и Гузерат – между 1591 и 1594 годами. Тогда его империя действительно сделалась обширной; но если моментом ее основания вместо 1524 года мы примем 1594 год, то должны будем признать ее продолжительность равной одному столетию с небольшим.

Но и за этот короткий период империя далеко не обнимает всей Индии. Воображать это – значило бы смешивать Индию с Индостаном. В 1595 году владычество Акбера ограничивалось Нербуддой:[123] в Декан он еще не вступал. Он был императором Индостана, но не Индии. В последние годы царствования он вторгся в Декан. С этого времени, правда, моголы предъявили свою власть и на южную половину Индии, но Декан, во всяком случае, не был завоеван до великого похода Аурунгзеба в 1683 году. С этого времени, если хотите, можно считать, что империя Могола включает и Декан, то есть соединяет всю Индию под одним правительством; но нельзя забывать, что подчинение Декана всегда оставалось номинальным, ибо тогда уже начиналось быстрое возвышение мараттов. В таком объеме империя Могола могла просуществовать лишь один момент, ибо самое расширение ее владений было куплено ценой гибели. Спустя двадцать четыре года ее упадок сделается явным, и, как мне кажется, причиной его послужил честолюбивый поход на юг. Империи всегда не хватало достаточного ядра, и эта неблагоразумная попытка расширить границы истощила ее силы.

Таким образом, можно вообще сказать, что Индия никогда до англичан не была настолько объединена, чтобы образовать одно государство. Но и под властью англичан это объединение завершилось только в генерал-губернаторство лорда Дальгаузи, то есть тридцать лет назад, когда в английские владения были включены Пенджаб, Ауд и Нагпур.[124]

Третьим важным элементом национальности является общность религии. Этот элемент до известной степени в Индии присутствует; брамизм действительно распространен по всей стране, но, конечно, не в том смысле, что он является единственной религией. В Индии живет не менее пятидесяти миллионов мусульман, то есть гораздо большее их число, чем то, какое населяет турецкую империю. Есть там также небольшое число сикхов,[125] исповедующих религию, которая является слиянием магометанства с брамизмом; есть некоторое число и христиан, а на Цейлоне и в Непале[126] живут буддисты. Однако брамизм является религией громадного большинства, притом он обладает такой жизненностью, что неоднократно выдерживал сильные натиски. Так, в Индии возникло одно из самых могущественных, самых заразительных вероисповеданий, – буддизм. Он распространился в ней широко и далеко: имеются доказательства, что буддизм был в силе еще за два столетия до Р. Х. и продолжал еще процветать в седьмом веке после Р. Х. И что же? Брамизм победил буддизм, который в настоящее время более процветает в других частях Азии, чем в стране, породившей его. После этой победы брамизм должен был выдержать натиск другой могучей агрессивной религии – натиск магометанства, перед которым уже пала религия Зороастра, и само христианство должно было отступить на несколько шагов. Но брамизм устоял; мусульманские правительства распространились по всей Индии, но не могли совратить народа.

Итак, я признаю общность религии самым сильным и важным элементом национальности; и оказывается, что элемент этот присутствует в Индии. Когда мы говорим, что Индию следует скорее сравнивать с Европой, чем с Францией и Англией, то мы должны помнить, что Европа, как христианская страна, обладала, и теперь еще обладает, известным единством; это единство проявилось бы немедленно и во всей полноте, если бы Европе угрожали, как это и бывало неоднократно в Средние века, варвары или язычники. Поэтому должно казаться, что в брамизме Индия имеет тот зародыш, из которого рано или поздно может развиться индийская национальность. Быть может, это и так; но все-таки мы должны заметить, что в таком случае эта национальность должна была бы развиться уже давно: мусульманские нашествия, повторявшиеся в течение многих веков, оказывали давление на религию, которое должно было бы особенно благоприятствовать развитию зародыша. Отчего же брамизм удовольствовался тем, что он отстоял себя против ислама, а не поднял Индии против завоевателя и не объединил ее? А этого он не сделал. В Индию образовались браминские государства. В половине семнадцатого века явился вождь по имени Сиваджи.[127] Он овладел двумя фортами на плоскогорье позади Бомбея и основал державу маратти. Это была чисто индусская организация, и по мере роста своего могущества она подпадала все более и более под влияние браманской касты. Упадок империи Моголов благоприятствовал ее успехам, и в середине восемнадцатого столетия разветвления мараттской конфедерации покрыли почти всю Индию. Можно было думать, что в этой конфедерации заключается ядро индийской национальности, что брамизм сделает для индусов то, что религия сделала для многих других рас; но ничего подобного не произошло. Брамизм не перешел в патриотизм. Быть может, его легкая емкость, вследствие которой он был, в сущности, не религией, а скорее компромиссом между несколькими религиями, ослабила его, как объединяющий принцип. Как бы то ни было, но в мараттском движении не оказалось ничего возвышенного и патриотического – с начала и до конца оно оставалось организованным разбоем.

Итак, индийской национальности сейчас не существует, хотя есть некоторые ее зародыши, развитие которых представимо. Этот именно факт, а отнюдь не превосходство английской расы делает английскую империю в Индии возможной. Если бы в Индии могло возникнуть народное движение, подобное тому, какое мы видели в Италии, то английское господство не было бы в состоянии оказать и того сопротивления, какое оказала Австрия в Италии: оно должно было бы сразу пасть. На самом деле, каким образом Англия, не будучи военной державой, могла бы подавить восстание 250 миллионов подданных? Вы ответите, что Англия сможет их снова завоевать, как завоевала прежде. Но я объяснил уже, что она никогда не завоевывала Индии. Я показал вам, что английская победоносная армия состояла на четыре пятых из туземных войск, что самая возможность нанимать эти войска для службы объясняется тем, что в Индии не существовало чувства национальности. Если бы сознание национальной общности пробудилось даже в той слабой степени, в которой оно еще не возбуждает активного желания выгнать иноземца, но делает доступным пониманию, что помогать ему в утверждении владычества позорно, – с того самого дня английская империя в Индии перестанет существовать, ибо две трети стерегущей ее армии состоят из туземных солдат. Представьте себе, как легка была бы задача итальянских патриотов, если бы австрийцы, которых они хотели изгнать, опирались не на австрийских, а на итальянских солдат! Нам не надо предполагать возмущения со стороны туземной армии: достаточно допустить, что набор туземных солдат сделался невозможным, чтобы ясно понять невозможность для Англии удерживать при таких условиях Индию. Ибо Англия может владеть индийской империей только при условии, что набор туземного войска не стоит ей больших усилий. Англичане приобрели Индию без особого напряжения государства, и сохранение ее за Англией не должно требовать особых от нее усилий. Англия не в состоянии тратить миллионы за миллионами и жертвовать одной армией за другой ради защиты своего приобретения. С того момента, когда Индия действительно сделается тем, чем мы ее теперь неправильно воображаем, то есть завоеванной страной, англичане должны будут поневоле признать невозможность удержать ее.