Родни Стоун - Артур Конан-Дойль

За час двадцать пять минут прошло тридцать раундов; дождь все усиливался. От бойцов валил пар, ринг превратился в грязную лужу. Оба противника столько раз падали, что стали бурыми от грязи, и на буром фоне устрашающе расплывались красные пятна. Раунд за раундом кончался тем, что Краб Уилсон получал нокдаун, и даже моему неопытному глазу было ясно, что он быстро слабеет. Когда секунданты отводили его в угол, он тяжело повисал на них, а едва его переставали поддерживать, шатался и чуть не падал. Но он был бойцом не только искусным, а и очень опытным, и многолетний навык помогал ему наносить и отражать удары машинально, хоть и не с той силой, как вначале, но все же метко и точно. Даже теперь неискушенному зрителю могло бы показаться, что именно Уилсон одерживает верх - на теле кузнеца было туда больше ссадин, чудовищных синяков и кровоподтеков, - но в глазах чемпиона Запада было отчаяние, а дыхание стало таким неровным, что ясно было - самые опасные удары не те, следы которых бросаются в глаза. В конце тридцать первого раунда Гаррисон дважды справа и слева - так ударил его в бока, что Уилсон задохнулся, точно рыба, вытащенная из воды, и хотя, начиная тридцать второй раунд, по-прежнему храбро кинулся навстречу противнику, лицо у него было ошеломленное и растерянное, как у человека, чей дух окончательно сломлен.

- Он уже хлебнул лиха! - крикнул кузнецу Белчер. - Теперь ты хозяин.

- Я буду драться еще неделю! - задыхаясь, вымолвил разбитыми губами Уилсон.

- Люблю таких, черт возьми! - воскликнул сэр Джон Лейд. - Не хитрит, не трусит, не сдается, но и не задается! А ведь получил сполна, жаль такого смельчака. Хватит с него!

- Хватит! Хватит! - подхватила добрая сотня голосов.

- Нет, не хватит! Я буду драться! - крикнул Уилсон.

Он только что снова был сбит с ног, но, едва отдышавшись на коленях у секунданта, опять рвался в бой.

- Храбрый малый, пощады не запросит, - сказал генерал Фитцпатрик. - Вы его покровитель, сэр Лотиан, вам бы и надо распорядиться - пусть бросят губку.

- А, по-вашему, он не может победить?

- Никакой надежды, сэр, он побит.

- Вы его не знаете. Это крепкий орешек.

- Не спорю, он храбрец из храбрецов, но противник чересчур силен для него.

- Ну, а я полагаю, сэр, что он вполне выдержит еще десять раундов.

С этими словами сэр Лотиан отворотился от него и как-то странно вскинул левую руку.

- Перерыв! Не по правилам! Пускай дождь кончится! - прогремело позади меня.

Я обернулся и увидел, что это кричит верзила в тускло-зеленом. Его крик, как видно, послужил сигналом, ибо сотня глоток грянула разом:

- Не по правилам! Перерыв! Перерыв!

Между тем Джексон крикнул "Бой!", и покрытые грязью бойцы уже снова были на ногах, но тут произошло нечто такое, что заставило всех перенести внимание с ринга на зрителей. В задних рядах зрителей поднялось непонятное волнение, оттуда по толпе словно зыбь расходилась, и все головы пришли в движение, точно колосья под порывами ветра. Эта зыбь все усиливалась, задние ряды напирали на передние, и вдруг что-то с треском лопнуло, два белых столба взлетели вверх концами с налипшей землей и упали внутрь кольца между канатами, и каких-то людей, точно пену, поднятую нахлынувшей огромной волной, швырнуло на защитников ринга. Самые могучие руки во всей Англии взмахнули бичами и обрушили их на дерзких, но едва исхлестанные жертвы, морщась и охая, попятились на несколько шагов, сзади опять нажали и еще раз вытолкнули их под удары бичей.

Многие бросились на землю, предпочитая, чтобы следующие волны прокатились через них; другие, рассвирепев от боли, стали отбиваться, пуская в ход трости или стеки. А потом, стараясь избежать напора сзади, одна часть толпы начала подаваться вправо, другая - влево, и вдруг вся эта масса народа раздалась, и в образовавшуюся щель хлынула шайка головорезов из задних рядов; все они были вооружены налитыми свинцом короткими дубинками и все вопили:

- Не по правилам! Глостер затирают!

Этот яростный натиск опрокинул защитников ринга, внутренние канаты лопнули, точно гнилая нитка, и ринг сразу превратился в бешеный людской водоворот; над головами взлетали и со свистом и стуком опускались кнуты и палки, а среди этой сумятицы, стиснутые со всех сторон, не имея возможности податься ни вперед, ни назад, кузнец и чемпион Запада все еще вели свой нескончаемый бой, не замечая бушующей кругом стихии, точно два бульдога, вцепившиеся друг другу в глотку. Проливной дождь, проклятия, стоны и вопли, свист бичей, выкрикиваемые во все горло советы, удушливый запах промокшей ткани - каждая малая подробность того далекого дня моей юности встает сейчас передо мною, стариком, так живо, словно все это случилось вчера.

Однако тогда нам было нелегко уследить за происходящим, ведь и нас со всех сторон обступила обезумевшая толпа, нас толкали, пинали, а иной раз и совсем сбивали с ног, но мы как-то ухитрялись оставаться позади Джексона и Крейвена, которые, хоть у них над головами и скрещивались бичи и палки, упорно выкликали раунды и направляли бой.

- Встреча прервана! - выкрикнул сэр Лотиан Хьюм. - Апеллирую к судье! Состязание недействительно!

- Негодяй! - вне себя вскричал дядя. - Это твоих рук дело!

- Я получу от вас еще и по старому счету, - со злобной усмешкой сказал Хьюм.

И тут, не устояв под натиском толпы, он оказался чуть ли не в объятиях дяди. Их лица почти соприкоснулись, взгляды скрестились, - и сэр Лотиан Хьюм отвел глаза, полные дерзкого вызова, не выдержав гордого презрения, которым обдал его холодный взгляд моего дяди.

- Не беспокойтесь, мы с вами сведем все счеты, хоть для меня и унизительно драться с шулером... Что у вас там, Крейвен?

- Нам придется объявить ничью, Треджеллис.

- Но мой боец выигрывает!

- Ничего не могу поделать. Мне все время достается то бичом, то палкой, в таких условиях судить невозможно.

Неожиданно Джексон кинулся в толпу, но тотчас возвратился чернее тучи и с пустыми руками.

- У меня стянули хронометр! - завопил он. - Какой-то мальчишка выхватил прямо из рук!

Дядя хлопнул себя по кармашку для часов.

- И мои исчезли! - воскликнул он.

- Сейчас же объявляйте ничью, не то вашего бойца изувечат, - сказал Джексон.

И тут мы увидели, что неустрашимого кузнеца, который шагнул к Уилсону, собираясь начать новый раунд, обступила по меньшей мере дюжина вооруженных дубинками негодяев.

- Вы согласны на ничью, сэр Лотиан Хьюм?

- Согласен.

- А вы, сэр Чарльз?

- Ни под каким видом.

- Но канаты сорваны, продолжать негде!

- Это не моя вина.

- Что ж, иного выхода нет. Как судья приказываю: бойцов развести, ставки объявляю недействительными.

- Ничья! Ничья! - завопили вокруг.

И мигом толпа бросилась врассыпную: те, кто явился сюда пешком, кинулись бежать, пока дорога на Лондон не была еще столь запружена, а чистая публика принялась разыскивать свои экипажи и лошадей. Гаррисон поспешно прошел в угол Уилсона и крепко пожал сопернику руку:

- Надеюсь, я тебя не очень покалечил?

- Не неженка, стерплю. А вы как?

- Голова гудит, как котел. Спасибо еще, дождь меня выручил.

- Да, мне уж показалось было, что верх мой. С таким, как вы, биться лестно.

- И для меня это честь. Счастливо тебе!

И два мужественных бойца прошли среди вопящих грубиянов, точно два израненных льва в стае волков и шакалов. Повторяю, если бокс из благородного спорта превратился в низкую забаву, повинны в этом не сами боксеры, а мерзкие прохвосты и хулиганы, что тучами вьются вокруг ринга: любой честный боец несравнимо выше этих негодяев, подобно тому, как благородный скакун несравнимо выше плутов и мошенников, которые наживаются на скачках, когда он берет призы, а самое его существо - живой укор их гнусным проделкам.

Глава XIX

В ЗАМКЕ

Дяде по доброте сердечной не терпелось поскорее уложить Гаррисона в постель, ибо хоть кузнец и посмеивался над своими увечьями, но досталось ему крепко.

- И не думай больше проситься в драку, Джек Гаррисон, все равно не пущу! сказала ему жена, горестно глядя на его разбитое лицо. - Даже в тот раз, когда ты поколотил Черного Баруха, и то тебя не так изуродовали! Это что ж такое, на себя совсем не похож! Можно сказать, только по одежде мужа и признала. Нет уж, пускай хоть сам король просит, а я тебя нипочем больше драться не пущу!

- Не кипятись, старушка, вот тебе слово, больше я и не попрошусь. Лучше уж я сам уйду с ринга, покуда от меня сила да сноровка не ушла. - Он отхлебнул коньяку из фляжки, которую ему протянул сэр Чарльз, и скривился. - Отличный напиток, сэр, да только губы у меня разбиты, так щиплет - невтерпеж! Ого, провалиться мне на этом месте, если там не Джон Каммингз из нашей харчевни. Да что это с ним - рехнулся он, что ли?

И в самом деле, напрямик по равнине к нам со всех ног бежал хозяин гостиницы в Монаховом дубе, и выглядел он престранно. Без шляпы, лицо с похмелья красное, опухшее и растерянное, борода и волосы развеваются на ветру. Бежал он не прямо, а под перекрестным огнем насмешек, вызванных его нелепым видом, бросался то к одной кучке людей, то к другой, и я невольно подумал, что он похож на бекаса, удирающего от охотников. На миг он приостановился подле желтого ландо, что-то протянул сэру Лотиану Хьюму и тотчас побежал дальше. Но вот наконец он заметил нас, вскрикнул от радости и припустился во всю прыть, еще издали протягивая нам какую-то записку.