Разбойничья злая луна - Евгений Лукин

— Я смотрю, ты не слишком торопишься… Имей в виду, с севера на подходе ещё один караван.

— Вы сожгли моего друга! — тяжело дыша, сказал Ар-Шарлахи.

Несколько секунд устройство молчало, чуть слышно потрескивая.

— Не понял, — продребезжал наконец Тианги. — Объясни. В чём дело?

— Вы сожгли мой второй корабль! — заорал Ар-Шарлахи, чувствуя, как глаза застилает пеленой. Злость наконец пришла, и можно было не выбирать слов. — А его вёл мой друг! Что же вы делаете, вараны?.. Лучше бы вы меня сожгли!..

Он ругался взахлёб, пока не обессилел. Поднесённая к губам вещица потрескивала довольно долго, и Ар-Шарлахи, замолчав, подумал было с испугом и ликованием, что Тианги онемел от ярости. Ничуть не бывало. Тианги просто обдумывал услышанное.

— Да… Неприятно… — медленно проговорил он. — Но послушай… Ты же сам пожаловался, что тебе перекрыли дорогу. Мы ведь в общем-то стреляли из-за тебя… Чтобы тебе помочь… Разве не так?

— Я не просил… — обессиленно выдохнул Ар-Шарлахи.

— Мне очень жаль, — помедлив, отозвался Тианги. — Но на войне, знаешь, такое случается сплошь и рядом… Бьёшь по врагу, а заодно накрываешь своих… Если не секрет, куда ты сейчас направляешься?

— Куда-нибудь…

Ар-Шарлахи показалось, что Тианги усмехнулся.

— Ну ладно. Удачи тебе… где-нибудь. Хотя сейчас это несущественно. Куда бы ты ни пошёл, события будут везде одни и те же… А теперь верни эту штуку в исходное положение. Как договаривались.

Ар-Шарлахи послушно сдвинул рубчатый бугорок, и черепашка онемела. Утопил металлический прут и уже хотел было снова отправить устройство под подушку, как вдруг заметил, что в проёме стоит и смотрит на него во все глаза бледная Алият.

— Ты говорил… с ними?..

Он насупился и, не ответив, спрятал вещицу.

— Сумасшедший!.. — хрипло сказала Алият. — Так кричал, что на палубе слышно… Это ты на них?!

— На них, — глухо сказал он и налил вина. Алият наконец-то догадалась прикрыть дверь и медленно опустилась на ковёр, по-прежнему не сводя глаз с Ар-Шарлахи.

— Они — колдуны? — прямо спросила она.

— Не знаю, — сказал он. — Вряд ли. И потом, я уже тебе, кажется, говорил, что в колдовство не верю…

— А это? — Она кивнула на подушку, под которую он сунул подарок. — А молнии?..

— Это не молнии, — буркнул он. — Тианги сказал, что это ракеты.

— Что?!

— Ну… Как бы это тебе объяснить? Ты ведь ни разу не была на празднике в Харве…

— Я видела ракеты на празднике в Зибре.

— А! Ну вот… У нас это игрушки, а у них — оружие… Поняла теперь?

— Поняла… — тихо ответила Алият.

— Что ты поняла?

Алият помотала опущенной головой: то ли чтобы прийти в себя, то ли просто сбрасывая повязку. Бесцеремонно отобрала чашку и выпила остаток вина залпом. Взвесила посудинку в руке, как бы прикидывая, куда зашвырнуть.

— Я поняла, что с ними нельзя ссориться… — надломленным голосом сказала она. — Колдуны, не колдуны… Не дразни их, слышишь? Соглашайся!

— На что? На мятеж? На новую смуту?

Алият поставила чашку на ковёр, нахохлилась, зябко повела плечами.

— Всё-таки я тебя не понимаю, — призналась она, покосившись на чумазое изваяние государя. — Ты ненавидишь Улькара. Ты в него прошлый раз посудиной бросил, разбить грозишься… Ну так они же тебе это и предлагают поднять против него бунт! Что тебе ещё нужно?..

Медленная судорожная усмешка покривила смуглое длинное лицо Ар-Шарлахи.

— Если, ненавидя Улькара, — тщательно подбирая каждое слово, изрёк он, — я буду вести себя подобно Улькару, то чем я лучше него?

Алият с напряжённым вниманием вобрала глубокую эту мудрость, но, судя по оторопелому выражению лица, постичь её так и не смогла.

— Ну вот что ты сейчас сказал? — не выдержав, взорвалась она. — Ты же сам не понимаешь, что ты сейчас сказал!.. И хватит пить!

С видом покорным и разочарованным Ар-Шарлахи дал себя обезоружить. Алият была вне себя.

— Просто чистеньким быть хочешь! — злобно перевела она сложные логические построения Ар-Шарлахи на общечеловеческий язык. — В крови по брови, в дерьме по брови, а всё ещё из себя что-то строишь!.. Пальмовая Дорога только знака ждёт! Голорылых — ненавидят! Ты уж мне поверь, я-то знаю…

— Можно подумать, я не знаю… — проворчал он.

— Главное, сам же говоришь: ничего с тебя за помощь не возьмут!..

— Как это не возьмут? К морю вон выходить запретили…

— Оно тебе нужно?

— Нет. Просто не люблю, когда что-нибудь запрещают.

— Я с тобой с ума сойду!

— Конечно, сойдёшь. Куда ж ты денешься?.. — Ар-Шарлахи поднялся и двинулся к двери.

— Ты куда?

— Куда-куда… Вино вон отобрала!.. Пойду хоть по палубе прогуляюсь…

— За борт смотри не свались!..

Оставив этот последний выпад без ответа, Ар-Шарлахи вышел в шаткий коридорчик и по играющей под ногой лесенке выбрался на палубу. Угрюмо оглядел качающийся настил мачты. Кругом деловитая осмысленная суета, всяк занят своим делом. Неутомимой Алият всё-таки удалось приучить бунтовщиков и каторжан к порядку. Втайне они её ненавидели за настырность и, не будь Шарлаха, разорвали бы, наверное, в клочья при первом удобном случае.

Хватаясь за снасти, Ар-Шарлахи побрёл по настилу, краем уха ловя обрывки приглушённых, торопливо прекращаемых при его приближении разговоров.

— …не отверни он тогда, шёл бы сейчас с нами…

— …а эти дурачки — тоже додумались, за борт попрыгали… Ну и где они теперь?..

— …я тебе говорю! Привели его прямо к молоту, говорят: «Видишь? Вот так и с Улькаром будет…»

— Ну?

— Ну вот тебе «ну»! Поднимай, говорят, Пальмовую Дорогу, даже не сомневайся!..

— Шорох! Повязку прикуси!..

Ар-Шарлахи подошёл к катапульте вплотную. Оба разбойничка, пряча глаза, усердно протирали и смазывали боевую машину, ещё вчера казавшуюся такой грозной…

— Горха! — негромко позвал Ар-Шарлахи, и рослый разбойник вскинул невинные, с вывороченными воспалёнными веками глаза. — Ты откуда знаешь про Пальмовую Дорогу?

Горха выпрямился, помялся, комкая в корявых ручищах ветошь.

— Да говорят… — уклончиво отозвался он.

— А сам что об этом думаешь?

— Ну что… — Разбойник неловко пошевелил плечища и зажмурился. — Как бы он там, в Харве своей, ни злобствовал, а против кивающих молотов не попрёшь! Вон они как Лако-то спалили… Аж жуть берёт!..

— Да нет, я не о том. Это всё понятно: кто сильнее, с тем и дружи… А вот по справедливости — как?

— По справедливости?.. — Горха помедлил, по всему видать, повёртывая так и эдак свои корявые простые мысли. — Давно нам пора от Харвы этой откалываться. Я ж к тебе не из-за разбоя пошёл. Всё, думаю, поменьше голорылых будет… А то — ну что ж это? Богом себя объявил, храм порушил… А что молчали все… До поры молчали… Ждали, когда кто-нибудь вроде тебя объявится.

Глава 26

Война объявлена

Ирва, как всегда, оказался прав. Единственное, в чём можно было упрекнуть прозорливого секретаря, это в удивительной мягкости выражений. «Не в духе». С тем же успехом к песчаной буре можно было применить глагол «веет». Попросту говоря, государь обезумел. Во всяком случае, таким его досточтимый Тамзаа ещё не видел.

— Теперь понятно! — задыхался Улькар, мечась по кабинету. — Вот теперь всё стало на свои места! Всё!.. А ты… — Он повернулся к досточтимому, неистово вонзая палец в воздух. — Если окажется, что и ты с ними заодно…

— С кем, государь?

Улькар не слушал. Запавшие глаза его, полные ужаса и ярости, то метались по сумрачно-лиловым шелкам, то надолго въедались в груду свитков на столе, в стеклянный канделябр кимирской работы, в растерянного до потери страха сановника.

— Ну конечно… — упавшим голосом говорил Улькар, и пальцы его бессмысленно танцевали в воздухе. — Это их человек! Он служил им с самого начала… Иначе бы они просто сожгли его! А они не сожгли! Подумай, они отказались его выдать!..

Внезапно государь смахнул со стола пергаментные свитки недописанных законов, зацепив заодно и стеклянный канделябр. Звон и грохот были смягчены ковром, но незамеченными, естественно, не остались.

— Что?! — пронзительно закричал Улькар на влетевших в покои и тут же попятившихся стражей. — Вон отсюда!..

Четыре громады, шелестя чёрными шелками, поспешно ретировались, и государь обессиленно опустился на стул с высокой резной спинкой.

— Итак, — язвительно кривя сухие губы, заговорил он после продолжительного молчания, — сначала, как ты утверждаешь, подменили Шарлаха… — Государь приостановился и бросил суровый вопросительный взгляд на сановника.

— Так утверждает досточтимый Хаилза, государь, — с трепетом уточнил тот.

— Не важно… Далее — бунт. Бунт на второй день похода! Затем три Шарлаха сразу!.. Такое впечатление, что они размножились вдруг от Харвы до Кимира! Налёт на Зибру, в то время как флот пытается захватить Шарлаха в Туркле!.. Скажи, досточтимый, даже исходя из перечисленного, тебе не кажется, что кто-то поставил себе целью не допустить меня к морю любой ценой?.. Что молчишь?