Черное колесо - Ханнес Бок

– Пьян? – подсказал он. – Не помню. А почему вас это интересует?

Я сказал, что боюсь, как бы это не дошло до Бенсона. Он удовлетворился этим и вышел, насвистывая весёленький мотив. Но он забыл то, о чём не забыл я: Бенсон упоминал кости Слима Бэнга, которые лежат под песком. И непонятные слезы негра, вызванные видом чёрного колеса.

Где-то был ответ на всё это, но я чувствовал, что он ещё далёк. И надеялся, что окажусь способен найти его. Иначе…

Я предпочёл не раздумывать над альтернативой: она уничтожит и мой мир, и меня самого.

Я немедленно отправился на поиски Слима Бэнга.

15. ЭЗУЛИ И РОЗАЛИ

Я не офтальмолог, но знаю, что из всех рас негры наименее других подвержены трахоме. Существует прямая связь между глазами и носоглоткой через слёзный проток, из-за чего слизистая оболочка глаза часто подвергается ревматическим и воспалительным повреждениям.

Возможно, болезнь Слима Бэнга является осложнением после трахомы или экземы. Если это какая-то аллергия, нужно выяснить её источник. Во всяком случае, нужно, чтобы он рассказал мне все о своих прошлых болезнях.

Я говорил ему это, когда он поднял руку, прерывая меня.

– Если это аллергия, доктор Фенимор, вы ничего не сможете сделать: ведь здесь распоряжается капитан Бен.

– Ах, да, – сердито сказал я, – у вас аллергия на чёрные колеса, верно?

Его печальное лицо посветлело. Он подумал, сплетая пальцы.

– Доктор Фенимор, вы учёный человек. Значат ли что-нибудь имена?

Я не знал, что ответить, и негр продолжал:

– Дело в том, что меня зовут не Слим Бэнг. Моё имя – Авраам Линкольн Вашингтон, а Слимом Бэнгом меня прозвали из-за первого кока старого капитана. И вот я подумал, не вернуться ли мне к моему настоящему имени. Может, тогда колдовство спадёт?

– А в чём ещё вам не везёт, кроме болезни глаз?

– Коллинз, стюард, сэр, я всегда с ним не ладил. Ему не нравится, что я рассыпаю табак. А я его сыплю вокруг себя на заходе. А тут ещё даппи в чёрном колесе. Они до меня доберутся, если я не буду осторожен.

Даппи может считать только до девяти, сэр. Если посыпать табаком, он сбивается со счёта – и так и не добирается до конца. У меня табачного семени нет, поэтому я пользуюсь нарезанными сигарами. Но, кажется, это не действует, – добавил он мрачно.

Я спросил:

– А что такое даппи?

– Когда я ещё пешком под стол ходил, мама рассказывала мне о палочках даппи. У моего дяди Боза была такая. Когда кто-то умирает, его могут заколдовать, и он превратится в даппи. Его можно удержать в могиле, прибив гвоздями, к тому же нужно посыпать солью и удерживающим порошком. Потому что когда даппи покидает своё тело, у него нет сердца и нет ума, чтобы знать, как вести себя. Если он дыхнёт на вас, вы заболеете, а если дотронется, вас будут преследовать несчастья.

Тот, кто хочет завладеть даппи, должен получить его сердце и мозг. Так сделал мой дядя Боз. Он взял ветку гвоздичного дерева и держал над огнём, пока не слезла кора. Потом положил её в могилу, и даппи перешёл в неё. Тогда он её выкопал и обмотал проволокой, чтобы даппи не смог выбраться. И он дал палочке имя, и после этого все его боялись, потому что он мог натравить даппи на кого угодно.

Мой мысленный комментарий к этому нелепому суеверию был прост: эффективность палочки связана не с заключённой в ней душой даппи, а с верой, что душу можно заключить в палочку.

Слим Бэнг продолжал:

– В этом чёрном колесе живут даппи, доктор Фенимор. Я почувствовал при виде его то же, что и при виде палочки дяди Боза.

– Вы трогали его?

Его глаза расширились.

– Нет, сэр. Но всё равно, это из-за него меня преследуют несчастья. Мама мне говорила ещё кое-что. О ней.

Он с усилием сглотнул и с несчастным видом посмотрел на меня.

– О… ней!

– О самой маме?

– Не о маме. О ней. Нельзя называть её имени, иначе она придёт на зов, – предупредил он. – Я говорю о ней… о богине, сэр. Богине любви моего племени.

Я рассмеялся:

– Что же вы боитесь призвать? Любовь?

– Не смейтесь, доктор Фенимор. Вы не знаете, над чем смеётесь. Это высокая жёлтая девушка, и у её тела больше изгибов, чем у извилистой реки. У неё золотое кольцо и золотая цепь на шее, и она приходит по четвергам и субботам в поисках мужчин. Больше всего ей нравится запутывать любовные планы молодых девушек. Она отвлекает их парней, насылает на них сны о золоте, и они идут к ней, пока не увидят, кто их зовёт. Но они должны идти к ней. Если не пойдёшь, всю жизнь будешь болеть и тебя будут преследовать неудачи. И она так ревнива, что лучше оставить свою девушку и идти к ней, а то и девушке будет плохо.

У меня была причина не смеяться над этой галиматьёй. Я спросил:

– И с тех пор, как вы увидели колесо, вы видите во сне… её? Но из-за прихода богини не стоит плакать. Или вас дома ждёт девушка, и вы боитесь, что придётся расстаться с ней… из-за богини?

– У меня нет девушки, доктор Фенимор. Не поэтому она зовёт меня. Я в своих снах плохо обращался с Эзули…

Он остановился, ахнул и прикрыл рот рукой.

– Я назвал её по имени!

Я тоже ахнул: если учесть его акцент, это было точно такое же имя, что и у чёрной жрицы из сна леди Фитц.

– Слим Бэнг, рассказывали вы кому-нибудь о своих снах? И произносили… её… имя?

Он с достоинством выпрямился.

– У меня и без этого, хватает неприятностей. И я не хочу, чтобы все смеялись над суеверным негром. Они ведь не знают, что рассказывала мне мама.

Я знаком попросил его продолжать.

– Я видел её так же ясно, как вижу вас. Я не хотел её любви и велел ей уйти. Я закрыл её, сэр, в тёмном шкафу и забил дверь гвоздями.

Я вздрогнул и попросил его повторить. Он повторил. Я спросил:

– А капитан Бенсон был в вашем сне?

Он посмотрел на меня так, будто я тоже даппи и читаю его мысли.

– Да, сэр. Это он велел мне прогнать её и забить дверь. Это очень плохо, сэр! Если бы она пришла, когда я не сплю, у меня хватило бы здравого смысла, сэр. Я не стал бы сердить её. Но во сне я ничего не мог сделать и прогнал её, словно это был не я, а кто-то другой.

Если только он не шутит, получается, что на корабле теперь четыре случая одержимости старым капитаном. Рука случайности должна быть гораздо более гибкой, чем обычно считается, чтобы обеспечить такое совпадение.

Я спросил:

– И что было потом?

– Потом мне приснилось, что я умер, доктор Фенимор. Мне снилось, что я заколотил дверь за ней и упал замертво. Вот и все. Но это предостережение, сэр. Она предупредила меня, что я умру.

Я расспросил его о подробностях, но хоть он и пересказал свой сон несколько раз, больше я ничего не узнал. Информация была очень туманной, даже для чернокожего, который считает её дурным предзнаменованием. Он утверждал, что плачет именно поэтому, но я его все равно тщательно осмотрел. Если не считать лёгкого раздражения, ничего необычного я не обнаружил. Я промыл ему глаза и отпустил.