Трагедия России. Цареубийство 1 марта 1881 г. - Владимир Брюханов

Таким образом, потомкам крепостных крестьян середины XVII века понадобилось затем двести лет пребывания в рабстве, чтобы снова быть осчастливленными возвращением к прежнему крепостному состоянию!

Это ли не самая замечательная особенность исторического процесса в России?

На деле это «новое» крепостное право изжило себя в течение следующего двадцатилетия: помещик, вскоре лишенный законной непосредственной возможности поддерживать розгой дисциплину в своем домашнем хозяйстве,[369] утратил самый эффективный инструмент борьбы с крестьянским саботажем — это стало одним из первых сюрпризов, недостаточно осознававшихся до введения реформы в жизнь.

Формально на помещиков возлагалось поддержание полицейских функций, но наказания теперь осуществлялись аппаратом исправника — т. е. уездными полицейскими властями. Эти же принуждены были действовать в рамках законности. Хотя с последними не очень-то практически и считались, но все же это уже не было вовсе отсутствием закона, ограждавшего крестьянина от любых причуд владельца, включая описанные нами выше. К тому же «мировые посредники» — институт, созданный для улаживания конфликтных отношений в переходный период, оказались в значительной степени подобраны из энтузиастов, зараженными верой в прогрессивность преобразований. Хотя подобный энтузиазм постепенно повсеместно испарился, но и его поначалу хватало для обуздания крепостнических привычек.

Теперь уже сами помещики стали главными инициаторами прекращения временнообязательного положения крестьян и всячески стимулировали их перевод на окончательный расчет. В итоге к февралю 1870 года по России в целом две трети бывших крепостных перешли из временнообязанного положения на полный выкуп, а ко дню гибели Александра II временнообязанных оставалось менее 15 % прежних крепостных.

В декабре 1881 года Александр III окончательно ликвидировал положение о временнообязанных, переведя всех оставшихся на обязательный выкуп.[370] Реформа 19 февраля была, таким образом, завершена; это было одним из немногих полезных дел Александра III в сфере аграрного законодательства.

Но и на этом полной личной свободы крестьяне не приобрели: по призыву Н.Г. Чернышевского и его единомышленников над крестьянином установили опеку «общества», к которому он принадлежал. Последнее же осуществляло выплату всех государственных платежей, будучи связано круговой порукой — еще десятилетия сохранялась и подушная подать! Каждый общинник, таким образом, находился в очень жесткой экономической зависимости от односельчан, сообща решавших, как распределять индивидуальные доли общих выплат. Главным же было сохранение общинного пользования землей: только аренда участков у своих же односельчан или у соседнего помещика позволяла наиболее энергичным земледельцам наращивать свою производственную мощь.

«Общество» имело разнообразные и сильнодействующие механизмы давления на личность — включая возможность отказать в выдаче паспорта и воспретить, таким образом, возможность своему члену свободно перемещаться за границами общины — как об этом возмущенно писал даже Бакунин.[371] «Общество» могло приговаривать своих членов и к сибирской ссылке! Лишь в 1906 году Столыпин ликвидировал и эти механизмы дискриминации.

Но не прошло затем и четверти века, как на крестьян уже обрушилось «колхозное право» и советская паспортная система!

В целом же примерно столетие с 1861 года ушло на то, чтобы практически уравнять селян в правах хотя бы с российскими горожанами!

Процесс разделения земель также осуществлялся с явным перекосом в сторону помещичьих интересов.

Например, в шести типичных крепостнических земледельческих губерниях (Казанской, Воронежской, Саратовской, Псковской, Новгородской и Симбирской) до 1861 года в фактическом распоряжении помещиков находилось 56,7 % общей площади земельных угодьев, соответственно у крестьян — 43,3 %; после же стало 65,3 и 34,7 %.[372] Это породило и сохранило на последующие десятилетия проблему «отрезков» — крестьяне очень надолго запаслись мечтой вернуть отторгнутое; «отрезки» нашли свое место и в программах всех российских политических партий уже начала ХХ века.

Качественное различие земель оценить невозможно, но не счесть свидетельств о том, что крестьян отселяли на песочек, на болото и т. п. Сплошь и рядом помещики стремились разделить земли таким образом, чтобы клинья помещичьих владений максимальным образом мешали крестьянам вести нормальное хозяйство.

Всего же из 105 млн. десятин площади дореформенных имений помещики сохранили 78 млн. десятин.[373]

Помещики, таким образом, стали как бы вольными землевладельцами, почти мгновенно лишенными долгов, а крестьяне были сбиты на участки земли, заведомо не обеспечивающие им условия независимого экономического существования, лишены свободы от общины и обременены солидными долгами, совершенно очевидно наложенными за освобождение от рабства.

Могла ли такая реформа устраивать крестьян?

Чисто умозрительно — конечно нет!

Так писалось и в школьных учебниках ХХ века, так же полагали в свое время и самые ярые революционеры, не очень-то и старавшиеся весной 1861 взывать к топору, полагая в глубинах душ, что малограмотные крестьяне и сами схватятся за оружие — ввиду полнейшей очевидности испытанной несправедливости.

Но все эти расчеты ничуть не оправдались.

Конечно, кое-где (и даже в очень немалом числе мест) произошли заметные крестьянские волнения, потребовавшие привлечения и карательных сил полиции, и даже войск: все-таки крестьяне действительно ожидали большего от реформы.

Но, по-видимому, нужно было быть крепостным крестьянином, а не сторонним наблюдателем для того, чтобы адекватно оценить отношение к воле освобождаемых рабов. Ведь даже какой-нибудь глубочайший ненавистник коммунистического строя, свято убежденный в отсутствии у этого строя каких-либо свобод, покидая (на законном или незаконном основании) границы лагеря, понимал, что очутился на свободе — иного чувства и ощущения и быть не могло!

То же происходило и со всеми крепостными в 1861 году! Революция, происшедшая в каждой крепостной душе, вполне удовлетворила чувства и чаяния основной массы прежних рабов.

К тому же несправедливости последующего распределения земель должны были выявиться не сразу, а постепенно: на основные подготовительные работы мудрый царь и его ближайшие помощники ассигновали еще два года времени.

Тем более интересен тот эпизод, который действительно дал почву надеяться оппозиции на ближайшую крестьянскую революцию. В последующих писаниях «прогрессивных» историков проглядывает неудержимое стремление представить этот эпизод как провозвестник тогдашних и грядущих революционных устремлений крестьянства.

Речь идет, конечно, о событиях 12 апреля 1861 года в ставшем знаменитым селе Бездна Спасского уезда Казанской губернии. Но эта выходящая из ряда вон история имеет имеет ряд подробностей, совершенно незаслуженно не ставших всеобщим достоянием.

Общая канва происшедшего достаточно хорошо известна.

До такой глубинки, как Бездна, текст Манифеста дошел достаточно нескоро — где-то к концу марта 1861 года. Следует учитывать, что Бездна принадлежала к округе, населенной в значительной степени русскими раскольниками: влияние православного духовенства было там минимальным. Это очень важно, поскольку все царские манифесты обязательно зачитывались в церквях, и становились, так или иначе, предметом разъяснений и трактовок местными священнослужителями. Тут же, обстоятельствами вековой истории, православная церковь оказалась в значительной степени отстранена от происходящих событий.

Чиновник, привезший Манифест в Бездну, вынужден был предложить крестьянам самим выбрать лицо, которое зачитает текст. Собравшиеся выдвинули нескольких местных интеллигентов по очереди (фельдшера, затем бывшего конторщика), но никто из них не вычитал им той воли, которой они ожидали.

Наконец, солидный текст Положений оказался в руках одного из начетчиков-раскольников, деревенского грамотея Антона Петрова. Последний сумел разглядеть в тексте зашифрованное послание царя, призывающего к неповиновению помещикам и властям и взятию крестьянами своей судьбы в собственные руки. Причем в этой якобы реальной шифровке было даже такое четкое указание: крестьянам уготовано испытание: придут войска и потребуют прекратить беспорядки и разойтись — нужно не подчиняться. Тогда войска дадут залп в воздух, за ним второй и третий. Если и после третьего раза крестьяне устоят, то тогда их победа — войско смирится и признает их правоту.