Евангелие от змеи - Пьер Бордаж

—Ты прав, прав, Жан-Жак. Но мы-то извлекли уроки из прбклятой истории человечества. И мы просто не имеем права повторить прежние ошибки. Вокруг нас, как сорная трава из-под земли, появляются фундаменталисты и фанатики всех мастей —христиане, иудеи, мусульмане, индуисты...

—Эти-то как раз вполне управляемы и легко контролируются, —бросил очередную реплику ЖЖБ. —Все фундаменталистские революции —детище властей или партий, желающих утвердиться у власти. Последнее нападение в Дисней-парке —всего лишь эпизод закулисной войны, которую ведут сильные мира сего и великие державы на деньги миллиардеров-террористов. Во все времена и эпохи правительства использовали религиозных экстремистов, чтобы завоевывать чужие земли, контролировать природные богатства, народы и границы.

—Но при этом всегда существует риск, что те, кем вы вроде бы манипулируете, в один прекрасный день выйдут из-под контроля и повернут оружие против вас.

Такое неоднократно происходило в прошлом, тому море примеров в настоящем, и, боюсь, подобное еще много раз случится в будущем.

—Возвращаясь к проблеме Христа из Обрака —не вижу, кому было бы выгодно манипулировать им. Он —всего лишь один из многих "просветленных": некоторые из них заявляют, что напрямую общаются с Богом или с инопланетянами, другие перекраивают под себя священные тексты, третьи придумывают новые вероучения, четвертые наживаются на идее Нового Века, пятые якобы исцеляют наложением рук...

—Существенная разница между ним и всеми остальными, —перебивает BJH (его глаза от злости стали почти белыми, с лысины льется пот), —заключается в том, что наш "просветленный" якобы творит чудеса и все больше людей проникаются его идеями. А еще —он прямо у нас под носом перекраивает историю, как Гитлер и его штурмовики в коричневых рубашках в 30-е годы.

—Да нет же, черт побери!

Этот крик —он был настолько пронзителен, что в комнате мгновенно установилась мертвая тишина, —вырвался из глотки Марка. Все взгляды —осуждающие и сочувствующие —обратились на него. Его уже считали первым осужденным на казнь —как того кретина, что сам, добровольно, влез в тележку, едущую на Гревскую площадь. Марк заерзал на стуле, яростно затягиваясь сигаретой, как будто курил последний раз в жизни. Лорейн попыталась отъехать как можно дальше от парии.

Мгновенное отречение было любимым видом спорта в коридорах и кабинетах "EDV" —солидарность здесь признавали только в постели, за чашкой кофе или кружкой пива.

Американский аудитор изучал Марка со внезапным интересом естествоиспытателя, обнаружившего наконец короеда, пятнадцать лет подтачивающего структуры и счета "EDV".

На мясистых блестящих губах BJH мелькнуло подобие улыбки.

—Хотите что-то сказать, Марк?

У него появилась мысль, что в этот самый момент он все посылает к черту, как уже потерял "бывшую № 1", "бывшую № 2", дочерей и волосы, как утратил все иллюзии.

Марк вспомнил лицо Пьеретты и мотыльком полетел на огонь.

—Скорее спросить: а что, если прав Ваи-Каи? А мы ошибаемся? Возможно, наш мир и правда нуждается в глубинном переустройстве?

—Только не говорите мне, Марк, что этот мошенник хочет улучшить наш мир. Тысячи людей бросают дома, работу, сбережения, чтобы следовать за ним, а сливки снимает его... не знаю, как это назвать... его Церковь.

Феномен нового кочевничества распространяется по американскому континенту. Этот парень, он один стоит кризиса 29-го года, он —разрушение, катастрофа, перегной, из которого уже произрастают тошнотворные идеологии. Хочу вам напомнить —за ним тянется хвост правонарушений: изнасилования или попытки изнасилования несовершеннолетних, финансовые злоупотребления, мошенничество, незаконная медицинская практика и много чего другого. Именно поэтому мы должны сделать все, чтобы преуспеть там, где в первый раз потерпели неудачу, мы...

—Черт возьми! А может, напишем о нем честную статью?! —в сердцах закричал Марк.

Лорейн отъехала на стуле к самой стене, осознала внезапно, что ее промежность выставлена на всеобщее обозрение, сдвинула коленки и одернула юбку. BJH раздраженным жестом вытащил из кармана платок, дрожащей рукой вытер лысину.

—Как это понимать? Вы намекаете, что "EDV" —бесчестный, продажный журнал?

—Да я не намекаю, а утверждаю. Ни одно слово из написанного нами о Ваи-Каи не имеет ничего общего с правдой. Я осмеял его приемную мать и сводную сестру, чтобы угодить вам и сохранить работу, но честь и совесть велят мне признать, что я встретил там двух женщин редкого великодушия и чистоты. Они впустили меня в свой дом, обогрели и накормили. А еще я встретился в Обраке с бывшей учительницей Иисуса Мэнгро —женщиной редкого ума, и она рассказала, что мальчик исцелил ее от рака поджелудочной железы. В Париже я навестил отца Симона —миссионера, который привез Ваи-Каи во Францию. Этот удивительный человек не принимал пищу пятнадцать лет и умер сразу после нашей встречи. Факты, информация, заслуживающие доверия свидетели... но вам плевать на все это, потому что вы хотите уничтожить жертву, а вовсе не приблизиться к истине. Отсюда мой следующий вопрос: кто отдает вам приказы? Вам, единственному независимому главному редактору Франции —так, кажется, вы себя называете?

Марк до странного отчетливо слышал, как бьется его собственное сердце, как шуршит юбка и скрипит нейлон чулок Лорейн, ерзающей на пластиковом сиденье.

Глаза окружающих за дымовой завесой мерцали, как пульсары перед взрывом. Обескураженный наскоком Марка, BJH нервно одергивал рукава куртки. Три его зама сидели опустив головы и уставясь в стол, чтобы не вызвать огонь на себя. Аудитор, похоже, наслаждался ситуацией, как будто перепалка между подчиненным и боссом казалась ему хорошей шуткой.

—Если вы так уверены в бесчестности "EDV", Марк, почему не подали в отставку?

Пугающе спокойный голос BJH прорезал душную тишину комнаты, как острый хирургический скальпель.

—Потому что я —всего лишь звено цепочки. Зависящее от этой цепочки. Страх, если хотите. Страх потерять работу, зарплату, привилегии. У меня две несовершеннолетние дочери и молодая любовница —сами знаете, овес нынче дорог. Страх в чистом виде. Я боюсь постареть, боюсь отказаться от удобств и привычек, боюсь выпасть из гнезда...

—Но теперь, перестав бояться, вы, надеюсь, уйдете...

Марк откинулся на спинку стула, развел руками, потянулся, сцепил пальцы замком на затылке.

—Вам придется меня уволить со всеми вытекающими отсюда неприятностями и визитами в арбитраж.

—Арбитраж? Когда служащий отказывается выполнять работу, за которую ему платят, это называют профессиональной ошибкой.

—Вам прекрасно известно, что я как журналист могу в любой момент сослаться на конфликт между профессиональным и этическим долгом. Моя совесть запрещает мне участвовать в организованном вами похабном линчевании Ваи-Каи —вы называете этого человека Христом из Обрака.

BJH ледяным взглядом обвел лица сидящих за столом журналистов.

—Может, у кого-то еще здесь возник "конфликт интересов"?

Никто не раскрыл рта, чтобы ответить, ни одна рука не поднялась, ничья бровь не изогнулась. Лорейн, с ее скрещенными руками и ногами, ангельски-белокурыми волосами и затравленным взглядом выглядела маленькой перепуганной девочкой.

—Мы поговорим о... вашей проблеме после заседания редколлегии, Марк, —спокойно произнес BJH —с внешней безмятежностью плохо стыковались дрожащие пальцы и потная лысина. —А сейчас убирайтесь —вы и ваша совесть. У нас еще много работы.

Марк поднялся и нетвердой походкой, испытывая легкое головокружение, направился к двери. Никто больше не обращал на него внимания. Людьми руководил страх —они боялись скомпрометировать себя даже взглядом.

Глава 22

— Их убил мой отец.

—Почему?

—Он делал DVD и порноснимки —сам снимался с моей сестрой, и ее подружками, и его приятели с ней снимались.

—Разве ты не писал мне, что он работает в фармацевтической лаборатории?

—Это была "сверхурочная" работа —и он делал на ней кучу бабок.

—Но за что он их убил?

—Они с матерью поссорились вечером. Она угрожала, что все расскажет легавым.

Лежа на смятых простынях, Люси наблюдала за Бартелеми.

Он сидел верхом на стуле, положив голову на скрещенные руки. Люси провела ужасную ночь —болела вывихнутая лодыжка, она задыхалась от удушающего запаха разлагающейся плоти, мучили воспоминания о двух трупах в ванной, собственное ослабевшее тело казалось чужим. Мысли путались. Хмурый день просачивался в мансарду через запотевшее чердачное окно.

Шум дождя под крышей превращался в бешеный, оглушающий грохот.