Безжалостный епископ (ЛП) - Идэн Вероника

Коннор: Тьма — мой единственный друг. [череп эмодзи].

Девлин не отвечает, но я не удивлен. Он заставил Блэр Дэвис переехать к нему. Понятия не имею, как он прошел путь от болтающихся перед ней долларовых купюр на рыболовной проволоке в начале школы до жизни с ней, но это то, на чем они остановились. Ворчливый ублюдок, вероятно, глубоко в ней, так что я убираю телефон и допиваю косяк.

Мой взгляд скользит по дому Теи, и я сажусь, удивляясь, что в доме горит свет. Я не думал, что она встанет так поздно.

С однобокой улыбкой я крадусь через ее двор, держась в тени. Задняя дверь оказывается незапертой, когда я проверяю ее. Прокравшись внутрь, я прогоняю свою меланхолию и озорство поднимает мое настроение. До меня доносится запах теплого сахара, и я чуть не стону.

За углом стоит Тея, вся в муке и тесте, прижимающая форму для печенья к плите. Ее волосы собраны в пучок на макушке, на ней обтягивающие шорты из спандекса, в которых ее задница выглядит просто божественно, и свободная розовая обрезанная футболка. Я приостанавливаюсь, чтобы посмотреть на нее, на мое пойманное солнце, купающееся в лунном свете. Свет, который я преследовал и поймал на несколько украденных мгновений.

— Бу, — говорю я, смеясь, когда она вскакивает с придушенным криком.

— Коннор, какого черта, — шипит Тея, бросая взгляд на потолок, где, вероятно, находится ее мама. Она проводит грязными руками по своей рубашке, издавая смущенный смех. — Ты напугал меня до смерти.

Раздается глубокое «буф», и я поднимаю руки, когда ее ротвейлер вбегает в комнату, направляясь прямо ко мне.

Черт. Возможно, прокрасться внутрь было не самой лучшей идеей, когда ее защищает атакующая собака.

23

ТЕЯ

Мое сердце все еще колотится от испуга, что Коннор прокрался в мой дом посреди ночи, как какой-то темный принц разврата.

— Кон, подожди, — говорю я.

Константин останавливается и смотрит на Коннора.

— Спасибо, иди на кровать. — Пес издает ленивое урчание, обнюхивает руку Коннора, когда тот опускает ее к себе, а затем рысью возвращается к своей кровати в углу. — Хороший мальчик.

— Ты имеешь в виду меня, солнышко? — Коннор одаривает меня ухмылкой плохого мальчика на своем красивом лице и прижимает меня к высокой стойке острова, положив руки по обе стороны. Меня пронзает дрожь. Он зарывается лицом в мою шею, глубоко вдыхая. — Мм, ты пахнешь как свежеиспеченное печенье.

— Ну, это то, что я готовлю. И нет, ты не хороший мальчик. — Я шлепаю его по руке, когда он пытается стащить печенье с охлаждающей решетки. — Это для французского клуба.

— Но мне хочется есть, а твоя выпечка — самая лучшая. — Указывая на собаку, он морщит лоб. — Ты назвала свою собаку в честь меня? Ты что-то хочешь мне рассказать? Например, о том, что ты уже много лет неравнодушна к своему сексуальному соседу?

— Сотри это самодовольное выражение со своего лица. Его зовут Константин, а не Коннор. — Я возвращаюсь к разделке теста с помощью набора формочек для печенья на парижскую тематику, пока Коннор идет к собаке и гладит его Когда через несколько минут я поднимаю голову, Константин лежит на спине, язык высунут изо рта, и он гладит его по животу. — Предатель.

Коннор хихикает и возвращается ко мне, украдкой уплетая обрезки теста для печенья, пока я ставлю в духовку следующую порцию.

— Что ты вообще здесь делаешь? Уже поздно.

Коннор пожимает плечами. — Увидел, что у тебя горит свет. Соскучился по своей девочке.

Он улыбается мне очаровательной улыбкой, но в его глазах затаилась напряженность. Я предлагаю ему печенье из небольшой стопки, и выражение его лица становится более искренним, когда он откусывает кусочек.

— О, Боже, да. — Коннор стонет, обхватывая меня руками, пока жует. — Так вкусно. Ты должна сделать специальные пирожные. Мы испечем, и это будет восхитительно.

Я фыркнула, вывернувшись из его объятий, чтобы начать замешивать другую порцию теста, чтобы поставить его в холодильник, прежде чем достать тесто, которое сейчас охлаждается.

— Что ты делаешь так поздно? Ты пожелала мне спокойной ночи два часа назад.

Я пожимаю плечами, отмеряя ингредиенты в большую миску для смешивания. — Не могла уснуть. Выпечка помогает мне проветрить голову.

— Знаю кое-что еще, что поможет тебе уснуть, — говорит Коннор, садясь позади меня и дразня мои руки щекочущими прикосновениями. Он проводит носом вверх и вниз по моей шее, отвлекая меня. Его язык проводит по моей коже, и он прижимает свои бедра к моим, чтобы я могла чувствовать его, вызывая у меня вздох. — Работает как само совершенство.

— Мне нужно закончить это.

— Могу я помочь? — Коннор берет скалку, орудуя ею как мечом, а не как инструментом для выпечки.

— Вот, можешь смешать это. — Я ставлю ему одну из мисок и начинаю другую, чтобы охладить сразу больше теста.

Некоторое время мы работаем в комфортной тишине. Присутствие Коннора здесь приятно, как будто я впускаю его в свою гавань, но он скорее мешает, чем помогает. Он постоянно крадет поцелуи и ест тесто, и он гораздо грязнее, чем я. Но его мускулы пригодятся при замесе, поскольку у меня нет миксера. В любом случае, я хорошо провожу с ним время, пока мы ворчим над партиями раскатанного теста.

Мне это нравится. Мне нравится, кто такой Коннор здесь, в лунном свете. Он более реален со мной наедине в темноте, но в школе он все еще злобный король тайн, которого боятся ученики и учителя. Зная о его семейной ситуации, думаю, что понимаю, почему он так стремится быть хранителем самых сокровенных тайн людей. Но я надеюсь, что когда-нибудь он сбросит эту стену, чтобы поделиться этим Коннором со всем миром.

Тем, который рисует нутеллу на щеке, чтобы держать мое лицо, пока он слизывает ее, заставляя мое сердце трепетать от радости.

Пока мы работаем, он продолжает делать вульгарные вещи из лишних обрезков теста — сиськи, член, эмодзи с какашками. Он заставляет меня смеяться так сильно, что мне приходится приседать и заглушать свое веселье, чтобы мама не услышала и не пришла разбираться. Константин наблюдает за нашими выходками со своей кровати, его глубокие карие глаза пляшут туда-сюда между нами.

Когда я раскатываю следующее тесто, шоколадное, которое я планирую обмакнуть в белый шоколад, Коннор шлепает меня по заднице покрытыми мукой руками.

— Эй! — Подняв руки вверх, я поворачиваюсь и обнаруживаю большой отпечаток муки на своих черных тренировочных шортах. — Я тебе за это отомщу.

— Ничего не поделаешь. На тебе эти горячие шортики.

— У тебя нет сдержанности, только одностороннее мышление.

Усмехнувшись, Коннор отпрыгивает в сторону, когда я обсыпаю его мукой из миски, стоящей у моей раскаточной станции. Я охочусь за ним вокруг острова, а он бросает на меня хитрый взгляд, когда делаю шаг, и ловит меня в свои объятия, прежде чем я успеваю высыпать муку на его рубашку.

— Попалась, — пробормотал он, прежде чем поцеловать меня.

Я поворачиваюсь в его руках, чтобы поцеловать его как следует, наши языки скользят друг по другу. Он целует изгиб моей улыбки, ничего не подозревая, пока я не высыпаю муку ему на волосы.

— Что за… — Глаза Коннора расширились от шока, а я подавилась своим победным смехом. — Ладно, Кеннеди. Я вижу, как это происходит.

— Подожди, детка, не надо! — Я отступаю, прежде чем он успевает нанести мне ответный удар банкой нутеллы, мои руки подняты в знак капитуляции.

Он сужает глаза, но уступает. — Ладно, перемирие. Но я получу еще один поцелуй.

После того как Коннор завладел своей щедростью еще одним поцелуем, от которого у меня перехватило дыхание, он позволяет мне вернуться к выпечке.

— Тебе действительно нравится это дело, — говорит он, прислонившись к раковине, пока я ставлю в духовку очередной противень с печеньем. — И у тебя это хорошо получается.

Я быстро улыбаюсь через плечо, раскрасневшись от его похвалы. — Спасибо. Мне всегда это нравилось. Еще до того, как я смогла дотянуться до прилавка. Когда я была маленькой, бабушка ставила стул, чтобы я могла смотреть и помогать, пока она учила меня своим рецептам. — Я киваю на блокнот, который лежит у меня на другой стороне острова. — В этом блокноте много ее старых рецептов. Некоторые я подправила за эти годы. Я всегда с ними вожусь.