Записки хроноскописта - Игорь Забелин

— Борьба, пожалуй, шла не за власть, — уточнил я. — По крайней мере второй добивался не власти. Скорее всего он усомнился во власти колдуна над солнцем, звездами, луной.

Высказав свою мысль, я тотчас вспомнил о босоногом человеке, задолго до нас проникшем к пульсирующему источнику, и неожиданно понял, что рисунок мог иметь самое непосредственное отношение к его судьбе.

— Давайте постараемся представить себе небольшое племя первобытных людей, обитающее в пещере, — осторожно сказал я. — Тогда все свято верили, что колдунам доступно общение с потусторонним миром, с духами — добрыми и злыми, помогающими на охоте или мешающими, насылающими болезни или избавляющими от них. Это общее положение, верное для всех племен той эпохи. Но если приложить его к конкретному случаю, рассмотреть применительно к хаирханской пещере… Не кажется ли вам, что хаирханский колдун располагал некоторыми особыми доказательствами своего могущества?

— Ты имеешь в виду вздохи в глубине пещеры? — спросил Березкин.

— Да. И ее целительные свойства. Если после колдовских заклинаний пещера молчала — значит, духи отказываются помогать племени или больному, и нужно выждать. Если слышались вздохи — значит, покровители племени вняли мольбам колдуна. Примерно такую мысль мог он внушить своим соплеменникам. А главное, очень уж очевидным было доказательство его могущества: гора, покорная заклинателю, отвечала! И гора лечила… Врачевала ранения, столь многочисленные у охотников и воинов в те времена, врачевала болезни… О! В этой пещере царил могучий колдун!

— Значит, и племя было могучим, — вмешался в разговор Локтев; он занимался хозяйственными делами, но, оказывается, внимательно прислушивался к нашим суждениям. — Человек должен верить в правильность своих знаний, даже если они еще не точные. Как же иначе жить?.. Может, если бы люди раньше не верили, что Земля — центр мироздания, они б не выжили… Экась — против такого мироздания — с копьем и луком!.. И с колдуном вашим бабушка надвое сказала. Он, конечно, племя свое обманывал, а людям от того обмана, может, легче жить становилось, смелее они на зверя охотились, понимаете, на риск смелее шли…

Я отметил про себя несколько неожиданную мысль Локтева, но сейчас мне важно было логически завершить свои рассуждения.

— Ты понимаешь меня? — спросил я Березкина.

— Разумеется. Ты допускаешь, что один из соплеменников оказался менее доверчивым, чем другие. Он проник в глубину пещеры, чтобы выяснить причину вздохов, и именно его следы мы видели вчера. Выяснил он или не выяснил — бог весть, но колдуна вообще не устраивала проверка, и он расправился с дерзким…

— Я ж про то и говорю, — снова вмешался в разговор Локтев. — Нельзя подрывать основы…

— А может быть, наш герой был первым мыслителем среди людей, — тихо сказал философ Петя. — Может быть, он первым спросил у природы — почему?.. Ведь был же такой человек, хотя мы никогда не узнаем его имени! И он сам постарался ответить на свой дерзновенный, на свой гениальный вопрос… Он не верил колдуну. Он хотел своими глазами увидеть того, кто вздыхал в пещере. Или того, кто залечивал раны воинам… А колдуны всех времен и народов очень не любят, когда сомневаются и задают вопросы. Бездумная вера — вот что требуется колдунам. И полная покорность, полное и беспрекословное признание их авторитетов. Вот и действовали колдуны по принципу: если начнешь доказывать, можешь не доказать; поэтому — приказывай! И приказывали… Но не все соглашались, к счастью, быть благоразумными, некоторые не отрекались… Даже если бунтари не все могли объяснить, как, например, наш босоногий — радиацию, — все равно, они больше уже не верили колдунам. Там, где солгали один раз, солгут и второй, и третий… Героя нашего босоногого постигла, наверное, судьба многих других сомневавшихся: его согнули духовно или уничтожили физически — изгнали из племени или еще что-нибудь придумали…

В тот момент мы все говорили и думали так, как будто уже неопровержимо доказали, что следы в глубине пещеры и наскальные рисунки рассказывают о судьбе одного и того же человека. Но мы ничего не доказали, и все-таки… Все-таки внимательно слушали Петю.

— Если я не ошибаюсь в своем предположении, — говорил он, — то мы, пробившиеся к знанию, — прямые наследники мыслителя, сломленного в неравной борьбе с колдуном. Он начал дело, которое победило, хотя сам был опозорен в глазах современников, и художник постарался увековечить его позор…

Петя перевел дыхание, взглянул в сторону пещеры и продолжал:

— Представляете, как это происходило? В темной пещере, при неверном свете факелов из смолистых ветвей можжевельника, колдун в присутствии всего племени вершил суд над одним из самых первых мыслителей человечества, и соплеменники издевались над ним, проклинали его, Он стоял перед ними, склонив голову, плечи его опустились, словно не выдержав непосильного груза, и он даже не подозревал, что вышел из борьбы победителем, что тысячи и тысячи придут ему на смену, пойдут его путем — путем сомнений, путем исканий. А согбенная фигура человека, позднее превратившаяся в вопросительный знак, — она символизирует тяжкий путь познания, борьбы с ложью религий, канонизированных авторитетов. Так уж складывалась история, что ложь всегда подкреплялась властью, и потому борьба с ней была неимоверно тяжела. Пусть согнута фигура человека, но вопросительный знак — это все-таки самый гордый знак из всех, известных людям. Я поместил бы его на знамени человеческого прогресса, на знамени науки…

Маленький, белобрысый, раскрасневшийся Петя был прекрасен, когда произносил свой возвышенный монолог. Мы с Березкиным полагали, что Петя немножко увлекся. Во всяком случае, мы не могли поручиться, что все происходило так, как рисовало его воображение, хотя в глубине души верили, что сумели проследить еще одну человеческую судьбу..

Последний хроноскопический опыт, проведенный у подножия Хаирхана, мы расцениваем как неудачный и до сих пор не можем убедительно объяснить причину появления на экране вместо человеческих фигур знаков препинания. Но все это не исключает, а скорее даже предполагает полное право тех, кто ознакомится с моими записками, отстаивать свое суждение о смысле рисунков и их связи со следами в глубине пещеры…

…На следующий день желтая степная дорога стремительно катилась под колеса нашей машины. Не отрываясь, я смотрел на зубчатый гребень Хаирхана, и вдруг впервые за все время он показался мне не медведем, мирно дремлющим на берегах Енисея, а огромным взъерошенным вепрем, устремившимся в погоню за нами… Он не отставал, этот бешеный вепрь, он не уменьшался в размерах, нарушая законы перспективы, и мне почудилось, что колеса нашей машины крутятся на одном месте и вепрь непременно догонит нас, подденет обнаженными клыками…