Львовская гастроль Джимми Хендрикса - Андрей Курков

На улице они успели попасть под мимолетный солнечный лучик. Тарас взял Дарку за руку. Мягкая тонкая ткань перчатки не мешала ему.

— Как только пойдет дождь, побежим в ближайшее кафе! — предложил он.

Дарка кивнула.

Перерыв в дожде довел их до бара «Доминик» на Федорова. Там им пришлось задержаться на часик, пока дождь, превратившийся в настоящий ливень, не затих, не прекратился, давая влюбленным возможность снова прогуляться по старому центру Львова.

— Как твоя аллергия? — осторожно спросил Тарас, осмелев после коньяка.

— Пока не беспокоит, — ответила Дарка. — Я же умненькая! Я ее не провоцирую!

— Знаешь, мне тут один клиент из Польши сказал, что в Бельгии придумали новые лекарства от аллергии, — Тарас заговорил неуверенно, негромко. — Если хочешь…

Дарка отрицательно мотнула головой.

— Осторожность — лучшее лекарство! — сказала она. — Осторожность и трезвость!

Около шести Дарка попросила Тараса посадить ее в такси и уехала домой отдохнуть перед ночной сменой.

Моросил дождик. Тарас шагал домой в приподнятом настроении. Проходя мимо мини-маркета, не удержался и зашел, чтобы купить маленькую бутылочку коньяка. Уже в своем дворе на Пекарской заметил, что окна в квартире Ежи Астровского светятся. Возникло желание поболтать с соседом.

Ежи, открыв двери, обрадовался. Охотно впустил Тараса в коридор, но тут же попросил снять ботинки.

— У меня сегодня убрано, — сказал, и в его интонации одновременно прозвучали и гордость, и извинения.

В комнате действительно было чисто. У Тараса возникло ощущение, что уборка тут только-только закончилась. На подоконниках обоих окон, обнаженных сдвинутыми в сторону занавесками, стояли четыре вазона со взрослыми столетниками — по два на каждом подоконнике. Парикмахерское кресло было снова покрыто простыней. Столик, за которым они недавно втроем с Оксаной пили кофе, украшала зеленая стеклянная ваза. Из нее скромно выглядывала красная головка искусственной розы.

Тарас поставил бутылочку коньяка рядом с вазой и оглянулся на хозяина.

Ежи отрицательно замотал головой.

— Я здесь больше не пью, — мягко, не желая обидеть гостя, заявил он. — Только в культурных общественных местах! Кстати, у меня есть хороший чай! И чайник я купил новый! Со свистком!

— Ну я как-то уже настроился на коньяк. — Тарас бросил взгляд в сторону окон, за которыми на их двор опускались сумерки.

— Одно другому не мешает. — Хозяин квартиры пожал плечами и ушел на кухню.

Принес рюмочку и две чайные чашки. Тарас тут же наполнил рюмочку коньяком. Пригубил.

— Я посоветоваться хотел, — признался хозяину квартиры.

— Со мной? — удивился Ежи.

— Ну да, по-соседски.

Ежи закивал.

— Конечно, конечно, если я чем-то могу помочь… Я с радостью, ты же знаешь…

— У тебя, кстати, никаких редких болезней нет? — спросил вдруг Тарас, перейдя на полушепот.

— Нет, а что?

— Да так, просто… У моей девушки сильная аллергия на деньги…

— На деньги? — удивился Ежи.

И тут из кухни донесся нарастающий свист чайника.

Разговор прервался ненадолго, но через пару минут Ежи снова уселся на свой стул.

— И она что, терпеть не может деньги?

— Не она, а ее тело. Сразу высыпания, покраснения, зуд… А вчера мне один знакомый поляк предложил для нее лекарства… Бельгийские…

— Так это ж, наверное, дорого…

— Нет, можно сказать — бесплатно, но за услугу…

Ежи задумался. Лицо его стало настолько серьезным, что и Тарас замер, ожидая услышать мнение соседа.

— Знаешь, — наконец заговорил Ежи, — я бы на твоем месте ее не лечил…

— Почему?

— У тебя что, много денег? Если у нее аллергия на деньги, значит, ей и без них хорошо! Моя первая жена… — В глазах Ежи блеснули внезапные слезы. — Она наоборот, так деньги любила, что мне пришлось ее разлюбить. Если б только у нее была аллергия на деньги! Может, я сейчас был бы уже дедушкой…

— Может, выпьешь? — Тарас кивнул на бутылку коньяка. — Или добавить в чай?

Ежи решительно отказался, заслонившись на мгновение от бутылки поднятой ладонью.

О Дарке больше за столом не вспоминали. Соседа понесло по волнам собственной памяти. Он почувствовал в Тарасе благодарного слушателя и стал рассказывать о своем первом браке, о первой жене — Терезии Владимировне. Рассказывал с нежностью, как об утраченной драгоценности. За окном темнело и стихало, отчего свет трехрожковой люстры под потолком становился, как казалось Тарасу, всё ярче и ярче.

В какой-то момент Ежи замолчал, задумался. Потом встал и подошел к шкафу. Скрипнула фанерная дверца. Тарас, оглянувшись, увидел выглянувшие из шкафа рубашки и пиджаки, висевшие на плечиках. Ежи опустился на корточки и перебирал что-то внизу, под ними.

Тарас возвратил свой взгляд на полупустую рюмку. Допил коньяк.

— Вот! — радостно прозвучал за спиной голос хозяина квартиры. — Посмотри!

Тарас обернулся и увидел в руках Ежи длинное женское платье. Он его держал перед собой так, чтобы нижним краем платье касалось пола. Темно-синее, с мелкими яркими цветочками желтого и красного цвета, оно действительно было красивое.

— Подойди! — попросил Ежи.

Тарас поднялся со стула.

— Возьми его тут, — он взглядом указал на свои руки.

Тарас взял платье за плечи, сменив Ежи. Оно оказалось удивительно легким, почти невесомым.

А Ежи отошел на пару шагов в сторону и замер, снова остановив на платье свой взгляд.

— Видишь? — спросил он через минуту. — Нет, тебе не видно!

Он снова подошел, завел ладонь за платье, прикоснулся ладонью к мягкой легкой ткани.

— Она была такая стройная! — снова посмотрел на Тараса. — Когда забирала свои вещи, устроила из-за этого платья скандал! Всю квартиру перерыла! А я его у Аркадьевны спрятал, у старухи, что напротив жила. Надо было что-то на память оставить… Да и не хотел, чтобы она в этом платье перед кем-то другим вертелась. Ты, кстати, понюхай! Понюхай платье!

Тарас поднес платье к лицу, уткнулся носом в ткань. Ощутил едва-едва различимый сладковатый запах.

— Духи «Красный октябрь», — пояснил Ежи. — Ее любимые. Я раз в году ими платье опрыскиваю… И видишь, моль его не берет!

Тарас вернул платье Ежи, возвратился за стол, обремененный внезапной мыслью о том, что он ни разу не видел Дарку в платье. Всё время джинсы да свитера, и перчатки, десять, наверное, пар разноцветных длинных, до локтя, перчаток. Хотя без них она не может, без них ей нельзя!

Ежи, спрятав платье обратно в шкаф, заварил свежего чаю и снова уселся напротив. Его лицо выражало тихую радость и спокойствие. Его лицо так светилось особенной чистотой помыслов и чувств, что Тарас замер, глядя соседу в глаза. Замер и напряженно вслушивался в наступившую тишину. Говорить больше не хотелось.