Демонология Сангомара. Хозяева Севера - Д. Дж. Штольц

что Уильям жив. Но ради всех богов, поговорите с ним. Может, вам обоим станет легче!

– Из-за Гейонеша и ран он очнется не сразу. – Филипп погладил дочь по волосам, украшенным золотым обручем. Затем продолжил: – Хорошо, мы задержимся до того момента, как я смогу поговорить с ним. И может быть, я пообщаюсь с Мариэльд, хотя это все равно бесполезно.

– Но это хоть что-то! – взмолилась девушка. – Пускай он называется не Тастемара, а Лилле Аданом, но, отец, может, когда-нибудь он станет вам хорошим другом, подобно Гиффарду или Горрону!

– Йева… Я рад, что у меня такая прекрасная дочь.

Филипп привстал с кресла и ласково обнял ее. Он не стал говорить, что она наивна, чтобы не лишать надежды, а молча поцеловал ее в нос. Йева сморщилась, но нос не вытерла – стерпела.

Граф же на это вымученно улыбнулся.

– Наконец-то ты ожила. Теперь я вижу ту самую Йеву, которая была перед моими глазами до того, как я сказал тебе о смене решения по наследованию дара.

– Я хочу увидеть вас таким, каким вы были раньше: живым и деятельным!

– Постараюсь… – Филипп вздохнул. – Хотя насчет дальнейшего общения не уверен. Во-первых, Ноэль слишком далеко, чтобы рассчитывать на это, а во-вторых, Мариэльд вряд ли в ближайшую сотню лет отпустит его от себя.

– С вашим бессмертием это время пролетит незаметно. – Дочь печально улыбнулась оттого, что сама больше не увидит Уильяма. – Мы переживем это, отец, обязательно переживем. А вот что происходит с Леонардом, мне не нравится…

Вспомнив, Филипп нахмурился.

– Я поговорю с другими старейшинами, – быть может, мне удастся дать ему то окружение, которое он так страстно желает… Ладно, Йева, на сегодня объятий довольно. Прошу, оставь меня – я должен подумать. И попроси Эметту подготовить к завтрашнему вечеру нарядные костюмы.

– Что будет завтра вечером?

– Я думаю, традиционный небольшой ужин в Красном зале, где все прибывшие обменяются перед отъездом новостями. Все-таки мы встречаемся нечасто.

– Там будет Уильям?..

– Конечно, к этому времени он уже должен очнуться. А графиня Ноэльская обязательно постарается показать своего сына, в этом я почему-то не сомневаюсь. – Филипп качнул головой.

Кивнув, Йева покинула богато обставленные покои и вернулась в свои, где сидела Эметта. Служанка пребывала не в лучшем настроении. Прикусив нижнюю губку, она сидела и зашивала свое платье, но, впрочем, стоило ей увидеть вошедшую госпожу, как она немедленно подняла голову.

– Ну что? – с придыханием спросила она.

– Уильям остается жив и уезжает в другие земли.

– Получается… Лео остался обычным вампиром? – глуповато переспросила служанка.

– Да, – ответила Йева.

Служанка замерла над шитьем, и вместо сожаления на ее лице появилась улыбка, ядовитая и мстительная. Так улыбаются женщины, увидевшие падение ненавистного им мужчины. Она еще немного посидела в какой-то отстраненности, но уже через мгновение снова ловко заработала иглой.

– Госпожа, мы же задержимся здесь? – поинтересовалась она как бы вскользь.

– Да, на день или два точно.

– Спасибо, госпожа… Просто вдруг стало интересно…

– Кстати, подготовь к завтрашнему вечеру нарядное платье с вышивкой на плече, – вспомнила Йева, чьи мысли занимали теперь лишь двое мужчин: отец и Уильям.

– Как прикажете…

* * *

Дело было к вечеру.

Солнце едва поднялось на востоке, укрылось в тучах, обошло Молчаливый замок и стало садиться на западе. Ненадолго оно осветило левую башню, а также все расположенные там комнаты. Когда его золотистый луч скользнул по лицу спящего Уильяма, тот поморщился. Рядом с ним была чаша, из нее тянулся ввысь дым, который окуривал бессознательное тело, погружая его в продолжительный целебный сон. Уильяма омыли, перевязали, переодели в белоснежную рубаху с высоким воротником и серые шаровары из мягкой ткани, и теперь он лежал на кровати под светлым балдахином.

Заметив, что солнце доставляет молодому господину неудобство, из-за большого стола в центре комнаты подскочила служанка и быстренько поправила балдахин. Затем она вернулась, присела на колени и продолжила шить вместе со своей сестрой. Девушки, сероглазые, темноволосые и стройные, бросали на спящего любопытные, но быстрые взгляды – остерегались замечания.

Рядом с ним сидела в кресле, закинув нога на ногу, Мариэльд де Лилле Адан в сером платье. Ее волосы на ноэльский манер заплели в несколько кос, затем соединили их в одну и украсили серебряными шпильками в форме цветов. За своим обретенным сыном графиня наблюдала с легкой улыбкой. Тут же, у кровати, было еще одно кресло. Его поставили специально для лекаря, который приходил время от времени и занимался ранами Уильяма.

В дверь постучали.

Служанки встрепенулись. Одна из них подорвалась и побежала открывать дверь. Мариэльд так и осталась сидеть в кресле, не поведя и бровью, – продолжала наблюдать за сыном, будто и не было никакого стука, будто все обыденное ее мало касается. Когда внутрь вошел граф Тастемара, она едва повернула голову в сторону служанок.

– Оставьте нас одних, – тихо, но властно приказала она.

Комната мигом опустела. Граф устроился в кресле напротив графини. Сперва он строго всмотрелся в спящего Уильяма, принюхался к чаше и, убедившись, что там всего лишь успокаивающие травы, обратил взгляд на Мариэльд. Только он хотел открыть рот, как его опередили:

– Филипп, твой приход сюда бесполезен.

– Знаю, – ответил граф и снова посмотрел на спящего. – Но я не мог не прийти к Уильяму.

– Здесь больше нет Уильяма…

Мариэльд поднялась, подошла к столу у противоположной стены, взяла оттуда какую-то бумагу и, шелестя юбкой, вернулась. Филипп вчитался в переданную бумагу. Это был подписанный Летэ фон де Форанциссом, с проставленным гербом и печатями, документ, который извещал об усыновлении юноши и принятии его в род.

– Юлиан де Лилле Адан? – поднял брови граф. Он принялся перечитывать в малейшей надежде, что хоть где-то закралась ошибка.

– Да, Юлиан. Как мать, я дала ему другое имя, – кивнула графиня.

Документ был оформлен идеально. Вернув его, Филипп положил руку на подлокотник кресла, устало подпер лоб раскрытой ладонью и прикрыл глаза. Он прекрасно понимал, что не в силах вернуть потерянное, что он проиграл, но все равно что-то заставило его прийти сюда – к Уильяму, а теперь уже Юлиану. И дело было не только в обещании любимой дочери.

– Я прошу вас, сир’ес, донесите до него хотя бы то, что я изменил свое решение, – тихо попросил он после недолгого молчания.

– А зачем? – мягко спросила графиня.

Филипп поднял голову, хмуро посмотрел на нее.

– Вы не собираетесь рассказывать ему?

– Я не вижу в этом никакого смысла. У тебя была возможность сделать это до зачитывания бумаг, и ты ее упустил.

– Тогда я поговорю с ним сам, как только он проснется.

Тут Филипп обратил внимание на низкий столик в центре покоев, где сидели служанки. Он посмотрел через плечо графини.

– Попробуй… – По губам той проползла змеей улыбка. Она ненадолго обернулась и тоже бросила быстрый взгляд в сторону столика.

Между тем граф Тастемара поднялся из кресла и приблизился к нему. Наклонившись, он стал рассматривать результат труда швей – предназначенные Уильяму одежды.

Ноэльцы называли себя скорее южанами, нежели северянами, так что предпочитали раздельный верх и низ. Они носили узкие шаровары, подпоясывали их широким кушаком, заправляли в них белоснежные рубахи с высоким воротом. Именно поэтому Филиппа ничуть не удивили ни ноэльские цвета (голубой, серый), ни фасон одежды, но его внимание привлекла сама ткань. Это был дорогой арзамас, привезенный из-за Черной Найги: он долго не изнашивался, был приятен телу и в холод и в жару, а его отличительная особенность состояла в том, что шили из него только умелые мастера.

Вероятно, наряд подогнали по размеру заранее, что, учитывая высокий рост Уильяма, было странным. Дотронувшись до вышитого на рукавах цветка голубого олеандра, символа Ноэля, до ровных швов и украшенного витиеватым узором воротника, Филипп поразился сложному исполнению костюма. В углу комнаты, на табуретах, он увидел другие готовые запасные наряды. Черный длинный плащ с прорезями для рук, украшенный по горловине и капюшону белыми олеандрами, сапоги из мягкой кожи – все это, похоже, было сшито давным-давно и теперь просто ожидало своего часа.

Граф осторожно заметил:

– Сир’ес, эти вещи невозможно подготовить ни за день, ни за неделю. Работа очень тонкая, кропотливая. Тем более за арзамасовые ткани берутся только лучшие мастера.

– Да, ты прав. И что в этом такого? – весело ответила графиня.

Она сидела в кресле и наблюдала за сыном, не обращая никакого внимания на стоящего позади нее старейшину. Ее седые косы лежали на плечах, а с лица не сходила легкая полуулыбка.

– Получается, –