Тоннель - Вагнер Яна

К тому же, пока он не заглянул в переноску, лежавший в ней кот оставался живым, и можно было надеяться, что он просто смирился, отвернулся и спит. Сам он, доктор, такого подарка, конечно, не заслужил, но у кота была собственная невинная карма, и вмешаться сейчас в ее работу значило навредить ему, приманить к нему смерть. Так что доктор просто сидел на грязном асфальте, не двигаясь, ровно посередине между умирающим водителем Фольксвагена и запертым в переноске котом, задыхался от жары и смрада и ждал.

А мальчик продолжал дышать. Неглубоко, едва слышно и так редко, словно кислород был больше ему не нужен, и слабые нерегулярные вдохи были следствием обычной инерции, механической мышечной памяти. Всё в его перемотанном бинтами теле замедлилось и готовилось к остановке — легкие, сердце, течение крови по венам. Уже отключились почки и печень, замер кишечник, кожа остыла и начинала терять цвет. Тело больше не думало, не двигалось, не испытывало боли, у него осталась всего одна, последняя задача, которая близка была к завершению, и одуревший от усталости маленький стоматолог понимал, что занял сейчас не свое место и не имеет права при этом присутствовать. И ненавидел себя. За то, что чувствует свою затекшую ногу, мучается от запаха, помнит про кота и про беззащитную новенькую машину и гадает, как долго это еще продлится. За свое некрасивое желание наконец освободиться и уйти отсюда и за то, что не смеет уйти, хотя давно уже здесь не нужен, как будто кто-то невидимый продолжал оценивать его даже сейчас. И выходило, что он остался не потому, что хотел этого сам, а из боязни не оправдать ожидания какого-то постороннего судьи, притом что никакого судьи не существовало. Они все ушли, бросили его. Насколько хватало глаз, тоннель перед ним был пустой — желтые лампы, мусор, три линии дорожной разметки, сходившихся в месте, где бетонная труба загибалась влево, и ни одной машины, кроме его собственной зеленой Шкоды. Одинокой и пыльной, как будто она простояла так две недели. И ему показалось внезапно, что, может быть, так и есть. И там, за поворотом, тоже ничего нет — только разметка, мусор и тишина, и во всем тоннеле остался только он, последний живой человек наедине с четырьмя безымянными мертвецами.

Ему остро вдруг захотелось крикнуть что-нибудь глупое, детское — например: эй! Тут есть кто-нибудь? Или просто вскочить, пробежать триста метров до поворота и убедиться, что они всё еще там, машины и люди, увидеть их хоть на секунду. Но даже на это решимости у него не хватало. Из-за того же придуманного невидимого судьи он не осмелился позволить себе даже панику и просто сидел с колотящимся сердцем, дышал ртом и думал: все нормально. Нормально. Часы показывают два с четвертью, а значит, сейчас середина дня, и совсем недавно все еще были здесь, хлопали дверцы, кричали регулировщики и сердитая женщина в кроксах ругала его за упрямство и требовала отдать ей ключи от Шкоды. Доктор помнил этот разговор и свою уверенность в том, что она вернется, чтобы проверить его и мальчика, и снова будет ворчать и ругаться; и раз она до сих пор не приходила, прошло часа полтора, не больше, он ведь не спал. Конечно не спал, не мог же он заснуть. Или мог? Время возле решетки как-то странно искривлялось, это доктор заметил еще прошлой ночью, и если он все же заснул, господи, если в какой-то момент он, отравленный зловонием и одиночеством, все-таки отключился, тогда сейчас опять ночь, начало третьего, и поэтому так тихо. И никто не придет.

Молоденький Фольксваген выдохнул еще раз — хрипло, как будто в горле у него стояла вода. Доктор закрыл глаза. Перестань. Пожалуйста, перестань, подумал он, ужасаясь сам себе, перестань дышать. И сразу же, как если бы именно это от него и требовалось — сдаться наконец и признать свое ничтожество, услышал голоса и гулкий стук шагов по асфальту. ПОНЕДЕЛЬНИК, 7 ИЮЛЯ, 14:08

Шестеро строителей из синего микроавтобуса, которые накануне опоздали на поезд, в начале тоннеля еще не были ни разу, так как пропустили большую часть событий, случившихся после закрытия ворот. Вернувшись к себе, они долго сначала подсчитывали убыток от пропавших билетов и ссорились с бригадиром, а придя наконец к непростому соглашению (потому что ехать поездом нужно было всего четверым, а заработок был общий), все остальное время проспали в салоне безмятежно и крепко, как поступил бы всякий, чья безрадостная многомесячная вахта закончена, до дома далеко и делать больше особенно нечего. Так что ни о смерти толстяка-полицейского, ни о переписи пассажиров они не знали, скандала вокруг Газели не застали и про обещание чиновницы из Мерседеса раздать воду, еду и лекарства тоже не слышали ничего. Разбудил их только перегон, когда двигатели вокруг заревели, а к ним вломилась какая-то нервная девица, кричала и размахивала руками, и поняли они одно: тоннель по-прежнему запечатан с обоих концов, но ехать почему-то все равно надо, причем не вперед, а назад. Спорить с чужаками на их территории — себе дороже, тут все шестеро были заодно и машину передвинули без возражений, но после того как все снова стихло, обсудили положение между собой и решили, что вокруг творится уже по-настоящему опасная дичь и пора из нее выбираться, пока не поздно. Спустя полчаса они собрали все самое ценное и необходимое, заперли микроавтобус и направились к ближайшим воротам.

Налегке они, без сомнения, добрались бы раньше, но первые двое тащили дизельный генератор, вторые — строительный компрессор, а третья двойка — канистры с соляркой и отбойный молоток, так что путешествие заняло добрых сорок минут. Как ни странно, группа тяжело нагруженных мужчин особенного внимания не привлекла — к этому времени многие давно уже побросали свои машины и бродили туда-сюда по проходам, другие и вовсе ушли в хвост колонны, чтобы разузнать насчет воды и продуктов, а прочие оказались нелюбопытны. Никто не пытался задержать их, им не задали ни единого вопроса, и все же шагали они быстро и не глядя по сторонам, как солдаты отступающей армии, без перекуров и остановок, и передохнуть отважились только после того, как обитаемая часть тоннеля закончилась и впереди остались последние триста метров пустого асфальта.

Первым, что их неприятно поразило, был запах. Тяжкий приторный дух разлагающихся тел, которые пятнадцать часов пролежали на жаре. Еще через сотню шагов они разглядели его источник — искореженный смятый Фольксваген Гольф — и наконец поняли причину, по которой у передних ворот не было теперь ни одного автомобиля, но от плана своего отказываться не стали. Напротив, не сговариваясь, пошли живее, потому что сейчас-то уж точно надеялись исполнить его без свидетелей. Тем сильнее потрясло их последнее открытие, поджидавшее у самой решетки: маленький всклокоченный незнакомец в очень мятой рубашке, бледный и тоже скорее похожий на труп, который бросился к ним навстречу и закричал:

— Ну наконец-то! Господи, что ж вы так долго! А скорая? Они уже здесь? — а потом вытянул шею и принялся жадно смотреть куда-то им за спину.

Его нетерпение было так убедительно, что смущенные строители даже машинально обернулись, поверив на секунду, что оттуда, сзади, в самом деле мчится помощь, как при аварийном приземлении самолета: бело-красные экипажи парамедиков с мигалками, пожарные и полиция, мобильный трап и бульдозер. Но никого там, конечно, не было и никто не мчался, стояла посреди желтой пустоты чья-то грязная легковушка, и растрепанный человечек, очевидно, просто свихнулся и бредил, как и все остальные в этом богом забытом месте. Переглянувшись, они молча обогнули малахольного крикуна, сгрузили свою ношу у стены и принялись разматывать провода. Половину последних суток они провели в раскаленном салоне микроавтобуса, только что полтора километра тащили на себе кучу железа, им было тошно и жарко и очень, очень хотелось домой.

Измученный стоматолог, все еще уверенный, что перед ним — первый отряд спасателей, мужественных архангелов из верхнего мира, у которых нет времени на разговоры с негодными смертными, совершенно не обиделся и за их работой наблюдал с благоговением. Да, он немного удивился тому, что сначала прислали техников, а не врачей, но, с другой стороны (и он тут же с готовностью принял объяснение, которое сам же и придумал), с другой стороны, это было абсолютно логично. Ну правда, конечно, там ведь уже знали про решетку и что к пациенту через нее не добраться, не могли не знать, им ведь наверняка рассказали. А может быть, мечтал доктор, может, скорая уже здесь, просто ждет с той стороны бетонных дверей, потому что так быстрее. Именно так и нужно, правильно и умно было сделать — распечатать выезд и впустить реанимобиль, а не пытаться проехать на нем сквозь набитый машинами тоннель. И мешать этим суровым людям, которые заняты по-настоящему важным делом, ни в коем случае было нельзя, так что он запретил себе отвлекать их, хотя ему хотелось спросить о многом. Например, что же все-таки случилось. Или хотя бы: день сейчас или ночь.