Врата небесные - Эрик-Эмманюэль Шмитт
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Он придвинулся с намерением потереться своим бедром о мое. Я ловко увернулся.
– Ты даже не знаешь, Диана, как это хорошо, – облизывая губы, пробурчал он.
И приблизился ко мне. Я отступил на несколько шагов. Движимый похотью, евнух снова шагнул вперед. Мой отказ не успокаивал его, а только распалял еще больше.
– Ни один мужчина не занимается сексом, как я. Никто не удовлетворит тебя так. Потом ты уже не сможешь без этого обходиться. Не вынуждай меня брать тебя силой.
Я отступил. Что делать? Поколотив этого пылкого влюбленного, я разоблачу себя. Если позволю щупать меня, он и сам догадается. Закричать? Голос выдаст меня… Да и кто придет мне на помощь?
Он придвинулся вплотную. В последний момент я придержал его и сладко прошептал:
– Нынче вечером…
– Что? – воскликнул он.
А вдруг он различил мой низкий голос, хотя я и шептал?
Я едва слышно выдохнул:
– Нынче вечером! Нынче вечером я с тобой. И целую ночь.
Его физиономия осветилась искренней радостью, которая даже смягчила его уродство.
– Нынче вечером? Правда?
– Нынче вечером! – подтвердил я.
Он сиял. Совершенно очевидно, он не привык добиваться своих целей без насилия. Обещанное мною свидание вознаграждало его сверх всякой меры.
– О да, красавица моя! – воскликнул он. – Нам потребуется целая ночь, чтобы поразвлечься. Значит, до вечера? Заметано?
Я кивнул с деланой стыдливостью. Затем помахал ему на прощание, развернулся и засеменил к своей комнате, стараясь двигаться как можно грациознее.
Скорей найти Нуру! Нельзя терять ни минуты!
Решетчатое деревянное панно в моей клетушке заменяло наружную стену и выходило во внутренний двор, что позволяло мне незаметно наблюдать за окрестностями. Я присел возле него и сосредоточился на узницах.
Сняв свои покрывала, они безмятежно прогуливались в стороне от солдат, которые взяли их в плен, вдали от людей, которые присутствовали при том, как их везли в телегах. У тех немногих, кто не избавились от вуалей, они развевались, как волосы, не утаивая девичьих лиц и шеи. Из этого я заключил, что в своем одеянии – то есть в наряде Дианы – слишком контрастирую с ними. Мне лучше было уединиться в помещении и не показываться никому на глаза, тем более что в самых разных уголках неожиданно возникали тени бдительных стражников и разносивших блюда, фрукты и соки евнухов. Несмотря на великолепие здешних мест и этих женщин, а также великолепную растительность, призванную скрасить неволю, флигель оставался тюрьмой.
Сдавленные вздохи и хлопанье крыльев заставили меня поднять голову: над моим жилищем свила гнездо голубка. Ее тоскующая душа ворковала, и я не смог не услышать в этих звуках крик моей любовной тоски.
Я до сих пор не нашел Нуру. Может, мне стоит исследовать каждую келью?
Прозвучал гонг. Затворницы поспешно переместились к примыкающей к нашему зданию постройке. Куда они побежали? Я в растерянности прильнул к деревянной решетке и смотрел, как они удаляются.
– Ну что, красавица, ты совершила омовение?
Я вздрогнул. В галерее, прямо против моего окна, стоял Бальмунамхе. Захваченный зрелищем странной процессии, я пропустил его появление. При виде его смуглой физиономии, огромных глаз и толстых губ меня снова пробрал озноб.
– Неужели нынче вечером мы не хотим быть нежной и благоухающей для Бальмунамхе?
Он опустился на колени и протянул мне выдолбленную горькую тыкву. Я попытался понюхать настой жасмина, не открывая лица. Затем он сунул мне обернутый льняной тканью предмет.
– Подарок от Бальмунамхе. Ирисовая вода.
Я осторожно принял сверток и как можно нежнее ответил:
– Спасибо.
Он томно всколыхнулся всем телом.
– Поторопись, красавица.
Я поднялся на ноги, опустил створку, прикоснулся к Бальмунамхе, следя, чтобы он не погладил меня, и мелкими шажками засеменил вдогонку за спешащими пленницами.
Он двинулся следом. И вдруг, в полном согласии со своими дружками самых разных габаритов: тощих или толстопузых, которые уже толпились перед крыльцом, резко остановился.
– Жду тебя здесь. Мужчины остаются снаружи. Инанна говорит, что, если любопытство толкнет их на то, чтобы проникнуть в женские бани, их глаза будут прокляты.
Я вошел. Совершал ли я кощунство? Рисковал ли быть наказанным? Мне показалось, что важнее избавиться от общества Бальмунамхе, нежели избежать гнева Инанны, этой экзотической Богини, в которую я не верил.
Полумрак, а затем и заполнившие помещение с высокими сводами шум, крики, смех, шлепки, плеск воды и оклики застали меня врасплох. Напоенный ароматами влажный воздух подобно плотной жидкости замедлил мои шаги и дал моим глазам время привыкнуть.
Все это таинственное помещение, освещенное проникающими сюда сквозь узкие бойницы косыми лучами солнца, занимал мраморный бассейн. Украшенные колоннами углубления вокруг него образовывали небольшие закутки, где могли поместиться двое. Десятки женщин мылись, завернувшись во влажные простыни или обнаженные, на каменных бортиках или в воде. Никогда прежде я не видел столько бедер, грудей, плеч, предплечий, животов и ягодиц. Все они были ослепительны: брюнетки с газельими глазами, блондинки с синим взором, шатенки со жгучим взглядом, рыжие с прозрачной кожей, черноволосые с обильными формами, едва достигшие половой зрелости с торчащими грудками, молодые с крепкой грудью и зрелые – с тяжелой и отвисшей. Кровь мгновенно прилила к моему члену. Уверенный, что, распознав мое самозванство, они раскричатся, я в панике забился в нишу.
Когда я убедился, что никто не обращает на меня никакого внимания, мой взгляд вновь продолжил блуждание по их формам, а сердце билось так, что едва не разрывалось. Мне нравилось все: упругие мясистые тела, тонкие талии и пухлые бока, чопорные осанки и расслабленные, торчащий пупок, спрятанный пупок, пупок в виде щели, углубленный пупок и пупок пуговкой. Некоторые справлялись самостоятельно, многие помогали друг другу, соседка намыливала соседку, терла и ополаскивала ее. Присмотревшись внимательнее, я стал различать сообщниц, соперниц, одиночек, равнодушных, угрюмых, безмятежных, уморительных, отчаявшихся, неистовых и обаятельных.
До чего необычно для мужчины оказаться среди женщин в их естестве! Одних женщин мы принимаем одетыми, других – раздетыми. Нагота не только выставляет напоказ телосложение, она обнажает душу. В той бане, хотя все они были прехорошенькие, нагота проявляла одних и скрывала других. Эта девушка, обнажившись, напрочь уничтожала свое обаяние – та, сбросив одежды, превращалась в царицу. Кое-кто откровенно позировал, гордясь своей грудью, расправив плечи, выставив напоказ все свои изгибы и сексуальность. Другие, напротив, сожалели о том, что позволило бы им проявить себя: о своих одеждах, тканях, украшениях и притираниях; смущенные, съежившиеся, чтобы скрыть себя, они лишались
