Звездоплаватели - Георгий Мартынов

Напротив Пайчадзе, между женой и сыном, неподвижно сидел старший инженер звездолета Константин Васильевич Зайцев. Он казался совсем спокойным.

Забившись в самый дальний угол, стоял у стены Геннадий Андреевич Второв. Миловидная блондинка обеими руками сжимала его руку и то смеялась, то вдруг начинала плакать. На энергичном лице Второва застыла гримаса страдания.

Тесной кучкой, окруженные родными, стояли холостые участники полета: Орлов, Романов и Князев. Стараясь казаться спокойными, они часто смеялись, но смех звучал фальшиво.

Зато совсем естественно улыбался, прогуливаясь по залу под руку с женой, опытный звездоплаватель инженер-радиотехник Топорков. Его лицо, немного цыганского типа, с большими темными глазами, было так невозмутимо, точно он собирался ненадолго съездить в соседний город.

Мирно беседовали о чем-то не относящемся к полету врач корабля Степан Аркадьевич Андреев и польский биолог Коржевский, только три дня назад прилетевший в Москву, - их никто не провожал.

Но не только те, кто улетал с Земли, и их родные волновались в ожидании старта. Многие из остающихся не могли скрыть нервного состояния. Гул голосов то усиливался, то внезапно стихал, и в вестибюле вокзала наступала напряженная тишина.

– Пора бы, - тихо сказал Мельников, обращаясь к Белопольскому. - Многим тяжело, это ожидание.

Стрелки часов на стене вестибюля показывали четверть двенадцатого.

– Когда же он, наконец, приедет? - спросил Константин Евгеньевич.

– На шоссе творится что-то невероятное, - заметил кто-то из стоявших поблизости. - Машину Сергея Александровича могли задержать.

– Я не удивлюсь, если его принесут на руках вместе с автомобилем, - засмеялся Мельников.

Как раз в эту минуту отдаленный гул, все время слышный в открытые окна, резко усилился, перейдя в оглушительный шум, быстро приближавшийся к вокзалу. Очевидно, тот, кого ждали, был уже недалеко.

Все расступились, освобождая широкий проход от двери к месту, где стоял Белопольский. Корреспонденты, подняв свои аппараты над головой, пробирались поближе ко входу.

Директор Космического института, лауреат четырех золотых медалей имени Циолковского, Герой Социалистического Труда Сергей Александрович Камов показался на пороге двери в сопровождении президента Академии наук СССР и седого как лунь академика Волошина.

На мгновение остановившись и жестом руки ответив на дружные аплодисменты собравшихся, он быстрыми шагами пересек вестибюль и подошел к Белопольскому.

Мельников заметил мимолетный взгляд, брошенный Камовым на Ольгу, и одобрительную улыбку, мелькнувшую на его лице при виде спокойствия дочери.

– Долгие проводы - лишние слезы! - громко, чтобы все слышали, сказал Камов. - На корабль, Константин Евгеньевич!

– Мы только вас и ждали, - как всегда сухо ответил Белопольский.

– Прошу членов экспедиции собраться возле меня! - крикнул Мельников.

Пайчадзе первый, поцеловав жену и дочь, подошел к нему. Нина Арчилловна, ведя Марину за руку, направилась к лестнице.

Их примеру последовали и все остальные. Вестибюль опустел. В нем остались только участники полета и члены правительственной комиссии.

– Прощальные речи не приняты на наших стартах, - сказал Камов. - Скажу коротко - счастливый путь!

Он трижды поцеловался с Белопольским и пожал руки всем остальным.

Ольга все еще не уходила наверх. Она стояла возле Мельникова, крепко сжимая его руку. Внешнее спокойствие не покидало ее даже теперь, в минуту последнего прощания. Характер Камова, умевшего владеть собой при любых обстоятельствах, сказывался в его дочери.

– Оля! - позвал Камов.

Она молча поцеловала мужа (ее губы показались ему холодными как лед) и подошла к отцу.

Всем существом Мельников порывался к ней. Ему хотелось еще раз прижать ее к себе, но он знал, что этого нельзя делать. На него смотрели его товарищи по полету. Он не имел права показывать им пример малодушия.

– Поехали! - весело сказал Пайчадзе. - Кто со мной в первом вагоне?

Взяв под руку Станислава Коржевского, он подошел с ним к двери станции "метро". Даже не оглянувшись (а ему очень хотелось еще раз посмотреть в глаза Камову), он стал спускаться вниз.

– Вы проедете с нами на площадку? - спросил Белопольский у Камова.

– Нет. - Сергей Александрович показал глазами на Ольгу, которую крепко прижимал к себе левой рукой. - Мы посмотрим на ваш отлет с крыши.

Он еще раз пожал руку Белопольскому и, кивнув головой Мельникову, ушел наверх. За ним ушли все, кто еще оставался в вестибюле.

Участники экспедиции, один за другим, спускались вниз. Мельников сошел последним. Вагон, в который сел Пайчадзе и пять человек, бывших с ним, уже ушел, из туннеля выходил следующий.

Только когда вагон, наконец, тронулся и, набирая скорость, помчался вперед, Мельников почувствовал, что нервы пришли в порядок. Уже давно ставшее привычным спокойствие снова овладело им. Ольга и все, что было с ней связано, осталось позади. Впереди был знакомый старт, полет, просторы Вселенной, близкий его сердцу космический рейс.

Он посмотрел на своих спутников.

Белопольский казался всецело погруженным в свои мысли. Выражение его морщинистого лица было таким же, как всегда, и Мельников понял, что Константин Евгеньевич обдумывает предстоящий старт. Игорь Дмитриевич Топорков задумчиво смотрел в окно, провожая глазами мелькавшие зеленые огоньки. Ни тени волнения нельзя было заметить на его характерном лице с крупными, резкими чертами.

Трое других вызывали в Мельникове сочувствие, так сильно они волновались. Но он хорошо знал, что ничем, кроме личного примера, не может помочь им.

Геолог Василий Романов, механик атомных двигателей Александр Князев и Второв старались держаться поближе к Мельникову и сели с ним рядом. Они инстинктивно искали поддержки в его спокойствии, казавшемся им удивительным и непонятным. Встречая взгляд их глаз, тревожных и лихорадочно блестевших, Мельников ободряюще улыбался.

Они смотрели на него - заместителя начальника экспедиции, - как на старшего и опытного товарища, а давно ли он сам, начинающий звездоплаватель, с мучительным волнением ожидал первого в его жизни старта, ища поддержки своему мужеству у Камова и Пайчадзе. Прошло так мало времени, и вот он должен служить примером другим, в начале их космического пути, передавать дальше полученную от старших эстафету опыта.

Пайчадзе со своими спутниками встретил их на перроне станции "Центр". Наверх пошли все вместе.

Поле ракетодрома было совершенно пустынно. Только один человек медленно, словно прогуливаясь, ходил по краю отвесной стены стартовой площадки, на дне которой, подобно исполинскому киту, лежал "СССР-КС3".

Это был инженер Ларин. Как всегда, он последним провожал улетающих с Земли звездоплавателей.

Мельников заметил на самом горизонте неведомо откуда взявшуюся тучу и показал на нее Арсену Георгиевичу.

– Она нас не задержит, - пошутил Пайчадзе.

"Если будет дождь, Оля может промокнуть на крыше", - подумал Мельников.

Но эта мысль мелькнула как-то бледно и тотчас же исчезла. Знакомое ему чувство оторванности от Земли и ее дел, которое, как он думал, никогда не появится больше, снова овладело им. Словно не был он больше человеком Земли и то, что происходило на ней, не касалось его. Он любил Ольгу больше всего на свете, но и она отодвинулась куда-то далеко, в покрытую туманной дымкой даль прошлого, осталась в другой жизни, отличной от той, которая ждала его впереди. Находясь еще на Земле, он всем существом и всеми мыслями был уже в космическом пространстве. В противоположность другим участникам полета, которые сразу же, по выходе на поле, стали искать глазами здание вокзала, где находились их близкие, Мельников даже не взглянул в ту сторону. Он прямо направился к Ларину, и о чем-то заговорил с ним.

Молодые звездоплаватели восхищались его выдержкой и старались вести себя так же, как он. Только Пайчадзе, проводив глазами удаляющуюся фигуру друга, покачал головой и тихо сказал Белопольскому:

– Старое зло еще не умерло.

– Не думаю, чтобы это было так, - ответил Константин Евгеньевич. - Впрочем, увидим. Друзья! - обратился он к остальным спутникам. - Пора!

У входа в кабину лифта все по очереди пожали руку Ларину. Мельников видел, с каким волнением прощались с инженером многие из его товарищей, вспомнил, как сам, стоя высоко у входного люка "СССР-КС2", следил за машиной этого самого человека. Автомобиль Ларина казался ему тогда последним звеном между экипажем корабля и покидаемым человечеством.

– До свидания, Борис Николаевич! - обратился к нему Ларин.

– До свидания, Семен Павлович! Не задерживайтесь здесь! Уезжайте сейчас же!

– Не беспокойтесь. Счастливого пути!