Безвечность - Ольга Черных

— Это всё создано программой. На экран можно добавить те или иные элементы, изменить настройки под свой вкус. Смотри, это мой любимый режим, — сказал Кай и снова воспользовался пультом.

Он бы разбогател, если бы продавал людям билеты на пятиминутный сеанс в своей волшебной комнате. Или я настолько отстала от жизни, что космосом над головой уже никого не удивишь?

Я не знала, чего ожидать от «любимого режима» Кая, но когда он его включил, я пришла в восторг. Представив, что сижу не на пледе, а на ковре-самолете, я полетела сквозь звёзды. Они с бешеной скоростью проносятся мимо, что я не успеваю сосчитать, сколько раз небо поменяло цвет. Сначала оно было иссиня-чёрным, а сейчас стало нежно-розовым. У меня начинает кружиться голова от переизбытка впечатлений. Кай, видимо, заметил это, и звёзды стали замедлять ход, а вскоре вовсе остановились.

— Могу провести тебя через чёрную дыру, — предложил Кай, — но сначала давай поедим.

— Думаю, хватит на сегодня. Спасибо, от фруктов не откажусь, — ответила я, глядя на поднос, который всё время стоял за нашими спинами. Он заполнен нарезанными апельсинами, киви, яблоками, грушами, бананами и белым виноградом. Откуда он знает, какие фрукты я люблю?

— Угощайся. На кухне нас ждёт запечённая утка, овощной салат и картошка фри.

— Как часто ты готовишь? — спросила я, взяв кисточку винограда. Не отказалась бы от киви и апельсина, но Кай не позаботился о влажных салфетках.

— Всегда. — Кай произнёс это таким видом, будто стыдится своих кулинарных пристрастий.

Его самостоятельность говорит о том, что у него давно не было ни девушки, ни горничной. Отсутствие прислуги меня радует. Он не похож на зажравшегося Оливера, который только и думает о том, как бы поскорей удовлетворить свои первичные потребности.

— А как часто ты приходишь сюда? — Сколько вопросов я уже задала? Кай улыбнулся и откусил яблоко.

— Немного реже, чем готовлю, — ответил он и лёг на правый бок, подперев свободной рукой голову, при этом не отрывая от меня пристального взгляда. Его волнистые локоны обвили ладонь. В свете звёзд его глаза похожи на изумруды. Нас разделяет металлический узорчатый поднос и страх попасться в ловушку парня, который предугадывает мои желания. Мне стало неловко, и я, чтобы ненадолго отвлечься, сменила позу, поджав под себя колени и облокотившись на левую руку. Она почти коснулась волос Кая. Надеюсь, он не заметил, что моя рука покрылась мурашками. — Я прихожу сюда, чтобы отдохнуть от работы, подумать.

— И о чём ты здесь думаешь? — Ничего не могу с собой поделать и продолжаю задавать вопросы.

Может, Кай подсунул мне забродивший виноград? Меня охватила эйфория из-за того, что наше свидание стало похоже на пикник, сопровождающийся не будничным разговором, а чем-то более личным. Я уже привыкла к звёздной панораме, и мерцание почти не отвлекает моё внимание. А жаль. Именно из-за них я назвала мой визит к Каю свиданием.

— О том, что хочу жить вечно, чтобы узнать, чем всё кончится. Наша Вселенная безразмерна, а может, и нет. Мне бы хотелось стать свидетелем угасания Солнца или пришествия инопланетян, или войны миров, или…

— Это невозможно, понимаешь? — Его слова меня напугали. Как он может желать того, что разрушает меня? Нельзя допустить, чтобы эта дурная мысль поселилась в его голове. — Кем ты работаешь?

— Пишу сценарии фильмов, — ответил Кай, снова откусив яблоко.

Я могла бы сразу догадаться, что он пошёл по стопам отца, который был продюсером последнего фильма с моим участием.

— Тогда понятно, откуда взялись такие мысли. Ты фантазёр, — сказала я, положив на край подноса объеденную кисточку винограда, и взяла грушу. Можно оправдать своё молчание жеванием и успеть подумать над ответом за это время.

— Думаешь, так легко быть фантазёром? Человек, снимавшийся в кино, должен знать, что искусство — дело тонкое, — сказал Кай, сам не понимая, что бросил мне вызов.

— А что ты знаешь об искусстве? — Сейчас посмотрим, настолько ли Кай духовно просвещён, как хочет показаться. — Кто твой любимый художник?

— Айвазовский, — не мешкая ответил Кай и как будто не заметил иронию в моих словах.

— Дай угадаю, чем тебя зацепило творчество Ивана Константиновича…

— Здесь и гадать нечего, мне нравится, как передано море на его холстах, — перебил меня Кай.

За дуру меня принимает? У меня было восемь десятков лет, чтобы прочесть биографию каждой выдающейся личности за все эпохи. От одиночества меня спасали искусство, кино, литература и музыка, и Каю не удастся так быстро разрушить мой мир.

— Да ладно? — спросила я, скептически подняв бровь. Он идиот, если думает, что я куплюсь на эту чушь. Пусть и не все знают Айвазовского, но кто слышал о нём, в курсе, чем он знаменит.

— Глядя на его морские пейзажи, чувствуешь свободу, которой порой так сильно не хватает. — Кай говорит с таким серьёзным лицом, что я ему почти верю. Неожиданно он встаёт и подходит к самому большому проектору и что-то вводит на сенсорной панели. Звёзды быстро сменились другим пейзажем. Потолок и все полотна, кроме того, к которому я сижу лицом, погасли, и свет в комнате померк. Кай вернулся на своё место рядом со мной и улыбнулся, увидев, что я снова удивлена. — Эта картина называется «Облака над морем. Штиль». На первый взгляд она может показаться невзрачной. Только море, облака и несколько чаек над водой.

— Спасибо, я вижу, — не выдержала я.

Мне тоже нравится эта картина. Кай издевается надо мной? Никогда не думала, что меня так сильно будут раздражать общие интересы с человеком.

— Оттенки серого и жёлтого погружают меня в глубокое детство, — продолжает Кай, всматриваясь в картину. Его глаза потускнели вместе с комнатой. — Моя семья жила в приморском городке. Помню, как сидел на берегу с мамой и ждал, когда папа приплывёт обратно. Он любил далеко заплывать, а я постоянно боялся, что его съедят акулы, или у него сведёт ногу, и он не сможет вернуться. Папа пообещал мне, что будет плавать только в штиль, но я был мал и не понимал, что это не может спасти его, например, от судороги. Его обещание вселяло в меня уверенность, и я знал, что папа никогда не умрёт, вот только с мамы такую же клятву я не взял.

— Что с ней случилось? — спустя пару секунд нависшей тишины спросила я и положила веточку от груши на поднос. На другом краю лежит такая же, только от яблока Кая.

— Самолёт, в котором она летела к папе на съёмочную площадку, рухнул, — ответил он, не отрывая взгляда от моря на картине. Оно напоминает Каю годы, когда его семья была в сборе, когда семья Райтонов была счастлива. — Мне было одиннадцать, и я винил себя в её смерти. Если бы я решил отправиться с мамой, она бы не села в тот самолёт. Мы бы поехали на поезде, потому что она заботилась о моей безопасности, а я предпочёл остаться дома, чтобы не пропускать уроки в школе… Через пару лет мы с папой переехали в Мираж.