Наполеон, или Миф о «спасителе» - Жан Тюлар

В прославление была вовлечена и поэзия, от официальных пиитов до скромного ученика ремесленной школы:

Ты, кто не знал ни страхов, ни сомнений,Кого по жизни вел могучий гений,Едва на свет родившись, в тот же мигИ мужества, и зрелости достиг.

Или:

Он возвратит нам скороИ славу, и свободу —Надежда и опораФранцузского народа.

«Журналь де Пари» так представляет Бонапарта: «На редкость могучий организм Первого Консула позволяет ему работать по восемнадцать часов в сутки и на протяжении этих восемнадцати часов концентрировать свое внимание на одном деле или же равномерно распределять его на двадцать дел так, что сложность какого-либо из них или утомление от него не идут в ущерб другим».

Проникновенный рассказ о битве при Маренго — творение Жозефа, конного гренадера консульской гвардии.

Широкомасштабное промывание мозгов, начатое во время первой итальянской кампании, принесло плоды, обеспечив Бонапарту преданность нотаблей и простолюдинов.

Меняет формы поддержка, которую оказывают Бонапарту люди из его поделенного на кланы политического окружения: Фуше против Люсьена, Талейран и Редерер, тайный советник Бонапарта в начале Консульства, — против того же Фуше. Самые гибкие, убежденные в необходимости укрепления исполнительной власти брюмерианцы: Талейран, Камбасерес и Редерер сближаются с умеренными, бывшими фрюктидорианцами, сторонниками конституционной монархии — Барбе-Марбуа, Мюрером, Дюма, Порталисом. Симеон так определяет позицию этих потомков «монархистов 1789 года», пришедших на смену идеологам: «Народ, хозяин и распорядитель суверенитета, вправе сместить свое правительство. Восстановление свергнутой династии, низложенной не столько в результате трагического стечения обстоятельств, сколько в наказание за совершенные ею ошибки, неприемлемо для уважающей себя Нации. Неужели мы, уставшие от Революции, не найдем ничего другого, как вновь влезть в сброшенное двенадцать лет назад ярмо? Так не впадем же в заблуждение, расценивая как Революцию то, что в действительности является лишь ее порождением. Нам предстоит завершить ее».

Вот в каком направлении эволюционировало течение «неомонархизма», призывавшее к упрочению пожизненной власти Бонапарта.

Успехами Бонапарта мотивировалась инициатива выражения всенародной признательности, с которой Трибунат выступил 6 мая 1802 года. Однако сенат, обработанный главарем сторонников Республики Фуше, согласился лишь на досрочные перевыборы Бонапарта сроком на десять лет. В присущей ему манере, сочетавшей сноровку политика с лукавством юриста, Камбасерес посоветовал Первому Консулу согласиться с решением сената, «если таковой будет воля народа». На деле за этими словами скрывался призыв к очередному плебисциту. Вынесенная же на голосование формулировка до неузнаваемости изменила решение сената. Нацию спрашивали не о том, согласна ли она на досрочные перевыборы на десятилетний срок, а о том, как она относится к пожизненному продлению властных полномочий Бонапарта: «Будет ли Наполеон Бонапарт пожизненным консулом?» Вот как был поставлен вопрос.

Отметим мимоходом изменившуюся форму обращения. До сих пор его называли «гражданин Бонапарт» или «генерал Бонапарт». Впервые после Бриенна, где он подвергался саркастическим насмешкам, из небытия выступает его настоящее имя: Наполеон, нередко писавшееся как Наполеоне, и притом в официальных документах. От генерала Бонапарта перешли к Наполеону Бонапарту. Не за горами уже было то время, когда станут говорить Наполеон, предав Бонапарта забвению.

Референдум о пожизненном консульстве Наполеона Бонапарта проходил в условиях, сходных с теми, в которых народ выразил свое отношение к Конституции VIII года. Было собрано 3 миллиона 600 тысяч голосов «за» и 8 374 — «против». 2 августа 1802 года сенату волей-неволей пришлось провозгласить Наполеона Бонапарта Первым Пожизненным Консулом.

По сравнению с предыдущим референдумом количество утвердительных ответов выросло на 500 тысяч. Нормальный итог, даже если допустить, что имела место некоторая фальсификация. Он объективно отражал мнение общества. Амьенский мир, религиозное умиротворение, амнистия эмигрантам принесли Бонапарту голоса многих роялистов и некоторой части воздерживавшихся до сих пор умеренных. Зато его покинули республиканцы: в списках голосовавших не было уже многих бывших членов Конвента, оставшихся после Брюмера не у дел. Бойкотировали выборы и идеологи Института. Так оформлялся развод Бонапарта с прогрессивным крылом брюмерианцев. И это несмотря на заблаговременно принятые меры. Станислас де Жирарден вспоминает:

«Один из наших генералов выстроил вверенных его попечению солдат и объявил: "Товарищи, речь идет о назначении генерала Бонапарта пожизненным консулом. Волеизъявление свободно. Однако должен предупредить вас, что первый же, кто не проголосует за пожизненное консульство, будет расстрелян на глазах у всего полка"».

В ряду оппозиционеров отметим и такое авторитетное лицо, как Лафайет: «Я не стану голосовать за бессрочные полномочия этого должностного лица до тех пор, пока не будут обеспечены гарантии демократических свобод. Когда это случится, я отдам свой голос за Наполеона Бонапарта». В письме, адресованном Первому Консулу, он в пространной форме обосновывает свое решение: «Невозможно поверить, чтобы вы, генерал, первый среди людей, нуждающихся для определения своего места и значения в примерах из всемирной истории, допустили, чтобы эта революция, ее победы и кровь, страдания и геройство не имели бы для человечества и лично для вас иного результата, кроме торжества произвола».

В избирательном реестре департамента Сена сохранилась такая лаконичная запись, запечатленная менее прославленным пером некоего Дюшена: «Я говорю "нет", как и подобает другу свободы, поскольку такое увековечение власти в одних руках несовместимо с принципами разумного государственного устройства». Дюшен не был подвергнут репрессиям.

Сенатус-консульт, принятый 4 августа 1802 года по итогам плебисцита, внес изменения в систему государственного устройства, узаконенную Конституцией VIII года. Он существенно укрепил власть Первого Консула, получившего право представлять сенату своего преемника, что явилось важным шагом к восстановлению наследственного принципа. Первый Консул наделялся также правом заключать мирные и союзнические договоры, отменять смертные приговоры суда, назначать двух других консулов. Реформа облагодетельствовала и сенат. Взамен утраченной прерогативы назначать консулов он посредством сенатус-консульта (принимаемого двумя третями присутствующих) решал вопросы, «не оговоренные конституцией, однако важные для ее успешного функционирования», разъяснял «смысл допускающих разноречивое толкование статей» и, наконец, относительным большинством мог вотировать чрезвычайные меры: ограничивать индивидуальные свободы, приостанавливать деятельность суда присяжных, распускать Законодательный корпус и Трибунат. Однако большая власть даровалась сенату в обмен на послушание: хотя его состав по-прежнему формировался посредством кооптации, Первый Консул мог довести его численность до ста двадцати членов, назначая «в обход представлений избирательных коллегий департаментов граждан, отличившихся своими талантами и заслугами». Наряду с этим в распоряжении Первого Консула имелись возможности подкупа, полученные им не только в результате отмены положения о недопустимости совмещения должностей, которое во фримере VIII года отстранило сенаторов от всех других форм общественной деятельности, но и благодаря праву наделять сенаторов земельными угодьями, к которым прилагались комфортабельное жилье и доход от 20 до 25 тысяч франков. Таким образом, сенат становился первой властной структурой государства. Однако на деле «сенат, — как конфиденциально заметил Бонапарт своему брату Жозефу, — обрел свой вес в обмен на послушание правительству. Ему суждено было стать собранием пожилых изношенных людей, неспособных оказывать сопротивление энергичному консулу».